Потому что жить в страхе - это не жизнь.

- Но ты не дал мне взять заклинание для моего сына. Я могла бы войти туда еще тогда.

Он слабо улыбается.

- Я никогда не говорил, что торопил тебя начинать войну. Идем, - он вновь протягивает руку.

Вместо того чтобы принять ее, я тянусь, запускаю пальцы в его темные волосы и притягиваю его голову. Касаюсь его губ своими в шепоте поцелуя, дыханием и теплом, почти без движения. Я неподвижно прислоняюсь к нему, открывая все свои чувства, впитывая этот момент, каждый его нюанс, запечатлевая его в памяти до малейшей детали, чтобы когда я окажусь в заточении, каким бы оно ни было, я могла мысленно воссоздать его, нас вместе. Я запрокидываю голову и вкладываю во взгляд всю свою любовь. Позволяю ей собраться воедино и гореть.

Он долго смотрит на меня. Мускул на подбородке подергивается, глубоко в радужке вспыхивают кровавые искорки.

- Твой гребаный выбор времени охренеть какой неудачный, - напряженно говорит он.

- Я думала, мы только что установили, что этот момент - это все, что у нас есть. Значит, мой выбор времени всегда удачен, - легко отвечаю я.

Он накрывает пальцами мой подбородок, запрокидывает мне голову и обрушивает свой рот на мои губы в жарком голодном поцелуе, который ножами вонзается в мою душу.

Когда мы наконец отстраняемся друг от друга, я вкладываю свою руку в его ладонь.

Он произносит слова feth fiadа, и мы исчезаем в ночи.

Чтобы заточить меня. Вполне возможно, навеки.

ЗАТОЧЕННАЯ В КЛЕТКУ

Моя мать сидела по ту сторону решеток и плакала.

Она сказала, что у нее не было выбора: ее родители умерли, мой отец ушел, у нее не было друзей, которые могли бы со мной посидеть, не было собаки, которая защитила бы меня, пока она на работе, а кому-то надо платить по счетам.

Она сказала мне, что я особенно хорошая девочка, и она знает, что я не могу контролировать переход в режим стоп-кадра, потому что я слишком маленькая, чтобы понимать, какой опасности нас подвергаю. Она сказала, что хоть у меня и мега-мозг, определенные утверждения все еще за гранью моего понимания. Не думаю, что что-либо было за гранью понимания. Мне просто был неведом страх.

Она сказала, что однажды я стану достаточно взрослой, и клетка больше не понадобится. Я думала, может, она будет выпускать меня вечерами, когда она дома, но она заявила, что у меня нет самодисциплины, чтобы рисковать. Она думала, что я убегу. Возможно, я бы так и сделала.

Она не хотела плохо относиться ко мне.

Она делала то, что должна была. Для нас. Она беспокоилась обо мне и обеспечивала мою безопасность.

Проходили годы.

Мы выработали рутину. Жизнь продолжалась. Ты не знаешь, когда что-то не так, если не видел иного. Она была для меня хорошей.

Она запихивала еду в то же отверстие в клетке, через которое я выставляла ночной горшок.

Вечерами, после того как мы вместе съедали ужин, сидя на полу, она приносила мне чашки с теплой мыльной водой и помогала принять ванну и вымыть волосы, которые она расчесывала и заплетала, просовывая руки между решетками.

Мы играли в камешки и карты, она покупала мне раскраски и цветные восковые мелки, вешала мои лучшие рисунки на стены в гостиной. Особенными вечерами у нас был попкорн и взятое напрокат кино.

Мои дни рождения приходили и уходили, и я всегда так радовалась, потому что каждый год это лучшее, что могло случиться со мной - я становилась СТАРШЕ. Каждый год мы отмечали этот повод моим любимым ужином из густого ирландского гуляша, пресного хлеба, молочной кукурузы и шоколадного мороженого на десерт, рассказывая друг другу смелые истории о веселых вещах, которые мы однажды сделаем, когда я буду свободна.

Над новой софой, которую она купила, чтобы заменить сломанный мною диван, она повесила календарь, и я сияющими глазами наблюдала, как она вычеркивает недели и месяцы, зная, что каждый черный крестик на день приближает меня к последнему календарю, который она повесит.

