Дунья, едва державшаяся на ногах, понимала, о чем идет речь, но притворилась, что ничего не понимает, ладонями прогладила щеки. Ее насторожило поведение Хасара, никогда прежде она не замечала за ним агрессии.
Вечеринка получилась такой интересной, такой увлекательной, что за весь вечер Дунья ни разу не вспомнила ни о муже, ни о доме. С головой уйдя в игру слов и взглядов и получая от этого удовольствие, она забыла обо всем на свете. Мобильники были отключены, чтобы они не звонили в неурочный час и не отвлекали от веселья. Видно, хорошо они там погуляли, потому что вся одежда некурящей Дунья и пропиталась запахами табачного дыма и алкоголя, и даже казалось, этот горький запах исходит от ее тела. Короче, Дунья источала запахи, которые особенно остро ощущаются там, где не курят и не пьют.
Не зная, что ответить Хасару, она сделала вид, что не понимает, о чем речь, склонила голову набок и слегка пожала плечами.
Хасар не стал больше ждать ее ответа, оделся, взял сумку, с которой всегда ходил на работу, и вышел из дома.
Дунья еще немного постояла в прихожей, прикрыв сонные глаза, потом широко зевнула и отправилась в спальню. Только теперь она увидела, что постель, которую она заправляла вчера утром, осталась нетронутой.
Поняла, что Хасар так и не ложился и всю ночь прождал ее.
* * *
В последние пять-шесть месяцев на Хасара навалились неожиданные заботы и переживания. Больше всего его беспокоило то, что обстановка накалялась, что все, за что он брался, валилось у него из рук и выходило наоборот. В эти дни он испытывал непонятные чувства, словно человек, заблудившийся и не знающий обратной дороги, попавший в незнакомые места. Ему не нравилась работа Дуньи, он видел, как она меняется на глазах, и очень из-за этого переживал. Пусть эти перемены в жене не такие страшные, пусть они маленькие, но он-то все видит, все замечает! Его ненаглядная жена, его любимая женщина на его собственных глазах втягивалась в непонятную историю, называя ее бизнесом, голову потеряла и постепенно превращалась в другого человека. Еще одной причиной его переживаний были натянутые отношения с начальником госпиталя. Хасар чувствовал, что начальник госпиталя ищет повод, чтобы избавиться от него, и не упускает ни малейшей возможности, чтобы не задеть его, не уколоть больнее. Но тогда Хасар еще толком не догадывался, что начальник госпиталя, развернув собственный бизнес на больных солдатах и поняв, какую выгоду можно из него извлекать, ни за что не захочет понять его, а тем более найти с ним общий язык.
Эти холодные отношения с начальством не дали Хасару возможности порадоваться и насладиться результатами удачно проведенной дяде-фронтовику операции.
Поначалу он очень боялся, что операция может пройти неудачно, что он не сможет помочь своему дяде и облегчить его страдания. И тогда получится, что он собственными руками добил человека, которого не смогла убить вражеская пуля, и тогда он всю оставшуюся жизнь будет винить себя в этом, не говоря уже о том, как ему после этого смотреть в глаза родным.
Эти переживания оказались напрасными, Хасар
блестяще провел операцию и был счастлив, что ему удалось вырвать дядю из цепких лап смерти и с вернуть к жизни.
Хасар не того боялся, что ему придется доставать пулю из груди дяди, он боялся, что пуля могла заплесневеть в теле дяди, и эта плесень, проникнув в кровь, могла вызвать другую опасность, во время операций подобного рода и такое случалось. Но на счастье во время операции удалось избежать всех этих побочных явлений, и теперь рана заживала и постепенно затягивалась. Конечно, он знал, что в этом вопросе ему здорово помог настрой самого дяди, который не поддавался унынию и верил в успех операции.
… На следующий день после операции, придя в себя, дядя увидел сидящую возле его кровати жену и сделал ей знак, чтобы она подставила ему ухо. Жена подумала, что он хочет попросить воды или еще чего-то, и склонилась над дедом. Старик, едва шевеля губами, прошептал:
– Жена, племянник долго рылся внутри меня, пока искал моего «немца», так что, похоже, он много чего лишнего оттуда убрал. Ты, давай, пощупай меня, проверь, твое-то хоть осталось на месте?
