Ещё в больнице я решила, что подарю эту картину брату, по двум причинам, первая вся композиция из остальных трёх картин уже принадлежит ему, вторая и самая главная причина, именно ему я обязана своими чувствами – лето, радость, счастье…
Из шкафа, стараясь издавать как можно меньше шума, я извлекла мольберт, краски и остальные принадлежности для рисования. Тихонечко пододвинула стул поближе и забралась на него с ногами, можно приступать. О вдохновении речи и не шло, с самого момента пробуждения после наркоза у меня буквально руки чесались прикоснуться к белоснежному холсту и вдохнуть ему новую жизнь, которая обещала начаться у меня самой. Перед глазами то и дело маячила одна и та же картинка, ещё не нарисованная, но прочно засевшая в моей взбудораженной фантазии, и я уже знала, что просто обязана её нарисовать.
Столько времени прошло, а эта картинка проявлялась только отчётливее и с каждым новым впечатлением приобретала дополнительные тона и краски, будто под рукой художника на холсте, а не в воображении сглаживались неровности, стирались огрехи. Молодая зелень весенней травы окрашивалась в более сочный, насыщенный цвет, молодые ростки превращались в окрепшие кусты, цветущие деревца в могучие деревья обвитые листвой. Всё выходило само собой, словно и не я вовсе веду рукой с заточенным грифелем, а каприз моего воображения воплощает неизвестную мне картину в несбыточную явь. Только одно, только одна деталь, на этот раз, абсолютно не пугает и не удивляет, я рисую человека, человека, которого мне ещё не приходилось рисовать. В расслабленной позе, он лежит на мягком ковре травы, он и сам трава, он – цветы, он – листок, нечаянно сорванный тёплым ветром, он – облако, так мило улыбающееся пробегающему зверьку, а всё потому, что он – есть на этой картине и в то же время его – нет. «Я так вижу» – сказал бы более выдающийся художник, а я просто поиграла с тенью, просто добавила капельку авангарда, в котором неожиданно нашла таинственную красоту, сплела узор из летнего пейзажа и скрыла в нём его – Влада. Именно Влада я нарисовала, нет, он не был точной копией моего брата, и вряд ли кто-то вообще найдёт это отдалённое сходство, но я точно знала, кого рисую, с кем ассоциирую образ, поэтому этот вырисовывающийся мужской силуэт среди пейзажа цветения моей полноценной радости жизни однозначно принадлежит моему брату. Как это бывало и раньше, я не заметила, когда закончила с картиной, интуитивно отрывая руку от готового полотна, чтобы посмотреть на него отрешённым взглядом, хотя бы попытаться. Брат, скорее всего, назвал бы меня слишком самокритичной, но нарисованное мной упорно заслонялось другим, уже сформировавшимся в моей голове образом, поэтому я тщательно выискивала несоответствия и… находила их, но не решилась вносить поправки, добавлять штрихи, уверенная, что всё равно останусь неудовлетворённой своей работой. Пару раз тяжело выдохнув скопившийся в лёгких воздух от редкого дыхания, у меня всегда так, за мольбертом я забываю обо всём, я принялась убирать в комнате, чтобы скрыть все следы ночи творений.
Завтра нужно будет с Лизкой съездить за красивой рамой…
Несмотря на предстоящую новогоднюю ночь, утро тридцать первого декабря было ещё более обычным, чем все предыдущие прошедшего года. Щемящая боль в груди не вызывала никаких волнений, так и должно быть, по крайней мере, Олег Юрьевич утверждал именно это, только в ванной я задержалась у зеркала, приподнимая футболку и разглядывая ещё совсем свежий красный рубец длиной в пятнадцать сантиметров на грудине. Некрасиво, но уже не больно, он быстро затягивается, скоро на этом месте будет просто белая линия, вполне себе ничего. Я улыбнулась своему отражению в зеркале, внешность никогда не значила для меня слишком многое, к тому же я не считала себя красивой, хотя и не была уродиной. Банально звучит, но красота всё-таки не самое важное в жизни. Снова улыбнулась самой себе, отмечая, что в прошлой жизни я делала это очень редко и прошла в душ.
Тёплые струйки воды щекотали мне лицо и я морщилась от приятных ощущений, глаза закрыты, более подходящего времени для раздумий не найти, но моя голова абсолютно пуста, не хочется ни о чём думать, просто пусть всё будет хорошо, хорошо у всех.
