«Отрок» и угольщик, которому мы пока так и не дали имени, не заслужил, двинули в открытое море, шли они тёмными массами без ходовых огней, потеряться так было легко, а мы направились к порту. Как я и думал, в стороне замелькали китайские лодки – рыбаки вышли на ночной лов. Подойдя к одной из них и не договорившись, мы направились ко второй. Это была крохотная джонка тонн на восемьдесят с шестью китайцами-рыбаками. Вот с ними мы смогли договориться.

Старик с куцей бородкой, когда назвал цену за работу и получил её в английских фунтах – деньги из судовой кассы «Отрока», на моё сетование насчёт первой джонки затрясся всем телом, квохча от смеха. Китайский я знал очень плохо, хотя разобрать, о чём говорят, мог, но хозяин лодки владел корейским, как родным, так что проблем с пониманием не было.

– Так то контрабандисты, ждут второе судно, а тут вы. Неудивительно, что они вас послали далеко и надолго. Странно, что не обстреляли, видимо, что-то важное ждут, раз боятся шуметь.

– Теперь понятно, – кивнул я. – Ладно, можем двигаться? Всё делаем, как условились.

Договориться с китайцами было действительно не сложно. За деньги те были готовы на всё. Я говорю за всю социальную сферу Китая. Даже дворяне могут за деньги сделать многое, тут всё от суммы зависит. Тем же рыбакам я заплатил на удивление мало, цена за три их улова примерно, но они и этому были рады.

– Всё сделаем, – согласился старик и стал отдавать приказы своим родственникам, составлявшим команду.

Моя боевая группа из моряков и казаков уже перебралась на джонку. Нашу шлюпку привезли к корме и забросали её старыми сетями, чтобы часть свешивалась за борт. Маскировка туфтовая, но хоть так. Жаль, что в устье мы войдём при свете солнца, горизонт уже посветлел, и вот-вот появится светило. Однако ничего, прорвёмся. «Отрок» и угольщик уже ушли за горизонт, мы их не видели, так что пока о нашем появлении в Шанхае никто не знал. Надеюсь, до отбытия всё так и будет.

Я устроился на носу джонки, один из китайцев по приказу старика бросил там свёрнутый кусок брезента, так что полулежал я вполне с удобствами. Пара казаков наблюдали за хозяевами лодки, остальные отдыхали, крепко сжимая японские винтовки. Вот так и плыли в порт.

Я поглядывал по сторонам. Охраны на входе не было. «Маньчжур» до интернирования охранял старый японский крейсер «Мацусима». Сейчас его конечно же здесь не было, он действовал в составе японского флота. Пока он мне на пути не попадался, хотя с этим типом судна встречаться уже приходилось. В бухте Сасебо однотипный «Ицукусима» не был нами торпедирован, но, как я потом узнал, один из случайных снарядов с горевших складов с боеприпасами попал ему в полубак, нанёс серьёзные повреждения и вызвал пожары. Сейчас этот крейсер стоял на ремонте. Хотя уже достаточно много времени прошло, могут уже вернуть в строй. Японские ремонтники на удивление быстро работали.

Нас не досматривали, просто некому было, и мы направились в порт. Шли достаточно далеко от нашей интернированной канлодки, казаки и те из моряков, что не спали, вытянув шею, старались рассмотреть стоявший на якоре боевой корабль, который, к сожалению, был исключён из этой войны, но ничего не поделаешь. А так, глядишь, и нам он пригодится. Насколько я знал, на борту оставалось около сотни моряков и с пяток офицеров.

Пока мы неторопливо входили в порт, рассвело, и нижний край солнца оторвался от горизонта, поднимаясь выше. Китайцы были с уловом, и их уже ждали на пирсе, чтобы купить свежую рыбу, но мы сперва свернули к стоянке джонок. Там рыбаки отцепили лодку вместе с нами и тогда пошли к пирсу. Со стороны внимания мы не привлекли. Винтовки и подсумки спрятали под старыми сетями, которые нам отдал старик, вернее, я их у него купил. Как за новые заплатил, но торговаться не хотелось. Дальше, подходя к разным судам, я узнавал, какая из джонок продаётся. На нас смотрели без особого любопытства, тем более по приказу моряки и солдаты скинули верхнюю одежду и фуражки, оставшись в нательных рубахах, так что нашу национальную принадлежность распознать китайцы с ходу не могли, а общался я вообще на корейском. И достаточно быстро удалось выяснить, какие суда выставлены на продажу.