Женщина, не ожидавшая от мужа, находившегося на грани смерти, такой шутки, возмутилась:
– Восемьдесят лет прожил, а ума не нажил, боюсь, что теперь и не наживешь! – ругалась она, но в душе радовалась, что ее дед даже в таком тяжелом состоянии не падает духом.
И хотя старик сказал эти слова шепотом, их услышал больной с соседней койки, а затем узнали и остальные больные.
Когда лежишь в палате, пропахшей лекарствами, среди этих надоевших больничных стен, такие шутки дорогого стоят.
Теперь и медсестра, по нескольку раз в день заходившая в палату, чтобы сделать уколы и перевязки, справиться о состоянии больных, при виде старика, пряча улыбку, опускала голову, давая понять, что она тоже слышала об этой шутке.
И из соседних палат приползали больные, чтобы увидеть этого старого шутника, бросали на него таинственные взгляды.
И лишь начальник госпиталя, прослышав об этой шутке старого солдата, сделал из нее совсем другой вывод. В один из дней, во время обхода больных, он, даже не поинтересовавшись состоянием деда, как это делал обычно, с холодным лицом коротко бросил на ходу: «Если он в состоянии шутить, значит, старик чувствует себя хорошо, в ближайшие дни готовьте его к выписке!»
Старик, не знавший об отношениях своего племянника с начальником, был поражен тем, как этот человек при виде его начинал кривить рот и совершать неприличные действия, не подобающие его чину. Он бросил эту фразу в надежде на то, что находившийся вместе с ним во время обхода Хасар придет к нему на поклон и попросит: о продлении срока лечения.
В тот день Хасар навестил дядю еще раз, чтобы справиться о его состоянии, и тогда старик выказал ему свое недовольство: «Племянник, я не понял, что означают слова твоего начальника, сказанные сегодня утром?» Осматривая рану больного, Хасар ответил:
– Дядя, сколько времени потребуется для вашего лечения, столько и будем мы вас тут лечить. Мы лучше знаем, что надо больному. Пусть кто угодно и что угодно говорит, мы всегда поступали по-своему и так будет и впредь. Так что можете быть абсолютно спокойны! – Хасар дал понять дяде, что он сумеет его защитить и никому не даст в обиду.
* * *
В день выписки дяди из госпиталя Хасар вылетел утренним рейсом в Мары. Оттуда пришло сообщение, что в Иолотани в десантной части молодой командир совершил неудачный прыжок и получил серьезную травму, что он нетранспортабелен, поэтому его невозможно везти ни в Мары, ни в Ашхабад, поэтому обратились за помощью в военный госпиталь, где работали опытные хирурги.
В аэропорту его поджидала машина, на которой он срочно выехал в Иолотанскую больницу.
Выйдя из машины возле больницы, Хасар увидел статного мужчину – командира полка в чине подполковника, лет 50, который нервно прохаживался по двору и курил одну сигарету за другой. Он был одним из тех, кто с нетерпением ожидал прибытия столичного врача. Как только Хасар вышел из машины, устремившийся ему навстречу офицер увидел перед собой старшего по чину офицера и по-военному отдал честь, поднеся руку к виску. Затем подал руку.
– Как долетели? – для приличия спросил он, но всем своим видом молил врача о помощи. Вместо ответа Хасар молча кивнул головой, он видел, как волнуется командир, но в тот момент о причинах его беспокойства не догадывался. Узнал о них лишь после рассказа его адъютанта, услужливо распахнувшего перед ним дверь в отделение.
– Товарищ полковник, парень, которому вы приехали помогать, сын встретившегося вам у входа подполковника, причем, его единственный сын, – подчеркнул он.
В голосе парня тоже звучала мольба: «Доктор, сделайте все, что можете, помогите нам!»
Хасар не служил в десантных войсках. Но в какой-то степени ему был знаком род их деятельности. В советское время это были малочисленные войска, и считались они элитными. В них брали только самых достойных и смелых парней.
