Покривлявшись еще некоторое время, мимы, наконец, оставили арену, освобождая ее для другого участника. Им оказался грузный пожилой жонглер в просторной белой рубахе и широких черных штанах с длинными подтяжками. Глядя на его толстую неуклюжую фигуру, было вообще непонятно, что он забыл в этом месте. Однако стоило ему взяться за дело, все сомнения у публики тут же рассеялись.
Пара деревянных обитых блестящей золотистой бумагой булав порхали в его ловких руках как бабочки, да и сам артист преобразился словно по волшебству. От него будто бы шел некий внутренний свет, и на его фоне был уже не так заметен и объемистый выпирающий из под брючных подтяжек живот, и внушительная розоватая лысина. Да и вообще это просто перестало иметь какое бы то ни было значение. На арене находился истинный художник. Мастер искренне любящий свое дело и посвятивший его постижению всю свою жизнь.
К паре деревянных булав добавилась еще одна, а затем еще и еще... Публика восхищенно замерла. Целых восемь предметов словно по волшебству летали по воздуху, подчиняясь едва уловимым глазу движениям жонглера, а затем артист внезапно поджал левую ногу, оставшись стоять на одной правой. Его руки ни на миг не забывали вершить свою работу, и даже в этом положении он ухитрился не уронить ни одну из булав.
Когда жонглер, наконец, завершил представление, ловко поймав все свои предметы и поклонившись почтенной публике, восторгу зевак не было предела. В широкополую шляпу предусмотрительно выставленную на краю помоста специальным служкой-мальчиком щедро полетели медные и стальные монеты. Благородное серебро или тем паче золото дозволялось иметь только знати и жрецам Всевышнего Атона. И немалую роль в этом запрете в свое время сыграли слуги Всеединого бывшие весьма и весьма падкими на презренный металл.
Получивший свою толику славы грузный жонглер неторопливо покинул арену, и из-за кулис ему на смену вышел молодой раздетый по пояс мускулистый светловолосый парень сложенный на редкость красиво и пропорционально. Женская половина публики восхищенно ахнула. Юноша и впрямь был невероятно красив, а его ослепительная белозубая улыбка могла разбить сердце любой даже самой капризной и своенравной красотке.
Поклонившись народу и продемонстрировав свою великолепную мускулатуру со всех сторон, юноша сделал колесо и легко прошелся на руках из одного конца арены в другой. Затем он выполнил еще пару акробатических элементов, в то время как двое молодых служек поспешно протягивали пеньковую веревку между высокими деревянными столбами расположенными на противоположных концах помоста.
Наконец, дело было сделано, и парень, вновь поклонившись зрителям, одним движением вскочил на туго натянутую веревку. Народ затаил дыхание. Высота, на которой находился импровизированный канат, была совсем пустяковая около полутора метров, но сам факт того, что человек в принципе способен удерживать равновесие на тонком тросе да еще и ходить по нему словно по твердой земле не мог оставить никого равнодушным.
Акробат же те временем преспокойно выпрямился во весь рост и медленно пошел по веревке, с кошачьей ловкостью переставляя по ее тонкой шершавой поверхности свои загорелые босые стопы. Он дошел, раскинув руки до противоположного края арены, а затем столь же медленно двинулся обратно. Внезапно на полпути артист высоко подпрыгнул и сделал сальто назад, опустившись аккурат на узкий пеньковый трос. Затем, практически не останавливаясь, крутанул колесо, вновь умудрившись не сорваться и оказавшись в том месте, откуда и начинал свое шествие и, спрыгнув с каната, изящно поклонился неистовствующей публике, приложив правую руку к груди.
Народ взорвался восторженными овациями. Было видно, что выступление красавца акробата произвело самый настоящий фурор, и монет в подставленную шляпу в этот раз прилетело гораздо больше нежели за все время представления. Аро за кулисами наблюдавший за представлением довольно скалил крепкие белые зубы. Сегодня ночью акробата наверняка будет ждать еще одна работенка в постели какой-нибудь богатой местной матроны, а его и без того увесистый кошелек изрядно пополнится звонкой блестящей медью.
