К тексту

Федералист № 83

Александр Гамильтон

Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –

М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 535–550.

Мая 28, 1788 г.

Возражение против плана конвента, наиболее распространенное в нашем штате и, вероятно, в ряде других, касается того, что нет конституционного положения о суде присяжных по гражданским делам. Хитрая форма, в которой обычно выдвигается это возражение, постоянно упоминалась и разоблачалась, но продолжает использоваться во всех беседах и писаниях противников плана. Само молчание конституции по поводу гражданских дел изображается как уничтожение суда присяжных. Заявления, которым оно дало повод, хитроумно рассчитаны на то, чтобы распространить извращенное представление, будто мнимое полное и всеобщее уничтожение распространяется не только на все категории гражданских дел, но и на уголовные дела. Доказывать последнее – столь же праздное и бесполезное занятие, как попытка привести серьезное доказательство существования материи или доказывать любую из тех теорем, которые убеждают своей логикой, когда она изложена доступным языком.

Что касается гражданских дел, то были пущены в ход тонкости, почти не заслуживающие опровержения, чтобы создать впечатление, будто непредусмотренное полностью уничтожается. Любой думающий человек немедленно усмотрит громадное различие между умолчанием и уничтожением. Но поскольку изобретатели этого ложного положения попытались поддерживать некоторыми юридическими принципами свое толкование, при этом извратив их истинное значение, небесполезно исследовать их позицию.

Принципы, на которые они опираются, такого характера: “выяснение частностей означает исключение общего” или “выражение одного исключает другое”. Отсюда, заявляют они, поскольку конституция ввела суд присяжных по уголовным делам и умалчивает в отношении гражданских, это умолчание означает [c.535] подразумеваемое запрещение суда присяжных в последнем случае.

Правила юридического толкования являются правилами здравого смысла, используемые судами, применяющими законы. Истинной проверкой справедливого применения этих толкований является, следовательно, их соответствие источнику, откуда они исходят. Если дело обстоит так, тогда я спрошу, согласуется ли с благоразумием или здравым смыслом мнение о том, что положение, обязывающее законодательную власть передавать процессы по уголовным делам на суд присяжных, тем самым лишает ее права уполномочивать или разрешать такой суд в других случаях? Разве естественно предположение, что указание делать одно запрещает другое, на что было раньше полномочие и что не противоречит указанию делать? Если такое предположение неестественно и неблагоразумно, глупо утверждать, что воспрещение суда присяжных в определенных случаях является воспрещением его в других.

Право устраивать суды является правом предписывать способ судопроизводства, и, следовательно, если в конституции ничего не сказано о суде присяжных, законодательная власть вольна либо ввести этот институт, либо не касаться его. Свобода действия в отношении уголовных дел ограничивается ясным воспрещением суда присяжных во всех таких делах, но в отношении гражданских дел, конечно, сохранена полная свобода, ибо конституция полностью умалчивает об этом. Конкретизация обязанности разбирать все уголовные дела установленным порядком еще исключает обязанность или необходимость прибегать к тому же порядку по гражданским делам, однако не уменьшит права законодательной власти использовать этот же порядок, если сочтет уместным. Заявление о том, что национальная законодательная власть не будет вполне свободна передавать все гражданские дела федеральной подсудности на суд присяжных, не имеет решительно никаких разумных оснований.

Из этих соображений следует вывод, что суд присяжных по гражданским делам не будет уничтожен и что использование названных принципов противоречит благоразумию и здравому смыслу и поэтому [c.536] недопустимо. Если бы даже эти принципы имели точное юридическое значение, соответствующее идеям тех, кто употребляет их в нынешних обстоятельствах, что, разумеется, не так, то они все равно были бы неприменимы к конституции правительства. В этом отношении естественный и очевидный смысл его постановлений, независимо от любых юридических правил, является подлинным критерием его устройства.

Итак, выяснив, что опорные принципы никак не подходят для использования таким образом, попытаемся выяснить их должное употребление и истинное значение. Лучше всего пояснить это на примерах. В плане конвента объявляется, что прерогативы конгресса, или, другими словами, национальной законодательной власти, распространяются на некоторые перечисленные случаи. Это уточнение частностей, очевидно, исключает все претензии на общие законодательные прерогативы, ибо дарование особых полномочий не только абсурдно, но и бесполезно при предоставлении общих прерогатив.

Аналогичным образом в компетенцию федеральных судов, объявленную конституцией, входят особо оговоренные дела. Указание на них определяет точные границы, за которые федеральные суды не могут распространять свою юрисдикцию, ибо подпадающее под их подсудность перечислено и эта спецификация была бы излишней, если бы не исключала любые претензии на более обширные прерогативы.

Этих примеров, быть может, достаточно для разъяснения упоминавшихся принципов и указания способов их использования. Но чтобы не возникли неправильные представления об этом предмете, я добавлю еще один случай, демонстрирующий, как должно использовать эти принципы и как злоупотребляют ими.

Предположим, что, согласно законам нашего штата, замужняя женщина не может передать свое владение и законодательное собрание, сочтя это положение злом, примет закон о том, что она распорядится своей собственностью посредством документа, составленного в присутствии судьи. В таком случае нет сомнения в том, что это указание означает исключение любых других способов передачи. Поскольку женщина раньше не имела права отчуждать свою собственность, то это и [c.537] определит конкретный способ, которым она воспользуется для своей цели. Предположим далее, что в последующей части того же самого закона объявляется: ни одна женщина не сможет распорядиться своим имуществом по определенной цене без согласия ее трех ближайших родственников, выраженного их подписями на документе. Следует ли из этого положения, что замужняя женщина не сможет получить согласие родственников на передачу собственности за меньшую цену? Это настолько абсурдно, что не требует опровержения, и тем не менее именно эту позицию должны занять утверждающие, что суд присяжных по гражданским делам уничтожен, ибо он недвусмысленно предусмотрен по уголовным делам.

Отсюда следует неоспоримо правильный вывод, что суд присяжных никоим образом не уничтожается предложенной конституцией; и, кроме того, справедливо, что в спорах индивидуумов, в которых громадное число людей, вероятно, будет заинтересовано, этот институт останется неизменным, в соответствии с конституциями штатов, и никоим образом не будет нарушен или искажен под влиянием утверждения рассматриваемого плана. Это очевидно по той причине, что компетенция национальных судов на них не распространяется и их, конечно, будут определять, как и раньше, только суды штатов, и так, как предпишут конституции и законы штатов. Все дела о землях, за исключением случаев, когда речь идет об исках, возникающих из-за пожалований земель другими штатами, и всех иных споров между гражданами одного и того же штата, если они не касаются очевидных нарушений статей конституции Союза актами законодательной власти штатов, подпадают под юрисдикцию судов штатов. Добавим к этому дела адмиралтейства и почти все дела, принадлежащие юрисдикции судов справедливости, которые при нашей системе правления решаются без вмешательства жюри. Вывод из всего этого заключается в том, что на этот институт, как он существует ныне у нас, никоим образом не может оказать серьезное воздействие предлагаемое изменение нашей системы правления.