А таксисты, с улыбочками, намеренно громко, чтобы ей слышно было, чешут все что думают про нее, и что она мол из бывших валютных проституток, и что таких как она — они бравые шофера…

Плохо женщине одной. Плохо, когда ее некому защитить. И от хамов — шоферов, от их злобной завистливой брани… Был бы жив ее Володя… Он бы в один миг заставил эту гнусную банду униженно извиняться.

Или Димка Заманский.

Плохо женщине одной. Без мужчины. Особенно красивой женщине.

Стоя в очереди на маршрутку, позвонила по мобильному домой в Кроули. Спросила Юльку, как там Аннушка. Уже соскучилась по ней. Вот только наладит в Новочеркесске быт, сразу Анечку заберет. И чтобы там ни говорили, мол дура, умные люди из России бегут, а она наоборот…

В Москве у нее была еще пара дел.

Въезжала Марина по российскому паспорту, как россиянка, но тем не менее, в греческом посольстве решила все же отметиться, на всякий случай. Вдруг, с выездом какие сложности возникнут? А ей еще за Анечкой ехать!

Ну и еще хотела кое-кого повидать. Наташку Байховскую, та уже год как в столице — замужем, не замужем, не поймешь! В общем, с чеченом каким то живет, у него тут магазин, или целый рынок на юго-западе.

Сперва в посольство. Неприятно резанул вид огромной очереди в визовый отдел. Стоят, в основном — девчонки. Модные такие. С умными интеллигентными личиками… На нее глядят как на врага, не скрывая жгучей зависти, что она без очереди с греческим паспортом наперевес проходит мимо милиционера, и нажав кнопочку звонка, спокойно входит в ту дверь, ради которой они занимали очередь аж с шести утра…

Отметилась в консульском отделе. Чиновник — милый загорелый мальчик — этакий классический танцор сиртаки, начал было с ней по-гречески. А она улыбается… Все понятно! Но ничего — он сразу по русски так вежливо объяснил, пускай госпожа Кравченко не волнуется, визы никакой на выезд не надо, на границе в аэропорту только посмотрят отметку в паспорте, и все…

Позвонила Наташке. Та изобразила страшную обиду, чего, мол, не предупредила, она бы с Ахметом в аэропорту встретила на машине!

Тут же возле посольства поймала частника на «жигулях» и за двести рублей сговорилась до Коньково.

Шофер — пенсионного возраста в потертой джинсовой курточке, ей было переднюю дверь открыл. И хмыкнув, удивился, что она на заднем предпочла устроиться.

Прилипла к окну. Сильно изменилась Москва. Оевропеилась.

Реклама, реклама, мерседесы…

Наташка с бланшем под глазом. Открыла дверь и улыбается как то боязливо. А из кухни крики гортанные на чеченском.

— Это тебя твой так отделал?

Наташка ухмыляется через силу,

— А! Свои у нас с ним разборки, не обращай внимания.

Марина в нерешительности встала посреди прихожей. Через маленький коридорчик, ведущий на кухню были видны спины двух или даже трех чернявых молодых мужчин, одетых в спортивное.

— Может в другое место пойдем? В ресторан, что ли?

Наташка замежевалась,

— Да нет, проходи, это к Ахмету тут родственники приехали, пусть они на кухне, а мы с тобой в комнате посидим.

Обнялись.

— Два года не виделись…

— Два?

— Как время летит!

В квартире неуютно. В коридоре обои старые отклеились и загибаются по углам. И в комнате как то пустовато. Диван без ножек, ковер, да телевизор в углу. И то не на тумбочке или подставке, а так — на коробке картонной.

Наташка как бы извиняясь, опережает расспросы,

— Ахмет снимает тут. Ему до рынка удобно — пять минут пешком.

— А тебе?

— А мне?

Наташка вздыхает.

— А! Все ерунда!

— Зачем ты с ними связалась, Наташка? Они же зверье! Они Юльку мою чуть не убили, и Володю моего Руслан убил, я точно знаю. Зачем ты с ними?

Наташка скривилась, готовая расплакаться.

— Тебе хорошо рассуждать, ты богатая, тебе Володя твой оставил, да ты и уехала, брезгуешь здесь жить А теперь то ты зачем приехала? Меня учить? Были бы у меня деньги, как у тебя, мне б не пришлось у тебя ума занимать. Думаешь, я по любви с ним?