Акробат, ослепительно улыбаясь, удалился за кулисы, и ему на смену вышел могучий сорокалетний здоровяк с двумя также далеко неслабыми молодыми помощниками, которые буквально сгибались под тяжестью свинцовых гирь и иного инструментария циркового богатыря. Овр довольно осклабился, продемонстрировав публике свой могучий хотя и не слишком рельефный торс и толстенные ручищи и принялся жонглировать гирями, не прекращая улыбаться.
Затем он завязал в узел толстый железный прут и под конец выступления, подхватил лежащее на краю помоста здоровенное бревно и присел с ним, положив его себе на плечи. Двое помощников тут же сели на противоположные концы снаряда, и силач, крякнув, поднялся на ноги, удерживая на плечах всю эту импровизированную конструкцию. Публика одобрительно засвистела, выражая богатырю свое одобрение. Седоки вместе с бревном весили никак не меньше двухсот килограмм.
-Ну, кто желает побороться со мной? - насмешливо рыкнул Овр. Его обнаженный торс обильно лоснился от пота. Сегодня он сполна отпахал на арене и был вполне доволен собой.
Один из мужиков стоявших в толпе, смачно хлопнув себя по ляшкам, полез на помост. Он тоже отличался далеко не малой комплекцией, но был все же пониже силача и к тому же обременен внушительным брюхом. Противники сцепили руки и принялись ожесточенно давить на ладони друг друга. Лицо мужика налилось дурной кровью. Он отчаянно напрягал мышцы, стараясь не дать богатырю одолеть себя, но силы были явно неравны. Сперва Овр поставил своего соперника на колени, а затем одним сильным толчком заставил рухнуть на спину. Народ восторженно засвистел, приветствуя победу богатыря, а его противник, сгорбившись, незаметно покинул арену, украдкой потирая кисти. Железная хватка силача явно не прошла для них даром. Более желающих померяться силами со здоровяком не нашлось, и тот, самодовольно улыбаясь, широким шагом покинул помост.
Занавес кулис распахнулся, и на арену выскочили крупные белоснежные кошки, которых сопровождал крепкий седой мужчина с хлыстом в руке. По его знаку животные принялись прыгать и кувыркаться, катаясь по деревянному настилу помоста и выделывая замысловатые кульбиты. Народ испуганно загомонил.
Пардусы были грозными хищниками. Каждому из них ничего не стоило задрать взрослого мужчину не говоря уже о женщине и тем более ребенке, и посему столь близкое знакомство с ними, благо арена, на которой выступали артисты, была абсолютно открытой, не могло не ввергать в трепет. Впрочем, смотритель хорошо знал свое дело. Могучие звери слушались его чуть ли не с полувзгляда, безропотно выполняя все его команды, лишь изредка недовольно взрыкивая и прижимая уши, когда старый Дим щелкал хлыстом особенно громко.
Проворные служки, испуганно косясь на гигантских кошек, внесли на арену огромное загодя облитое горючим маслом железное кольцо на длинном шесте, установив его посреди помоста. Еще один поднес к нему зажженный факел. Ярко вспыхнуло пламя, и снежные пардусы по знаку смотрителя принялись ловко сигать через горящее кольцо под свист и улюлюканье почтенной публики. Представление еще не завершилось, но уже сейчас было понятно, что это был бесспорный успех.
Наконец, настала пора для завершающего шоу. Для него по краям арены были установлены яркие факелы. Публика смолкла, предчувствуя нечто совершенно невероятное. И когда напряжение зрителей достигло своего апогея, на сцене появилась хрупкая черноволосая девушка облаченная в белые полупрозрачные одежды, оставлявшие открытой совершенную наготу смуглого девичьего тела. Она медленно обвела публику взглядом своих черных бездонных глаз и начала танец. Народ затаил дыхание. Ее движения были настолько легкими и неуловимо грациозными, что создавалось впечатление, будто сам ангел атонов спустился на грешную землю чтобы донести до людей светоч истинной красоты и гармонии.
