– А что означают кресты на могилах?
Разглядев вдалеке парадные ворота кладбища, я потащил магессу за собой, ища путь среди бесконечного ряда надгробий:
– Как только я узнаю, где мы находимся, я расскажу тебе все. Не хочу здесь дольше оставаться.
Ночью на кладбище было действительно жутко. Я никогда не был особо впечатлительным человеком, но даже мне казалось, что вокруг нас присутствует что-то незримое, причем не самого доброго толка. Все усугублялось тем, что на кладбище, не считая смывшегося алкаша, никого не было. Даже кладбищенский сторож не был виден. «Наверное, спит в сторожке», – подумалось мне.
Наконец, путь к парадным воротам был завершен, и я, наконец, разглядел надпись – «Преображенское Кладбище». Значит, в полукилометре отсюда находилось метро «Преображенская».
Улица Преображенский Вал была пустынна, и лишь где-то на тротуаре были припаркованы машины – и я благодарил судьбу, что я попал в Москву именно ночью, хотя бы потому, чтобы не смущать Вейлин городской суетой раньше времени. Эйнар, незаметно шедший за нами, разглядывал все вокруг круглыми голубыми глазками и, казалось, что окружающий мир озадачивал его. Подумав, я обратился к магессе:
– Так, послушай меня. Раз ты оказалась в моем мире, то тебе нужно знать кое-что. Мы направляемся к моей бабушке. Она сейчас в плачевном состоянии, и потому мое появление может быть для нее слишком внезапным. Молюсь, чтобы она вообще была жива. Тебя я ей представлю как свою девушку. Называть тебя Вейлин Дестрокардо я не могу, потому что в моей стране такое имя и фамилия звучат по-иностранному, а потому я буду звать тебя Елена Кардова, или же просто Лена. Ты учишься со мной в одной группе университета на редакторское дело. И да, я говорил однажды мельком, что Мирпуд – не мое настоящее имя. Ты не можешь называть меня перед бабушкой фальшивым именем. Запомни, что меня зовут Максим Волк, и это мое настоящее наименование. Можно коротко – Макс. Бабушку зовут Надежда Яновна. Впрочем, если ты назовешь ее бабушка Надя – она не обидится.
Подумав несколько секунд и переварив полученную информацию, новоявленная Лена кивнула:
– Хорошо, пусть будет так. Что мы будем делать дальше?
Я поднял взгляд на ворота и увидел, что на часах, установленных над решеткой, было что-то около половины пятого утра. Что же, до открытия метро оставалось около сорока минут, и так я мог добраться до своей квартиры, а там уже нормально отмыться и собраться к бабушке.
Еще немного пошарив глазами, я разглядел на ограде кладбища встроенный кран. Подойдя поближе и повернув вентиль, я увидел, как оттуда течет вода. Позвав магессу, я отмыл ей лицо и руки, и она ответила мне тем же. Наплевав на грязный костюм, я не стал снимать с него комья земли, и повел за руку Лену в сторону «Преображенской». И все время, пока мы шли, шаги моих ботинок перемежались с шуршанием пакетов на ногах Лены, иногда сменяемые легким шорохом лапок Эйнара.
Бывшая волчица смотрела вокруг себя с нескрываемым интересом и восхищением. Ее удивляли и изумляли машины, светофоры, электрические и фонарные столбы, общественный транспорт, начинавший ходить по улицам Москвы. Конечно, она не выглядела как напуганная крестьянка, случайно попавшая в мегаполис, но, тем не менее, ее интересовало буквально все. Попутно я рассказал ей в двух словах смысл крестов на могилах, поведав и о православии, как о составной части христианства. Редкие прохожие косились на нас, однако проходили мимо, принимая нас за бомжей.
За разговором мы подошли к запертым дверям метро. Часы показывали ровно пять утра, а это значило, что нам нужно было ждать еще двадцать минут, пока вход будет открыт для пассажиров. Заранее предупредив Лену о том, что будет ждать ее под землей, чтобы ее ничего не пугало, я продолжил рассказ о религии и о тех предметах, что окружали нас по пути от кладбища до станции.
Когда работники открыли двери станции, я подумал немного и снял пиджак, сильно обстучав его об мраморную колонну перед входом, пытаясь сбить с себя кладбищенскую грязь. Почему-то мне казалось, что дежурные не пропустят меня в таком виде. После этого я помог Лене тоже сбить с блузки большую часть грязи.
