Если нужны еще доводы для доказательства невозможности такого предрассудка, их можно обнаружить в функциях сената по назначению на должности. Дело президента выдвигать и с согласия сената назначать. Конечно, сенату не придется выбирать. Сенат может отвергнуть выбор исполнительной власти и обязать ее сделать другой, но сенат никоим образом не может выбирать – он может лишь согласиться или отверпгуть выбор президента. Сенат может даже испытывать предпочтение к другому, одновременно соглашаясь с предложенной кандидатурой, ибо не имеет позитивных аргументов против и уверенности в том, что если он не согласится, то в последующем будет выдвинут сенатский фаворит или кто-либо другой, более достойный, чем отвергнутый. Таким образом, едва ли возможно, чтобы сенатское большинство принимало в расчет при назначении другие качества, кроме тех, что, являясь достоинствами, свидетельствуют определенно за, а при доказательстве их отсутствия – против.

Четвертое возражение против сената в роли суда в порядке импичмента касается объединения его с исполнительной властью при заключении договоров. Утверждают, что тогда сенаторы становятся собственными судьями в каждом случае коррупции или предательства при оказании доверия. Предавшие вместе с законодательной властью интересы нации заключением катастрофического договора – говорят возражающие, – как они понесут заслуженное наказание, когда им самим надлежит выносить суждение по поводу обвинения их же в предательстве?

Это возражение распространялось с большей искренностью и большей рассудительностью, чем любое другое, выдвигавшееся против этой части плана. Тем не [c.439] менее я обманусь, если оно не ошибочно в самой своей основе.

Безопасность, в сущности предусмотренная конституцией против коррупции и предательства при заключении договоров, нужно искать в характере тех, кому дано их заключать. Взаимодействие главного должностного лица Союза и двух третей членов инстанции, избранной коллективной мудростью нескольких штатов, – залог верности в этом деле национальных органов. Конвент должным образом обдумал наказание президента за отклонение от инструкций сената или нечестность при проведении вверенных ему переговоров. При этом, вероятно, имелось также в виду наказание некоторых выдающихся деятелей сената, которые торгуют своим влиянием в нем, став продажными наймитами иностранной коррупции. Но конвент не мог с большими или хотя бы равными основаниями вообразить импичмент и наказание двух третей сената, одобрившего недостойный договор, или большинства в этой или другой ветви национальной законодательной власти, принявшей губительный или неконституционный закон, на что, по моему мнению, никогда не пойдет никакое правительство. Как в самом деле большинство в палате представителей может подвергнуть себя импичменту? Очевидно, не больше чем две трети сената осудят себя. И тем не менее на каком основании большинство палаты представителей, жертвуя интересами общества в угоду несправедливому и тираническому законодательному акту, ускользает безнаказанным в большей степени, чем две трети сената, приносящие в жертву те же интересы заключением пагубного мира с иностранной державой? Справедливость требует, чтобы во всех таких случаях была очень существенна необходимая свобода обсуждения в законодательном собрании, чтобы его члены не несли наказание за действия в коллективном качестве; безопасность общества зависит от заботы, с какой власть вверяют людям, заинтересованным оправдать оказанное им доверие, и стараются в максимальной степени затруднить любую возможность преследовать интересы, противные общественному благу.

Что же касается дурного поведения президента, извращающего инструкции или противоречащего мнению сената, нет нужды беспокоиться по поводу нехватки [c.440] решимости у этого органа наказать злоупотребление его доверием или отстоять свою власть. Тут можно положиться на гордость сенаторов, если не на их добродетели. И даже в случае коррупции ведущих членов, чьими ухищрениями и влиянием большинство могло быть втянуто в меры, отвратительные сообществу, если доказательства коррупции окажутся убедительными, обычные склонности натуры человека оправдают наше заключение: как всегда, не обнаружится нехватки желания отвлечь общественное негодование от себя, с готовностью принеся в жертву виновников дурного правления и позора.

Публий [c.441]

Федералист № 67 [66]

Александр Гамильтон

Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –

М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 441–445.

Марта 11, 1788 г.

К народу штата Нью-Йорк

Теперь настало время обратить внимание на устройство исполнительных департаментов предложенного Правительства.

Едва ли есть другая часть системы, разработка которой вызвала большие трудности, и, по-видимому, нет другой, оболганной с таким лицемерием или критикуемой с таким безрассудством.

Выступающие против конституции в этом вопросе, по-видимому, постарались продемонстрировать свой дар к извращениям. Рассчитывая на отвращение народа к монархии, они попытались сосредоточить свои страхи и опасения в оппозиции к предлагаемому президенту Соединенных Штатов, не как к младенцу, а как к взрослому потомку презренного отца. Для установления мнимого сходства писаки не постеснялись прибегнуть к выдумкам. Полномочия этого должностного лица, в немногих случаях большие, в других меньшие, чем у губернатора [c.441] штата Нью-Йорк, раздули больше королевских прерогатив. Его разукрасили атрибутами, превосходящими титул и блеск короля Великобритании. Его представляют нам со сверкающей диадемой на челе, в пурпурной императорской мантии. Его усадили на трон, окруженный царедворцами и любовницами, дарующего аудиенции посланникам иностранных правителей с невероятной помпой, приличествующей монарху. Преувеличения венчают картины азиатского деспотизма и сластолюбия. Нас почти обучили трепетать перед образами янычар-убийц и краснеть перед нераскрытыми тайнами сераля.

Все это настолько нелепо и так искажает суть поста президента, что требуется точно представить его истинное назначение и форму для того, чтобы выяснить все как есть, разоблачив хитрости и лживость фальшивого сходства, созданного с таким усердием и усердно пропагандируемого.

При выполнении этой задачи любому будет трудно удержаться от созерцания или отнестись серьезно к ухищрениям, равно хилым и гнусным, к которым прибегли ради отравления общественного мнения по этому предмету. Эти ухищрения настолько превосходят обычные, хотя и неоправданные попустительства партийных выдумок, что даже при самом искреннем и терпимом отношении снисхождение к поведению политических противников уступит место непроизвольному и безграничному негодованию. Нельзя не бросить обвинения в умышленном жульничестве и обмане по поводу грубых выдумок о сходстве между королем Великобритании и должностным лицом, обладающим качествами, приличествующими президенту Соединенных Штатов. Никак нельзя отделить это жульничество от лихих и наглых средств, использованных для попыток претворения в жизнь этого обмана.