После недолгого осмотра, а я уже специалистом стал за эти месяцы, выбрал небольшую джонку тонн на сто пятьдесят и уплатил за неё хозяину. По моим прикидкам, если повезёт, то добудем около пятидесяти так нужных нам моряков, и джонка спокойно переправит их на крейсер. Я нанял бывшего владельца судна на пополнение припасов, и в её трюм было спущено три десятка мешков с рисом и несколько бочонков с солониной. Потом я на шлюпке с двумя казаками направился к «Маньчжуру». На дне было две корзины со свежей рыбой, для маскировки – мы, мол, рыбаки. Тем более через бывшего хозяина лодки нам удалось приобрести китайскую одежду. Я в курсе, что разнотипных шпионов здесь хватает, и информация тоже стоит, скорее всего, о нас быстро узнают, но я особо об этом не переживал. Везде я доплачивал за молчание, тут отдельный тариф, так что надеялся, что до вечера сведения будут попридержаны, а дальше уже не важно.

– Эй, на лодке! – окликнули нас с борта канлодки, на английском, в Шанхае это был международный язык. Да и вряд ли кто из команды знал китайский.

– Свежая лыба, сэл, свежая лыба! – как картавят обычно китайцы, крикнул я в ответ, кутаясь в накидку. – Ещё лис.

Уверен, за канлодкой со стороны наблюдают, и любая лодка привлечёт внимание, поэтому и такие напряги с маскировкой.

– Рыба с рисом? – задумчиво пробормотали с канлодки на русском, явно пробуя эти слова на вкус, после чего ответили на английском: – Ладно, подходи к правому борту, спустим забортный трап.

– Гребите к правому борту, – тихо велел я двум казакам, сидевшим на вёслах.

Моряки с «Отрока» остались на джонке, готовя её к выходу. На ней требовалось провести некоторые процедуры, так как уже больше года она провела на якорной стоянке.

Как только шлюпка подошла к правому борту канлодки, я бросил наверх верёвку, чтобы вахтенный закрепил конец, а сам руками о забортный трап погасил скорость и вторым концом привязал к нему лодку. К нам уже спускались два моряка, сверху поглядывал офицер в звании мичмана, поэтому, часто кланяясь русским морякам, я тихо сказал ближайшему на русском языке:

– Я Максим Ларин. Отведи меня к командиру «Маньчжура».

Тот несколько удивлённо покосился на меня, рассматривая лицо, потом на казаков, убеждаясь, что мы славяне. Один из казаков, Рустем Закиров, из казанских татар, улыбнулся белозубой улыбкой и негромко спросил:

– Что, не веришь? Из Японии мы. Из плена бежали. Его благородие выручил, освободил.

– Делайте вид, что всё идёт как и прежде, мы китайские рыбаки, привезли вам рыбу и рис, а ты проводи меня к капитану корабля, – быстро велел я.

– А шлюпка-то корабельная… Прошу за мной, – пригласил моряк, и, пока второй осматривал корзины и два мешка с рисом на дне лодки, мы поднялись на палубу «Маньчжура».

Матрос первым с немалой сноровкой взлетел наверх и что-то шепнул на ухо встревожившемуся офицеру, который сверху не мог не заметить наше общение. Судя по округлившимся глазам мичмана, матрос с ходу выдал, кто мы. В принципе правильно сделал. Передав меня с рук на руки своему вахтенному офицеру, быстро вникшему в суть дела, он поспешил дальше изображать обычную суету при покупке продовольствия. То есть спустился обратно в нашу шлюпку помогать напарнику.

Пока мы шли к каюте старпома, которую занимал исполняющий обязанности капитана канлодки – капитан Краун до сих пор числился её реальным командиром, – я продолжал изображать китайца, то есть кланялся всем подряд, офицерам – глубоко, унтерам чуть меньше. Мичман всё же не удержался и, когда не было свидетелей, быстро спросил:

– Скажите, вы действительно тот самый Максим Ларин?

– Что значит тот самый? – заинтересовался я, разгибаясь уже у двери в каюту. Мы как раз спустились, так что надобность в маскировке отпала.