– А кто даст гарантию, что во время этой посадки вы не устроите засаду?
– Гарантией, что во время этой посадки вы можете не опасаться засады, будет то, что я сойду один, оставив вам генерала Исидо. Думаю, шеф японской агентуры в Азии – достаточно серьезная компенсация за мое спасение.
Гарамов некоторое время цеплялся к деталям, пытаясь понять, где может быть подвох. План, который ему предлагает этот японец, действительно продуман. Если подвох, то что они могут сделать? Захватить самолет? Нет, он им этого не даст, хотя отлично понимает, что за «обслуживающий персонал» сядет в самолет. Допустим, они посадят в самолет не генерала Исидо, а его двойника. Но это уже детали. В целом то, что предлагает японец, пока устраивает Гарамова. Ведь сейчас, в этой ситуации, им надо только одно – взлететь. А дальше уже будет легче. Если они получат горючее и починят приборы, то все остальное решится по ходу дела. Захватить же самолет он им не даст.
– Что скажете, господин Гарамов? Вы принимаете мои условия?
Японец приблизился к нему вплотную, и Гарамов увидел жесткие, спокойные глаза. Конечно, он принимает его условия. Потому что этот японец явно переоценивает свои силы.
– Принимаю.
– Тогда мы должны спешить.
– Что нужно делать?
– Прежде всего, чтобы вы могли свободно передвигаться, пока я буду доставать бензин и снаряжать самолет. Вам необходимо переодеться: фрак, крахмальную манишку, галстук, лаковые туфли. Так одеты все мои сотрудники, работающие здесь официантами. Если явится контрразведка, я скажу ей, что «Дуглас» вызван по распоряжению генерала Исидо, а вы – мой новый сотрудник.
Гарамов прикинул про себя все, что услышал. Кажется, японец говорит дело. И все-таки он еще раз проиграл – нет ли в этом предложении переодеться ловушки.
– Какой размер обуви вы носите? – спросил японец.
– Сорок второй.
Японец снял трубку. Сказал что-то по-японски. Вслушиваясь, Гарамов попытался разобрать, что он говорит, но из долгого разговора понял только одно: японец просил что-то принести. Заметив, что Гарамов прислушивается, японец положил трубку и улыбнулся:
– Как я понимаю, вы не очень хорошо говорите по-японски?
– Совсем немного.
Японец покачал головой:
– Среди моих официантов есть два семеновских офицера. Они хорошо знают китайский и в случае чего помогут. Вы помните, как меня зовут?
– Исидзима Кэндзи.
– Совершенно верно, но для вас я Исидзима-сан, и не иначе. В присутствии других вы должны обращаться ко мне с почтением: прижав ладони к бедрам, опустив глаза и кланяясь. Вот так. – Японец поклонился.
– Я примерно представляю, – сказал Гарамов.
– Отлично. А теперь снимите свою одежду.
Гарамов посмотрел на японца. Тот улыбнулся:
– Никто не должен видеть, что вы советский офицер. Извините, господин Гарамов, но это необходимо.
Гарамов, не сводя глаз с японца, сел. Стянул сапоги, снял китель, брюки. В дверь постучали. Исидзима подошел к двери, спросил тихо:
– Кто там?
Услышав ответ, показал Гарамову: спрячьтесь за дверь. Потом повернул ключ. В щель было видно: вошел невысокий блондин во фраке. В одной руке он держал стопку одежды, в другой – пару лакированных туфель. Исидзима взял у него все и, коротко кивнув, сказал:
– Подождите в коридоре, господин Корнев.
Блондин молча поклонился и вышел. Исидзима протянул Гарамову одежду. Стал наблюдать, как Гарамов одевается.
– Галстук повяжу я, – предупредил он, когда Гарамов стал оглядывать себя в зеркале.
Подождав, пока Гарамов наденет фрак и завяжет шнурки на туфлях, Исидзима чуть отступил. Поморщился:
– Выбриты вы плохо. – Он некоторое время стоял, раздумывая. – Ладно, сойдет. Свой парабеллум можете спрятать за пояс.
Пока Гарамов прятал документы и оружие, Исидзима повязывал ему галстук. Осмотрев работу, подошел к двери, открыл ее, сказал по-русски:
– Господин Корнев!
Блондин, войдя, поклонился.
– Познакомьтесь: господин Корнев – господин Гарамов.
Все это Исидзима сказал совсем другим тоном: брезгливо, жестко и отрывисто.
