- Ничего, пустяки, – я даже попыталась улыбнуться. Влад тем временем взял мою ладошку в свои большие руки и начал выводить на ней ему одному понятные узоры, я увлеклась этим процессом, так старательно, брат вычерчивал эти надписи на моей руке, на миг, выпадая из реальности и полностью уходя в себя, он очень внимательно отнёсся к этому занятию. Большим пальцем, вырисовывая круги в середине моей ладони, а указательным пальцем водил по всей длине моих пальцев, мне это нравилось, я уже забыла, что до прихода Влада безнадёжно печалилась.
- Щекотно, – против воли срывается с губ, и мне врезается в память почти идентичная ситуация с совершенно другим исходом, когда Влад обнимает меня в этой самой палате успокаивая, но после моих глупых «отпусти» и «задушишь ведь» мрачнеет и отстраняется, я корила себя тогда, и сейчас испугалась, что буду корить себя снова. Но в этот раз он лишь улыбается ещё лукавее, но не прекращает рисовать.
- Ты не ответила, – напоминает мне о своём недавнем вопросе.
- Просто… – откидывая голову на подушке и устремляя взгляд в окно, не решаюсь договорить.
- Ты же знаешь, … что можешь сказать мне, – я слышу, как его голос становится серьёзнее, – можешь сказать мне, абсолютно всё, – чувствую, как рисование прекратилось и Влад переплетает наши пальцы, мне хорошо и я, прикрывая веки, блаженно мычу:
- Угхму… – наверное, мне делают какое-то успокоительное. Влад молчит, а я почти засыпаю, пока он не высвобождает свою руку. Что? Что такое? Что случилось?
- Поспи. Ты ещё очень слаба. Тебе нужно отдохнуть. – Я не спорю с ним – не хочу с ним спорить. Снова закрываю глаза и чувствую, как он целует меня в макушку, поэтому я улыбаюсь, когда он уходит.
ВЛАД.
Я уже больше часа сидел в кабинете друга и уговаривал его отпустить Миру на праздники домой. Олег не соглашался. Он в последнее время вёл себя как-то странно, надеюсь это никак не связано с моим ночным визитом в больницу.
- Влад, это неприемлемо, ты же знаешь, что у Миры всё очень серьёзно и ей требуется особый уход и тщательное наблюдение, в конце концов, постоянный постельный режим, – объяснял он мне очевидные вещи.
- Ну, ты только послушай Олег…
- Нет, это ты послушай, – неожиданно грозно заговорил мой… друг? – Я не могу отпустить твою сестру раньше, чем через неделю и это не обсуждается. Я не вижу смысла в нашем разговоре, похоже, здоровье твоей сестры волнует меня больше, чем тебя…
Что он только что сказал? Что только что произнёс, этот чёртов Гиппократ? Здоровье Миры волнует его больше, чем меня?
- Да, что, чёрт возьми, ты знаешь? – вскакивая со стула и перегибаясь через письменный стол к этому смертнику, срываясь, закричал я. – Ты не в состоянии понять насколько это важно для неё, – я закипал всё сильнее. Как он смеет думать, что Мира не важна для меня! – Тебе не представить, каково это торчать в твоей грёбаной больнице на праздники, которых в твоей жизни и так никогда не было! Мне плевать Олег, слышишь, плевать, я всё равно заберу её, Мира не будет дышать этим воздухом в Новогоднюю ночь, и с ней ничего не случиться, об этом я позабочусь лучше тебя, будь уверен! – Я вышел из кабинета Олега, громко хлопая дверьми, на меня оборачивались, но меня это не волновало, я шёл в палату к сестре.
Я не мог понять, что за представление сейчас устроил мой друг, мы буквально вчера говорили с ним о Мире, я зашёл к нему сразу после того, как поговорил с сестрой и, хотя она мне ничего не рассказала, я и сам знал причину её грусти, поэтому попросил Олега отпустить Миру на праздники домой всего лишь на сутки. И ведь, всё было нормально, … всё было нормально, до сегодняшнего дня. Что изменилось?
Господи, на что я могу пойти ради этой счастливой улыбки? Ответ более чем очевиден – на всё. Мира была счастлива, её прекрасные губы были такими манящими в этот момент, что я разрешил себе хотя бы немного полюбоваться, это же ничего, совсем маленькая слабость, но ведь, я могу себе её позволить?
Я забрал Миру из больницы в тот же день, дома соврал, пришлось, сказал, что Олег разрешил провести Мире праздники с семьёй. Все так радовались, что в доме сразу стало теплее, моё личное солнышко слишком расточительно, Боже я не готов делиться своей девочкой даже с родными мне людьми.