Марина почувствовала, что в Наташке говорит ревность и детская обида, что не ей повезло, а Маринке.

— Я сюда жить приехала, подруга. И Анночку мою привезу, как только дом в порядок приведу.

— Наташка!

Словно гортанный клекот хищных птиц послышался из кухни,

— Наташка, твою мать! — и дальше по чеченски…

Подруга в мгновение ока очнулась и покорно засеменила на хозяйский зов. Оттуда сперва донесся возбужденный хохот чернявых спортсменов, потом грязная матерная брань, по всей видимости, это был Ахмет, потом хлесткие удары, как пощечина, когда мокрой рукой по мокрому лицу…

Марина поднялась с дивана в решимости уходить.

Но проем дверей уже загораживал один из чернявых. В костюме «адидас».

Лыбился, обнажив в оскале пару золотых зубов.

— Тебя как зовут, подруга!

Маринка достала из сумочки телефончик, набрала многозначный номер, и отчетливо проговорила в трубку,

— Я тут на Южном шоссе дом двести сорок корпус три, квартира пятьдесят шесть…

Потом достала из сумочки свой паспорт, не раскрывая его, на вытянутой руке сунув обложкой в небритую харю, сказала с расстановкой.

— Я, морда твоя черножопая, гражданка Греции. И тебя, ублюдка недоделанного, если я только свистну сейчас, не то что милиция, интерпол мочить будет. Понял, козлина чеченская?

По тому, как сальный оскал на морде чернявого спортсмена сменился выражением смутной озабоченности, Марина увидела, что он что-то понял. По крайней мере, понял, что с Мариной у него ничего не получится.

Оттолкнув спортсмена, она решительно отмерила десяток шагов до выходной двери, и взявшись уже за ручку, крикнула в строну кухни.

— Наташка, не будь дурой. Не будь дурой, уходи, пока не поздно. Я тебя в Новочеркесске ждать буду…

Вот говорят, мол где прошел хохол там еврею делать нечего… А где чечен прошел? Султан дал Диме денег в долг под тысячу процентов.

Чтобы Диме до Тбилиси добраться, где у него был верный кредитор, надо было как минимум тысячу долларов. И Султан дал.

— А отдашь десять.

И куда деваться?

Сперва сомневался, а вывезет ли его Султан из Новочеркесска? Вдруг просто шлепнет его прямо на площади — к чему ему свидетель старых дел? Однако, когда Дима оценил весь масштаб войны, разыгравшейся вокруг их больницы, до него дошло, что Султану уже бояться нечего. И после того, что он устроил расстреляв райотдел милиции и захватив больницу с тремя сотнями заложников, никакие старые дела Султану были уже не страшны.

Только убедившись, что мама жива и здорова, Дима решил покинуть город вместе с боевиками Султана.

А иначе было и нельзя! Останься он — его бы в момент арестовали, фээсбэшники и бежать во второй раз ему бы вряд ли уже удалось.

Султан уходил из города четырьмя автобусами, взяв заложниками нескольких милиционеров и женщин. Среди пленных ментов был и Мишка Коростелев… Они узнали друг друга, и несколько раз обменялись многозначительными взглядами. Как бы там ни было, но Димка теперь был уже окончательно скомпрометирован перед всем их Новочеркесском. Султан на показ держался с Димой наравне, и даже велел ему держать в руках автомат… Правда незаряженный. Но кто об этом кроме них еще знал? Поди потом — докажи, что не бандит!

Так до самой границы и ехали — сверху вертолеты федералов, сзади бронетранспортеры генерала Батова, впереди — неизвестность…

То, что было потом, всю неделю затем показывали по всем телеканалам. Как ни надувался премьер Черномордин, мол не дадим бандитам уйти, и все такое — все люди Султана благополучно растворились в зеленой полосе. И Дима вместе с ними.

Для верности, Султан велел выдать Диме рожок с патронами, и приказал своему оператору запечатлеть на видео-пленку, как Дима строчит по кустам из своего АКСУ.

Димке уже было все равно.

Потом через всю Чечню — где на машине, где пешком — до самой Грузинской границы. Вот там то, взятая у Султана тысяча и пригодилась. Триста проводнику, и пятьсот — грузинским погранцам. На оставшиеся двести долларов автобусами добрался кое-как до Тбилиси.