– Господин Корнев, этот человек прибыл со специальным самолетом, который стоит сейчас у отеля. Прошу во всем помогать ему. Вы поняли?
Корнев поклонился, косясь на Гарамова.
– Прежде всего отведите его в комнату обслуживающего персонала. Накормите, если он этого захочет. Ночной завтрак готов?
– Так точно, Исидзима-сан.
– Хорошо.
Корнев вышел. Исидзима сказал тихо:
– Сейчас я пойду к генералу Исидо. У нас должен состояться важный разговор. Ему я скажу, что достал специальный самолет, чтобы вылететь отсюда. Что вам нужно для того, чтобы взлететь? Говорите коротко. Горючее – сколько? На полную заправку?
– Да.
– Что еще?
– Исправить рацию и навигационные приборы.
– Достаточно ли будет для этого одних материалов или надо вызвать специалистов с аэродрома?
– Думаю, экипаж исправит сам.
– Хорошо. Но для верности я попробую достать рацию и необходимые приборы. Пока Исидо еще обладает властью и может приказать, чтобы сюда доставили все, что надо.
– Хорошо. На борту нашего самолета находятся врач и медсестра. Кому-то из них также потребуется посетить отель.
– Ваша медсестра молодая? Хорошенькая?
– Какое это имеет значение?
Гарамов удивленно посмотрел на Исидзиму. Нет, японец как будто говорит совершенно серьезно. Но ведь этот вопрос – хорошенькая ли медсестра – явно не к месту. И когда Исидзима приложил руку к груди, Сергей спросил:
– Повторяю, господин Исидзима, какое это имеет значение?
– Большое. В нашем отеле есть штатные девушки – японки, китаянки, русские. Если ваша девушка более-менее прилично выглядит, я передам ей с вами на борт платье, которое обычно в нашем отеле носят русские девушки. Вы понимаете?
– Нет.
– Ваша медсестра, если потребуется, сможет выходить из самолета под видом моих девушек.
– Но при чем тут «молодая, красивая»?
Исидзима криво улыбнулся:
– Армейский вопрос, дорогой господин Гарамов, вы уж простите. Японская контрразведка, как вы выражаетесь, не лыком шита. Всему Ляодуну известно, что у меня здесь, в «Хокуман-отеле», собраны лучшие красавицы Маньчжоу-Го. Если, еще раз меня извините, ваша девушка будет некрасива – у контрразведки найдутся серьезные поводы для размышлений. Так она красива?
Гарамов пожал плечами:
– Да.
– Очень хорошо. Сейчас Корнев проводит вас в комнату официантов, и ждите меня там, а я иду к генералу Исидо.
Гарамов посмотрел на часы: с момента его выхода из самолета прошло двадцать семь минут.
– Не получится, господин Исидзима. Оставив самолет, я назначил контрольный срок. Он истекает через три минуты.
Исидзима внимательно посмотрел на него.
– Ну что ж, идите с Корневым, он даст вам платье для девушки – и можете пройти на самолет. Заодно сообщите вашим людям о нашем разговоре. Но чем скорее вы выйдете оттуда и вернетесь в комнату официантов, тем лучше.
Сразу же, как Гарамов оставил «Дуглас», штурман распределил всех, кроме Арутюнова и Вики, по постам. Сам он занял точку в средней части самолета. Радист и бортмеханик прошли в хвост и сели у иллюминаторов, второй пилот по собственному желанию остался в кабине. Этот пост каждый оценил про себя как самый трудный.
И наступил час ожидания и неопределенности, которые изматывают людей, изучивших войну. Они не любят тишины. Как ни храбрись, сколько шуток ни отпускай – все они по горькому опыту знают, что за этим обычно следуют бьющие в упор пулеметные очереди или рвущие людей в клочки разрывы снарядов. И сейчас, хотя снаружи все казалось мирным, тишина и уход Гарамова были тягостными. Но все терпели, только изредка кто-то из раненых просил пить или поворачивался. В таких случаях Вика склонялась над носилками, давала кружку с водой, поправляла повязку и шептала:
– Потерпи. Потерпи, милый. Сейчас перевязку будем делать.
Постепенно всем в самолете стало казаться, что главное – это и есть перевязка, которую обещала раненым Вика. Последним, кто видел, как Гарамов вошел в заросли, был радист, наблюдавший из хвостовой части за рощей. И теперь каждый раз, когда кто-то спрашивал его: «Ну как там, не видно капитана?» – радист отвечал разочарованным мычанием, которое звучало примерно так: «Ээ-а».