Всё прошло.… Сейчас мы едем в моей машине по магазинам, вместе, вдвоём, только вдвоём и, она улыбается. Покупку новогодних подарков от меня предназначенных членам моей семьи я доверил своей секретарше Насте – ненавижу выбирать подарки, просто не умею, никогда этим не занимался, да и некому было их дарить, а сейчас…, сейчас всё по-другому, с Мирой всё по-другому. Сначала мы ходили по ювелирным отделам, подбирая браслет для Лизки и серёжки для Нины Максимовны, я помогал, как мог, но толку от меня было маловато, я совершенно не смотрел на украшения, самое прекрасное из украшений было рядом со мной. Я ловил каждый жест, каждый взгляд, мимолётное прикосновение и чарующую улыбку, я дышал вместе с ней и забывал о воздухе вовсе, когда она спрашивала меня о чём-то.
- Да, – соглашался я, выходя из положения односложными ответами.
- Влад, ну посоветуй же что-нибудь, я ничего в этом не понимаю, – и вправду пора было уже что-нибудь выбрать, а то мы и так ходим уже довольно долго, Мира устанет.
- Так, давай возьмём для Лизки вот этот кулон с сапфирами, а тёти Нине рубиновые серёжки, уверяю тебя, всем всё понравится. – Мира задумалась ненадолго, но потом согласилась, я вздохнул с облегчением, осталось только выбрать подарок для отца, насчёт себя я предупредил сестру заранее – мне ничего не нужно… подарок, о котором я мечтаю больше всего на свете уже рядом, но никогда не будет моим.
Теперь мы обследовали магазины мужской одежды, сначала Мира вознамерилась купить одеколон, затем передумала, скорее всего, его подарит Лизка, дела с подарком галстука обстояли ещё хуже – отец их не носит, я, видя метания своей девочки, посоветовал ей купить отцу выходную рубашку. И вот мы остановили свой выбор на тёмно-фиолетовом экземпляре, консультант, безошибочно распознавшая во мне Калнышева Владислава, была более, чем обходительна. Но Миру что-то не устраивало, она никак не могла определиться, я чувствовал, что вот-вот она совсем расстроится, несомненно, она делала это впервые – выбирала подарки своим родным, и это было для неё очень важно.
- Ну, хочешь, я примерю её, а ты посмотришь со стороны, – предложил я на автомате.
- Было бы здорово, – как же быстро она воодушевилась этой идеей.
Я прошёл в примерочную с рубашкой, сестра и девушка-консультант остались ждать меня в зале. Проблем с переодеванием у меня не возникло, я посмотрелся в зеркало, рубашка была хорошей, по крайней мере, на мне она смотрелась превосходно. Я усмехнулся своим мыслям – вряд ли сестра оценит, что ткань обтягивает моё тело.
- Ну как? – показался я на суд своей зрительнице.
Мира очень тщательно рассмотрела на мне все «изъяны» и осталась довольна их отсутствию. Консультант просто не смолкала, восхищаясь продаваемым товаром, по большей части останавливаясь на моей фигуре. Мира даже не обратила на это внимания. А чего ты хотел? Ревности?
Я вернулся в примерочную, возвращённый в свои неправильные мысли, от которых мне удавалось убегать последние дни. Медленнее, чем делал это в первый раз, расстегнул пуговицы и скинул с себя рубашку, остановился, закрывая глаза и рукой опираясь о противоположную стену.
- Слушай, Влад! – Мира появилась из ниоткуда. Что она здесь делает? – Тебе так идёт эта рубашка, и девушка тоже так сказала, – продолжала она как в порядке вещей, находясь в таком тесном пространстве со мной, «так близко от меня», я уже не слушал её, моя грудь стала вздыматься чаще «она заметит» – тёмным вихрем проносилось в голове. Мира не переставала о чём-то говорить, я не сопротивлялся, естественно я нависал над этой хрупкой девочкой так невинно заглядывающей в мои глаза, «огонь» – она должна была видеть, как в них разгорается пламя. Я всё ещё был без рубашки, её это не смущало, а меня? Я был так близко, так желанно близко от моей девочки и сделал неосторожный шаг к ней – ещё ближе. Мира выставила обе руки вперёд, инстинктивно, чтобы сохранить равновесие, меня обдало раскалённой лавой, держась из последних сил, не издал стона наслаждения – её руки касались моей кожи, но я вздрогнул, волна успела накрыть меня, и я не сдержался, страх сменил тягучее пюре наслаждения и муки и я отрезвел. Потерять её сейчас, в эту минуту, в этот короткий миг счастья было жестоко…