Хоть она и уходила на весь день, она оставляла мне включенный телевизор, кучу одеял и подушек, и мою любимую еду, которую мы вновь могли себе позволить, и горшок неподалеку.

Приходя домой на ночь, она проводила со мной часы, читая мне истории, рассказывая о своем дне и всех тех замечательных вещах, которыми мы будем заниматься, когда я стану СТАРШЕ и она сможет меня выпустить.

Я действительно думала, что мы это сделаем.

Я думала, что однажды дверь широко распахнется, и мы займемся всем тем, что мы упустили.

Она часто говорила об этом: что мы наверстаем УПУЩЕННОЕ ВРЕМЯ. Я так и слышала это слово заглавными буквами, окрашенное тоскливым оттенком грязного снега.

Но мне кажется, что всякий раз, когда ты помещаешь кого-то в клетку - любую клетку - ты начинаешь воспринимать их чуть менее реальными.

19

Рада встрече, надеюсь, вы угадали мое имя ³⁴

Джада

Джада сидела в кабинете Риодана - руки за головой, длинные ноги вытянуты, ботинки покоятся на столе, тело гудит неуемной энергией. Убивать время, ждать, пока что-то случится, не было ее сильной стороной. По правде говоря, такой карты вовсе не было в ее колоде, это все равно что содержание под стражей в тюрьме строгого режима. И все же она сидела, и будет продолжать сидеть целыми днями, если это значило, что Мак вернется.

Круус просеялся некоторое время назад, проинструктировав их вернуть копье как можно быстрее, тогда как он будет наблюдать за принцессой Невидимых, и как только Книга ее призовет, он просеется обратно и предупредит их. Кристиан исчез сразу за ним, пробормотав что-то о нуждах его клана.

Они с Бэрронсом сидели и анализировали стратегии, как вернуть Мак копье, и вдруг он внезапно застыл, будто прислушиваясь к чему-то, что слышал он один. Возможно, нам только что повезло, сказал он мгновение спустя. Я чувствую только Мак, никакой Синсар Дабх. Оставайся здесь. Я пойду заберу ее.

И сделаешь что?

Приведу сюда, чтобы заточить ее камнями. Легче, чем пытаться вчетвером пробраться внутрь особняка Мэллиса и обратно.

Джада запротестовала. Но если она контролирует это, борется с этим. И побеждает. Ты не можешь запереть ее сейчас. Ей нужно время.

Ты забыла, что Книга умеет безупречно манипулировать этой стихией? Я подозреваю, что предсказания Крууса относительно ее ходов верны. С копьем Синсар Дабх откроет охоту на Королеву. Если она и ее силы заполучит, ее уже не остановить. Сейчас или никогда, Джада.

Каждой клеточкой своего существа Джада хотела не согласиться. Она презирала любые клетки, и меньше всего хотела запихнуть Мак в одну из них. Как только ты откладываешь что-либо, слишком легко становится отталкивать это дальше и дальше, пока этот предмет не оказывается в забытье, покрытый пылью и паутиной.

Никогда. И ты, черт подери, отлично это знаешь, прорычал Бэрронс.

Она сказала: Я призову... Бэрронс грубо зажал ей рот рукой, обрывая слова.

Не произноси его имени. Даже не думай об этом. Одно лишь произнесение имени вслух призывает его. Я не хочу, чтобы этот мудацкий Фейри приближался к Мак. Он слишком многое получит от ее уничтожения и ничего не потеряет. Мы сделаем это с помощью моих людей, и никого более.

Он исчез, оставляя ее одну в стеклянном доме Риодана.

Теперь она осмотрелась, пожала плечами, встала и приступила к обыску.

И все лишь для того, чтобы обнаружить, что его кабинет столь же лишен личной информации, как и сам мужчина. Стопок бумаг, которые у него раньше были, не виднелось нигде, шкафы для документов казались декорацией, уставленной пустыми папками, подтверждая ее подозрение, что на самом деле он ничем другим не занимался, а только пытал ее. В ящике стола не было ни единой ручки или карандаша.