— Я бы пригласил вас в ресторан, но боюсь, что это прозвучит пошло, — осторожно сказал он.

— Вообще-то я не голодна. К тому же, окажись я за столом, начнется ужасное… Вы не смейтесь, но я тотчас начну заказывать пирожные, и вы же первый станете меня презирать…

— А я закажу вам морковку. Или две. И зеленого салату…

— Разве я похожа на зайчиху?

Они шли и несли такую чушь, что если бы кто-нибудь услышал их разговор, то пришел бы в недоумение.

Вот так, перебрасываясь ничего не значащими фразами, они свернули в Столешников переулок, прошли по узкой, с множеством магазинов и машин Пушкинской до площади Ногина и побрели дальше, по Солянке.

На Новокузнецкой они зачем-то сели в метро, устроились на уютном диванчике в самом конце вагона и помчались в неизвестном направлении. Куда, зачем? Затем начались какие-то пересадки, переходы, движение в обратную сторону и снова вагон, люди, диванчик и блаженное ощущение их близости. Все это время Валентина болтала о своих клиентках, о том, что в Москве трудно купить настоящий шелковый бархат, не говоря о панбархате. Или принималась рассуждать о том, как бы ей жилось в тюрьме, если бы после сегодняшнего инцидента на нее завели уголовное дело; она, конечно же, не отдавала себе отчета в том, насколько серьезны могли быть последствия…

Слушая девушку, Невский наслаждался звучанием ее голоса. Густые рыжие волосы Валентины в замкнутом пространстве ярко освещенного вагона метро отсвечивали теплым оранжевым тоном, подчеркивая матовую белизну кожи.

Валентина была так хороша, что пассажиры, входившие в вагон, не упускали возможности полюбоваться на яркую, даже экстравагантную девушку в золотисто-черно-желтых тонах.

На улице 26-ти Бакинских Комиссаров зашли в бар при гостинице «Турист», заказали коньяк с лимонным соком и уселись на высокие стулья, прислушиваясь к собственным ощущениям и пытаясь определить, что же происходит и почему они до сих пор вместе? Вечер лениво перетекал в ночь. Выпитый коньяк, тихая музыка с грустным соло саксофона, янтарный свет, льющийся откуда-то сверху и превращающий бар в подобие подсвеченного аквариума, — все это опьяняло, наводило на самые смелые мысли.

Когда Невский, долгое время молча слушавший тихий говорок Валентины, нежно коснулся ее руки, она вдруг вспомнила, что сегодня пятница, к ней должен прийти Сергей и принести кольца. Она невеста и не имеет права на такое легкомысленное поведение. Но шли минуты, часы, а Валентина, вместо того чтобы лететь домой и объясняться с человеком, которого еще вчера, как ей казалось, она любила и за которого собиралась выйти замуж, продолжала находиться в сомнамбулическом состоянии, ожидая чего-то необыкновенного.

Она тоже замолчала. Ей почему-то захотелось плакать. Наверно, из-за невозможности изменить свою жизнь — слишком далеко зашли ее отношения с Сергеем… После того что он для нее сделал, она просто не имеет права оставить его. И еще ей хотелось плакать потому, что у Невского скорее всего есть семья. Но Валентина молчала, не желая его ни о чем расспрашивать. Это не имело на тот момент никакого смысла. Она жила минутами, проведенными рядом с ним, признаваясь себе, что влюбилась с первого взгляда. Это чувство в одночасье изменило ее представления о долге и порядочности… И это все произошло с рассудочной, уравновешенной Валентиной, всегда смеявшейся над слабостью и страстью женщин, в тайны которых была посвящена.

* * *

У Невского же ситуация была много сложнее. Он уже месяц был женат на Анне, дочери академика Вельде, старинного приятеля отца, и через неделю они с молодой женой должны были отправляться в Англию в свадебное путешествие. Они бы улетели еще раньше, сразу после свадьбы, да помешала погода — в Москве гремели грозы, а потом город долгое время жил в густом молочном тумане.

