Марьян испуганно ойкнул, видимо посмотрев на часы, пробормотал слова признательности и выскочил из кабинета. Я осталась наедине с Дольшером.
Оборачиваться к нему совершенно не хотелось. Я чувствовала себя так, будто меня только что прилюдно вываляли в грязи. Зачем, ну зачем он начал выспрашивать у Марьяна про нашу совместную жизнь? Если ему так интересно – спросил бы наедине. Но не в моем же присутствии!
Панорама ночного города расплывалась в глазах от непрошеных слез. Я несколько раз моргнула и глубоко вздохнула, успокаиваясь. Все в порядке, Киота, все хорошо. Плевать на Марьяна и плевать на Дольшера! Что с этих напыщенных индюков взять?
– Прости.
Слово прозвучало так тихо, что сперва я подумала, будто ослышалась. Раздраженно передернула плечами, не желая верить своим ушам.
– Прости, – повторил уже громче Дольшер.
В отражении стекла я видела, как он подошел ко мне. Остановился совсем близко, так, что затылком я ощутила его дыхание. Потянулся было положить руки мне на плечи, но одумался и бессильно уронил их.
– Простить за что? – спросила я, не рискуя пока обернуться к нему. От непозволительной близости горячие мурашки пробежали по коже вдоль позвоночника: сначала в одну сторону, а потом и в другую.
– Я не должен был начинать этот разговор с Марьяном. – Дольшер все же поднял одну руку и провел ею по моей шее, убирая растрепавшиеся рыжие волосы. От его легкого прикосновения я вздрогнула, будто от удара, но он предпочел сделать вид, будто не заметил этого. – Прости, Киота. – Дольшер зарылся носом в мои волосы. – Прости. Я дурак, что заставил тебя пережить это. Просто… просто я хотел, чтобы ты услышала, как Марьян относится к тебе на самом деле.
– Зачем тебе это? – Голос задрожал и едва не сорвался. Дольшер чуть крепче сжал мои плечи, будто пытаясь успокоить, но я почти без заминки продолжила уже тверже: – Извини, но я не понимаю. К чему тебе было затевать весь этот спектакль? Чтобы я возненавидела Марьяна? Я и так после расставания не испытываю к нему теплых чувств. Было – и прошло. Для чего ворошить пепел прошлого?
– Ты не общалась с ним очень давно, – чуть слышно начал Дольшер. – Я думал… Я боялся, что после встречи былая любовь, страсть или привязанность вспыхнут вновь. Я хотел, чтобы эта страница действительно оказалась раз и навсегда закрытой для тебя.
– Тебе не все ли равно? – несколько грубо оборвала его я. – Какое тебе дело до моих отношений с Марьяном?
– Огромное.
Дольшер развернул меня к себе. Теперь я стояла, почти упершись ему носом в грудь. От свежего аромата его одеколона неожиданно закружилась голова.
– Киота… – Дольшер ласково провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Затем крепко взял меня за подбородок, не позволяя отстраниться или отвести взгляд.
Я была вынуждена смотреть прямо в его желтые глаза, в которых теплилось какое-то странное чувство. Жалость? Страх? Или нежность? Не разобрать. Слишком мало у меня опыта в подобных вопросах.
– Мне невыносимо думать, что ты спала с ним, – прошептал Дольшер, почти касаясь своими губами моих. – Невыносимо представлять, как он ласкал твое тело, целовал и обнимал тебя. Я не знаю, почему так происходит. Это со мной впервые. Но мне больно – слышишь, Киота? – больно даже на миг представить, что ты можешь к нему вернуться. Глупо, правда?
– Наверное, – согласилась я. Немного помолчала, собираясь с духом, затем выпалила: – Дольшер… И я и ты понимаем, что между нами ничего не может…
Он не дал мне договорить. Наклонился и поцеловал меня прежде, чем последнее слово упало между нами. От его теплых и мягких губ почему-то закружилась голова. Перехватило дыхание, будто я вновь сидела в самодвижущейся повозке и мчалась вперед с небывалой скоростью.
– Киота…
Кожу жгло от его уверенных и в то же время осторожных прикосновений. Вот его пальцы пробежались по ключицам, поднялись к шее и скользнули к вырезу кожаной безрукавки. Я тихонько застонала от нетерпения, когда Дольшер расстегнул сначала одну пуговицу на ней, затем другую. Зарылась пальцами в его темных волосах, отвечая на поцелуй со всей страстью.
– Идиот твой Марьян, – на миг оторвавшись от моих губ, прошептал Дольшер. – Не ты бревно, а он дятел.
