Преисполненные исторического оптимизма сочинители “Федералиста” были убеждены – время на стороне их идей, ибо конституционный конвент (где собрались “полубоги”, по мнению Джефферсона) предложил американскому народу наисовершенное государственное устройство. Растолковав наследие древних и значение собственности для стабильности общества, Публий очень подробно, говоря современным языком, рекламировал достоинства принципа разделения властей, сложной системы сдержек и противовесов. Пожалуй, большая часть статей “Федералиста” в той или иной мере касается этой тематики. Зачем столько хлопот? Наверное, с разумной степенью точности указал на причины этого тот, кто, хотя и творил совсем недавно, в середине XX века уже вошел в число классиков американской политологии, – Ричард Хофштадтер. Его книга “Американская политическая традиция и люди, создавшие ее” увидела свет в 1948 году. [c.22]
Как и Ч. Бирд, он работал на крутом повороте мировой истории, книгу написал в 1943–1947 годах совсем молодым человеком, и ему, наверное, уже по этой причине импонировали изумительные эссе молодых авторов “Федералиста”. С азартом молодости он попытался при анализе идей отцов-основателей “отразить социальную критику тридцатых”, при которой “американская политическая традиция рассматривается с достаточно левой точки зрения”. Идейное наследие отцов-основателей, отраженное и в “Федералисте”, он оценивал с большой долей реализма:
“Правительство, думали отцы-основатели, основывается на собственности. Люди, не имеющие собственности, не обладают необходимым положением в упорядоченном обществе, чтобы быть стабильными или надежными гражданами. Страх перед неимущими городскими массами был почти всеобщим. Джордж Вашингтон, Гувернер Моррис, Джон Дикинсон и Джеймс Мэдисон – все они говорили о своих тревогах по поводу городского рабочего класса, который когда-нибудь в будущем может подняться, – “люди без собственности и принципов”, как именовал их Дикинсон, и даже демократ Джефферсон разделял эти предрассудки. Мэдисон, исследуя проблему, вплотную подошел к тому, чтобы предвосхитить угрозу консервативному республиканизму со стороны как коммунизма, так и фашизма:
"В будущем громадное большинство людей не будет иметь не только земельной, но и собственности вообще. Общее положение либо объединит их – в результате права собственности и свобода общества не будут в безопасности в их руках, – либо, что более вероятно, они превратятся в орудие богатства и честолюбия, что создаст равную опасность с другой стороны"”16.
В многоводном потоке американской историографии книга Р. Хофштадтера, пожалуй мало уступающая по значимости труду Ч. Бирда, останется в обозримом будущем надежной лоцией, позволит избежать гибельных идейных водоворотов, в которых утрачивается здравый смысл и рассудок подменяется страстями. Против чего [c.23] подчеркнуто и многократно предостерегал комментатор трудов отцов-основателей Публий.
В восьмидесятые годы в рамках программы “Декада изучения конституции” Американского института предпринимательства избранные ученые США обратились к узловым проблемам, поднятым в “Федералисте”, и их значению для сегодняшнего дня. Феномен совсем не новый, диалог прошлого и настоящего под пером историка имеет перманентный характер, в сущности, это его профессиональный долг. Одновременно отсекается то, что почитается цеховым большинством излишним. Заключая второй том упомянутых исследований института под многозначительным названием “Насколько отвечает капитализму конституция?”, его сотрудник С. Миллер, недавний филолог, пробуя силы как историк, обратился к недавним трудам Л. Гудвина, большого знатока американского популизма. “Гудвин, – нашел Миллер, – сравнивает планы отцов-основателей с планами Ленина в 1917 году. Как большевики опрокинули демократический режим Керенского, точно так и отцы-основатели низвергли демократический режим конфедерации. Гудвин заявляет: “Предвосхитив Ленина на сто двадцать лет, они во имя своего понимания политических ценностей решили, что демократической политике веры нет”. Гудвин доказывает, что консервативное “правление более или менее просвещенной элитой торговцев так же недемократично в своей основе, как создание Лениным идеологической элиты”.
Понимание Гудвином намерений отцов-основателей очень напоминает сказанное Чарлзом Бирдом семьдесят лет тому назад в книге “Экономическая интерпретация конституции” – отцы-основатели создали конституцию для защиты своих экономических интересов. Почти все американские историки отвергли анализ Бирда, сочтя его грубым и односторонним. Но Гудвин превзошел Бирда, который не доходил до сравнения отцов-основателей с Лениным. Но даже если отбросить гудвиновский анализ намерений отцов-основателей, в одном отношении Гудвин прав. Отцы-основатели не были сторонниками чистой или прямой демократии. Они стояли за представительное правительство, при котором “трезвый и здравый ум всего общества” должен “всегда возобладать”, но “народ как единое сообщество” [c.24] “полностью” отстраняется от “любого участия” в правлении17.
Гамильтон и Мэдисон утверждали это в совместно написанной статье 63 “Федералиста”. В отстранении народа от непосредственного участия в правлении, как видно из текста статьи, они усматривали величайшее преимущество сколачиваемой американской системы. Иными словами – не допустить митинговой стихии, несовместимой с упорядоченным правлением. Это укладывалось в XVIII веке в аксиому Дж. Джея – “люди, владеющие страной, и должны править в ней”18.
* * *
Конечно, в этом виде конституция не могла остаться без изменений. Уже 15 декабря 1791 года вступили в силу первые десять поправок к ней – так называемый Билль о правах, гарантирующий права человека для граждан Соединенных Штатов. К нашему времени за двести с небольшим лет число поправок возросло до двадцати семи. Только и всего!
Но основные принципы, сформулированные отцами-основателями и объясненные Публием в “Федералисте”, остаются незыблемыми. Значение статей непреходяще. По существу, официальное их издание – “Насколько отвечает капитализму конституция?” – открывается словами: “Нет более авторитетного источника, чем “федералист”, для любого стремящегося понять политическую и экономическую мысль создателей конституции”. А завершается бесспорными сентенциями: “Не будем склоняться перед алтарями экономической свободы или экономического равенства, а поразмышляем над тонкой политической экономией авторов “федералиста”. Мэдисон, Гамильтон и Джей, несомненно, не были социалистами, но не были они и капиталистами. Они были людьми, надеявшимися на то, что их политическая экономия скорее сделает американцев благонравными, воздержанными и умеренными и это увеличит вероятность выживания новой американской [c.25] республики”19. Читатель без труда решит, в какой мере эти надежды в современной официальной интерпретации оправдались.
Что до американской политологии, то снова и снова в современных трудах подчеркивается из ряда вон выходящее значение сказанного в “Федералисте” для политической стабильности Соединенных Штатов. Как и прежде, объект самого пристального анализа – статья 51. Именно в ней Мэдисон впечатляюще объяснил принцип разделения властей как, помимо прочего, гарантию защиты меньшинства, прежде всего имущего, против “тирании большинства”. Хотя американские социологи не упускают сказать, что система сдержек и противовесов, разработанная в эпоху аграрного общества XVIII века, иной раз приводит к “энтропии Мэдисона” – необходимость сохранения равновесия до крайности затрудняет ведение государственных дел в нынешнем сложном индустриальном и технологическом обществе, – система более чем за двести лет своего существования так и не дала серьезного сбоя. Даже когда, по мнению американских знатоков вопроса, складывается ситуация, именуемая ими “уловкой 22” – тупик при решении данного вопроса из-за равновесия взаимоисключающих интересов.