Пошарив в кармашке чехла, я выудил оттуда свой студенческий билет, внутри которого я прятал социальную карту. Я успел перед «смертью» зарядить ее на июнь. А вот с Леной были проблемы: у нее не было билета, а проскакивать «зайцем» я бы ей не позволил. Более того, у меня не было денег. В студенческом я деньги не прятал, потому оставалось надеяться, что деньги есть в чехле, причем не наколдованные, а настоящие, которые там еще успел оставить Мишка незадолго до смерти.
Я вдумчиво обшаривал каждый карман в чехле, коих было очень много. Духи, зажигалку и флейту я пропустил, и вскоре мне улыбнулась удача: в одном из карманов я нашел одинокую сторублевую купюру, к которой скрепкой была пришпилена записка «Миша, купи молока и яиц». Похоже, именно этой купюрой собирался расплачиваться Мишка, когда он в последний раз вышел из дома. Вздохнув, я снял записку с купюры, и решительно пошел к кассе. Внутри нее сидела сонная пожилая женщина с крашеными черными волосами. Я протянул ей купюру:
– Две поездки.
Кассирша долго рассматривала мою одежду, после чего процедила:
– Хоть бы отмылся, бомжара.
После этого она все-таки забрала сто рублей и выдала мне билет и сдачу с чеком. Я на прощание схохмил:
– Оделся бы, да только из могилы пришлось вылезать, потому и грязный.
И так я ушел, оставив кассиршу замереть с широко разинутым ртом и выпученными глазами.
Мы подошли к турникету, я взял на руки Эйнара, спрятал его за отворот пиджака и протянул билет Лене:
– Приложи его к желтому кругу, и как только красный огонь сменится на зеленый, проходи слева от турникета.
Магесса осторожно прислонила билет к указанному месту, понаблюдала, как красный сменился на зеленый, показав на экране цифру «один», после чего проследовала за мной в сторону лестницы, ведущей на платформу.
Когда мы спустились вниз, поездов еще не было, и на платформе сновали редкие пассажиры, решившие воспользоваться услугами метро. Я заранее вытащил наушники и дал их Лене:
– Для тебя здесь будет шумно, поэтому надень их, чтобы тебе было не так дискомфортно.
Сейчас ее ушки были человеческими, и больше соответствовали наушникам, и проблем у магессы с этим не возникло.
Из туннеля появился поезд. Я успел отвыкнуть от шума метро, поэтому прибытие поезда было для моих ушей если не сильным, то ощутимым испытанием. Впрочем, это длилось недолго, и уже садясь в вагон, я не страдал от боли в ушах.
Вместе со мной в практически пустой вагон вошли лишь два человека, и я вместе с Леной постарался сесть подальше от остальных, заняв крайние места у межвагонной двери. Так мы поехали в сторону Комсомольской, и теперь держали путь в сторону моего дома.
Все то время, пока мы ехали в метро, Лена смотрела вокруг себя, вглядываясь в схемы, знаки, указатели и рекламу. Некоторые станции, через которые мы проезжали, были памятниками архитектуры, включая ту же Комсомольскую или Новослободскую (а держали мы путь на Дмитровскую). В одном из переходов магесса вытащила наушники:
– Вот не могу поверить. Ваше… метро? Да, метро. Вроде бы и обычный вид транспорта, который в каком-то зачаточном виде есть и в Кораландах, только наземный, а ведь тут так красиво, чисто, как будто для вас это не просто транспорт, а что-то большее. Эти станции… Они часто похожи на дворцы, в которых впору жить королям. Эти витражи, гранит, мрамор. А ведь в метро может зайти любой, у кого есть немного денег на проезд.
Я несильно приобнял Лену:
– Не все метро такое. Когда мы сядем в спокойной обстановке, я расскажу тебе об истории своей страны. А может, даже дам почитать о ней. То метро, которое ты видела, было построено в той стране, которой больше не существует. И ты видела одни из ранних станций. Тогда и была идеология – даже простой рабочий или крестьянин достоин того, чтобы чувствовать себя не маленьким существом, а Человеком. Вот выполнялось ли это – другой вопрос, но такое убранство метро и было на это рассчитано. Более поздние станции не такие красивые, хотя такие же светлые и чистые.