Меньше всего на свете мне хотелось сейчас вспоминать о бывшем любовнике. Внутри все тонко дрожало от возбуждения. Наверное, впервые я чувствовала такое. В голове не осталось ни одной мысли – лишь бы этот момент никогда не заканчивался.
Дольшер скользнул губами вниз, провел языком по шее, и я выгнулась в его руках. Наверняка он видел сейчас через иллюзию, поскольку создал ее. Поэтому в его глазах я была не парнем с Хекса, а прежней Киотой. И кто знает, к чему бы мы могли прийти в итоге, но тут случилось непредвиденное.
– Извините, что без стука. – Дверь в кабинет без предупреждения распахнулась, и на пороге возникла высокая пожилая женщина с сединой в темных, аккуратно причесанных волосах.
Дольшер отпрянул от меня со всей поспешностью, однако было уже поздно. Женщина закашлялась от увиденной картины, побагровела, как переспелый помидор, и выскочила обратно в коридор, не сказав больше ни слова.
Я перевела недоуменный взгляд на Дольшера. Интересно, с чего вдруг его секретарша так отреагировала? Неужели ни разу не видела своего начальника в обнимку с кем-нибудь? Сомневаюсь, учитывая темперамент Дольшера. И вдруг до меня дошел весь трагизм ситуации: ведь я сейчас была под действием маскирующего заклинания! А значит, женщина имела сомнительное удовольствие лицезреть, как ее начальник в кабинете целовался с молодым парнем. Н-да, так и рождаются самые грязные сплетни и слухи.
– Демоны! – выдохнул Дольшер. С настоящим ужасом посмотрел на меня. – Ты хоть представляешь, что она подумала? Уже максимум через час весь департамент будет судачить, что я резко сменил ориентацию!
Признаюсь честно, момент был неподходящий, но я рассмеялась. Расхохоталась во все горло. Видимо, сказалось нервное напряжение последних дней. Но уж очень забавно выглядел сейчас Дольшер: потерянный и очень испуганный.
Тот насупился, явно не оценив комизма сцены. Проворчал что-то неразборчивое и потянулся было вновь ко мне, решив, видимо, что больше терять нечего и надо воспользоваться удобной ситуацией, чтобы довести начатое до логического окончания. Но я уже взяла себя в руки. Мягко отстранилась, показывая, что момент слабости миновал. Сразу же вспомнилось заключенное с Марьяном пари. Пожалуй, выиграть его будет действительно сложно. Прошел всего день, а я едва не пала под напором и страстью Дольшера. Впредь надо быть куда осторожнее и рассудительнее. Но больше я не позволю повторения подобной ситуации. Шестьсот хардиев на двоих – вполне достойная цена за отказ от секундного наслаждения.
– Прости, Дольшер, – проговорила я, глядя на него с сочувствием. – Не стоит. Сейчас не время и не место.
– Раньше надо было меня останавливать, – обиженно произнес Дольшер, настойчиво пытаясь привлечь меня обратно в свои объятия. Патетично вздохнул. – Теперь уже поздно. Моя репутация безвозвратно погублена! Неужели я не могу получить маленькую компенсацию за это?
– Вряд ли, – сказала я, храня в уголках губ озорную усмешку. – Дольшер, право слово, не стоит. Вдруг сюда ворвется еще кто-нибудь? И что он увидит?
– Мы закроемся, – продолжал настаивать Дольшер. – Ну, Киота! Не будь такой жестокой! Тебе же нравилось, я видел, чувствовал твое желание. Дай мне всего полчаса – и я докажу тебе, что твой Марьян ничего не понимает в женщинах.
– Я уже поняла это. – Я приподнялась на цыпочки и ласково поцеловала Дольшера в нахмуренный лоб. – Не злись. У нас есть куда более важные и срочные дела.
Тот, вспомнив про похищенную сестру и поставленный ультиматум, моментально помрачнел. Потеряв всяческий запал, отошел к столу, заваленному бумагами.
– Ты что-то нашла? – проговорил он, кивнув на кипу книг.
– Пока трудно судить, – уклончиво ответила я. Взяла свой блокнот, в который делала выписки. – Вот смотри. В местных газетах нет никаких новостей о военных операциях или столкновениях с аборигенами, однако последние страницы пестрят некрологами. За неделю не менее трех сотен погибших. Причем не мирного населения, но обученных и тренированных воинов. Плюс увеличение призывного возраста, зашкаливающая реклама о преимуществах контрактной службы, выросшие за последний год в два-три раза налоги. Куда идут все эти деньги?