- Доброе утро! – хорошее настроение обещало увеличить радость от предстоящего праздника.
- Доброе утро, дочка! – хором ответили мне родители. Все уже успели собраться в гостиной для завтрака. Лизка, всегда отходчивая, уже успела позабыть обо всех вчерашних недовольствах, обрадовалась моему появлению больше всех, смачно целуя меня в щёку. Брат, скорчил рожицу при виде такой умильной картины, при этом сама я тоже поморщилась, уж больно резал слух её сестринский поцелуй.
- Привет! – отсалютовал Влад, когда я наконец-то была свободна от Лизкиных удушающих объятий.
- Ага, – ответила я, присаживаясь за накрытый стол. – Завтрак, на редкость, обычный, – выразила я свою утреннюю мысль о заурядности начинающегося дня, рассматривая содержимое своей тарелки.
- Заметь, никакого здорового питания в этом доме, – поддел брат, отправляя большой кусок яичницы себе в рот.
- А ты, по-моему, и не против, – продолжила я шутку брата переводя взгляд на маму. Она загадочно мне улыбалась, я не сразу сообразила, в чём дело, только ещё раз взглянув на брата и обнаружив перекошенное в подсказках лицо, догадалась, что радость на лице моей мамы вызвана моей неожиданной для них дружбы с братом. Поэтому я тоже ей улыбнулась и принялась за свой завтрак.
- В первый раз мы будем отмечать Новый год всей семьёй, – с тихой радостью в голосе заметил отец, после некоторого молчания.
- И это замечательно, – поддерживаю папу, одаривая и его счастливой улыбкой.
- А ещё у нас будут гости, – не отрывая глаз от своей тарелки, вдруг, заявляет Лизка. Все головы, синхронно, не сговариваясь, поворачиваются в сторону звонкого голоса сестры, внимательно сосредотачиваясь на продолжении заявления.
- Толя, …мм… Анатолий Дмитриевич придёт, я его пригласила, – после последней фразы, Лизка поставила свою вилку и гордо воззрилась сначала на папу, затем на маму и поочерёдно на меня с братом. Ею можно было восхититься на тот момент, но я почему-то чувствовала совсем иное.
- Ты нас не предупредила, – отец, напротив, опустил свой взгляд в тарелку.
- Вот, предупреждаю, – излишне весело, не замечая произведённого эффекта от своих слов, ответила она папе.
- Но, Лиза, Новый год – это семейный праздник и мы… – Лизка не дала договорить маме.
- Знаю, мам, знаю, просто Анатолий предложил придти к нам в гости, а я согласилась, что в этом такого? – действительно в этом не было ничего такого, наверное…
- Хорошо, – согласилась мама.
- Мы его совсем не знаем, – зачем-то вставила я.
- Вот сегодня и познакомитесь, – парировала Лизка.
- Он ведь, всего лишь твой начальник, зачем нам с ним знакомиться, – отчего-то не унимался мой болтливый язык.
- Затем, – резко оборвала меня сестра, окидывая закипающим взглядом.
- Мира права, – и брат тоже оказался не в меру разговорчивым.
- Чтоо? – возмутилась Лизка, а как же иначе, но через секунду выражение её лица изменилось, – Успел сдружиться с маленькой сестричкой? – Лизка поднялась со своего места, – И принялся защищать нашу Мирочку? – Лизка ушла, послышался хлопок закрывающейся двери наверху. Это я была виновата…
ВЛАД.
Лиза всё испортила…
Всегда с ней так, её никогда не волнует чужое мнение, настроение абсолютно всех было испоганено только лишь из-за прихоти одного человека. Мира давилась слезами, но не уронила ни одной слезинки, слишком сильно сжимая в руке металлическую вилку, но почему-то никто не высказался о поведении Лизы после её побега в свою спальню, даже я…
День тянулся очень медленно, из-за того что теперь он был лишён всякого веселья, с каждой пройденной минутой всё более растворяясь в молчании окружающих, передвижения по дому удивительно напоминали мне об уже оставшихся в прошлом Новогодних вечерах, с завидным постоянством похожих друг на друга – моим не меняющимся состоянием одиночества.