Анна — сложное, противоречивое существо, человек, наделенный острым умом, хитростью, до краев переполненная амбициями, больше всего на свете любила Игоря. Еще со школы. Она положила немало сил, чтобы обратить на себя его внимание. В ход шло все, что только возможно в подобных случаях: совместные обеды и ужины двух семей — Невских и Вельде, сногсшибательные наряды, тысячи разного рода провокаций, способствующих сближению, тщательно сыгранные сцены ревности и страсти — всего не перечесть.

Худенькая, черноволосая, с яркими голубыми глазами с холодным, почти ледяным блеском, Анна всю свою энергию бросила на то, чтобы соблазнить Игоря, а после того, как отдалась ему (в ее доме, сразу после застолья в честь окончания ею института международных отношений), ей показалось, что на этом их отношения и закончатся. Она разочаровалась в Игоре. Девственница, она ждала от их первой близости какой-то особенной нежности, а взамен получила пять минут грубого удовлетворения «скотского мужского желания». О том, что они переспали, стало известно ее матери, которая, в свою очередь, рассказала все мужу, а Вельде, человек весьма консервативный, позвонил Игорю на работу и вызвал его к себе для разговора. «Ты любишь мою дочь?» — спросил старик (он был старше жены на целых тридцать лет, и Анна была поздним ребенком, к тому же единственным и горячо любимым). Игорь ответил кивком головы. Спать с Анной Вельде без любви означало бы расписаться в своей безнравственности.

Так он и женился.

Анна же, так часто любившая порассуждать на темы секса, в постели оказалась совершеннейшей рыбой, как определил сам Невский: холодной и молчаливой. Она никогда не отвечала на его ласки и нежность, всем своим существом противясь близости.

Молодые переехали в роскошно обставленную четырехкомнатную квартиру, которая давно ждала своего часа, если не с самого рождения маленькой Анечки, и, разбежавшись в разные комнаты, стали сосуществовать всем законам вопреки. Спустя какое-то время Игорь привык к такому образу жизни или, вернее, приспособился, хотя достаточно часто задавал себе один и тот же вопрос: как могло случиться, что он, никогда никого не любивший, вот так запросто позволил себя женить на, в общем-то, чужой ему женщине? С Анной-то все понятно. Она сама говорила ему, что ей приятно видеть возле себя красивого и умного мужа, да к тому же еще и директора крупной совместной фирмы. Но зачем ему было лишать себя свободы, если он не испытывал к Анне никаких чувств?

На этот вопрос за него ответила его мать: «Это врожденное чувство ответственности. Ты такой же, как твой отец». И она оказалась права. Самое удивительное в этом браке было то, что супруги почти не ссорились. Не было повода. Все бытовые проблемы были решены заранее еще родителями. Финансовые проблемы вовсе отсутствовали. Не было любви и не было проблем. Так во всяком случае выходило.

И вдруг — эта встреча с Валентиной. Невский не собирался изменять жене, но как-то так получилось, что он, сидя ночью в баре с роскошной рыжеволосой девушкой и потягивая коньяк, задрожал от одной мысли о том, что под черным, мягким, как кошачья шерстка, кашемиром волнуется женское тело, полное неги и тепла… Почему именно она? Игорь каждый день встречал множество красивых девушек и женщин, однако дальше любопытного взгляда дело у него не шло. Когда становилось особенно мучительно, он приходил вечером в спальню жены.

С Валентиной было все иначе. Безусловно, Игорь хотел ее как мужчина, но обладанием одного ее тела он не насытился бы. Невский хотел завладеть всем ее существом навсегда. Но как сказать ей об этом, чтобы она ему поверила? Он был готов даже к тому, что она замужем и у нее есть дети.

Обычно, когда люди молчат, возникает какая-то напряженность. Однако сейчас никакой неловкости не было. Они наслаждались обществом друг друга, и никто из них не представлял, чем эта игра в молчание может закончиться. Наконец Игорь спросил:

— Вы замужем? — и чуть не задохнулся от собственных догадок.

— Можно сказать, что да… — прошептала Валентина, и глаза ее увлажнились. — Через несколько дней свадьба. Вы не знаете, что я здесь делаю? И как мне теперь быть? — Разорвав колечко лимонной кожуры, она посмотрела на Игоря так, словно только он мог ее спасти.