…………………………………………………………………………..

А Мишка… А Мишка проводил это воскресенье куда как веселей!

У одной из девчонок из их группы был День рожденья. У Люды Зарецкой.

Восемнадцать — дата не круглая, но по-юности, вроде как первый в жизни юбилей — совершеннолетие. Люда у папы — одна дочка, а папа у Люды — прокурор города, и поэтому денег на гулянку — родитель не пожалел.

День рожденья отмечали в ресторане «Ростов». И хотя банкет на тридцать человек в зале, рассчитанном на все сто пятьдесят — был для ресторана явно невыгоден, да еще и в ударный для плана субботний день, отказать городскому начальству, директор заведения посчитал — «себе дороже». И пойдя навстречу важному клиенту, ресторан по такому случаю целиком закрыли «на спецобслуживание».

Заведующая производством тоже расстаралась, как для себя, и выкатила на стол чуть ли не полу-годовой запас деликатесов, выписав при этом Людиному папе смехотворный счет, в треть, а то и в четверть от реальной стоимости.

Водки, и вина — было столько, что можно было упоить половину Ростова. И гости — напились. А это были совсем юные гости, пить совершенно не умевшие. И больше всех напился Мишка.

Музыканты, проклиная этот чертов субботник, на котором никакого «карася» не заработаешь, играли, все же исправно, как и если бы за длинный грузинский рубль. Играли, потому что у самоуверенных и высокомерных сосунков из подгулявшей золотой молодежи уже хватило наглости три или даже четыре раза напомнить солисту джаз-банды, что «если те не будут стараться, то завтра на этой эстраде будут играть уже другие»…

И ансамбль играл. «Ай джаст кол ту сэй ай лав ю»… И пьяный Мишка вис на грудастенькой Таньке — не с их юридического, а из Ростовского медицинского. Танька — подруга Зарецкой и Мишка впервые увидал ее здесь — на Дне рожденья. То да се, классная девчонка! Потанцуем — выпьем, выпьем — потанцуем.

— Поедем ко мне!

— К тебе?

— У меня видик, порнушку посмотрим…

— Да я сама порнушка — на меня смотреть надо!

— Да-а-а?

— Да. Только сейчас, я хочу купаться. Ночью купаться. Вези меня на пляж. Есть у тебя машина?

— Найдем

— Тогда поедем на лебердон

— Куда?

— На левый берег Дона. Там классные зоны отдыха!

— Поедем

Мишка хоть и пьяный, а мастерства, как говорят — не пропьешь!

Машину, чью то «копейку», Мишка открыл без особого труда — пилочку для чистки ногтей, взятую у своей такой же нетрезвой подруги, поджидавшей его тут же под детским грибком, просунул под резиновый уплотнитель бокового стекла — прямо над пистолетиком дверного замка. Щелчок, и дверь открылась. Потом под рулевой колонкой нащупал провода, идущие к замку зажигания, и выдернул весь пучок. Ткнул одну клемму, другую… Стартер вдруг с писком закрутился, и мотор схватил…

— Садись, Татьяна, — приоткрыл Мишка правую пассажирскую дверь…

Ехали быстро. Очень быстро. Только мотор ревел на бесконечных перегазовках, так как Мишка боялся заглохнуть без ключа, да Танька восторженно визжала и улюлюкала в свое боковое опущенное окошко, делая «нос» и строя рожи обгоняемым «волгам», «жигулятам» и «москвичам».

Приемника не было, но Мишка был сам вместо приемника — тоже орал в упоении свободой «Ай джаст колл ту сэй ай лов ю… Ту зэ боттом оф май харт…»

Мишка знал классный пляж, куда из-за удаленности от автобусной остановки не ходят простые ростовчане, но куда любят приезжать на машинах так называемые «крутые». Загонят в посадки свою колымагу, и накупавшись, милуются потом со своими кралями на задних сиденьях… И никакой милиции.

— А у меня купальника нет…

— Ну и законно! Я тоже буду без трусов.

— Фу, дурак!

— А че?

Выруливая на шоссе, Мишка прижал педаль до полика…

— Ай джаст колл ту сэй ай лов ю…

— Ой, что это было?

Глухой удар по тонкой жести жигулевского кузова, руль дернулся в Мишкиных руках…

— А-а-ат — черт! Зацепил что то…

— Может остановиться надо?

— Нет, ты че? На чужой машине?

— А что это было?

— Да не переживай, пенек какой-то зацепили…

— Пенек на дороге?

— Забудь… Ща купаться будем

В прибрежных кустах, куда лихо буксуя по песку, зарулил Мишка, помимо их угнанной «копейки», стояло еще две машины. Туфли скинули едва выйдя на пляж, и хрусткая солома прибрежного камыша приятно заколола непривычные изнеженные городом ступни…

У воды Танька стянула через голову платье, и ничем не прикрытые белые груди ее пружинно и дразняще заколыхались — бесстыдным маяком привлекая и возбуждая все мужское начало до поры скрывавшееся в уже густом сумраке, охватившем полуночный пляж.

— Эй — эй — эй, красотка! — донеслись из камыша, где стояли машины, чьи то пьяные крики.

Мишка увидал трех парней, что теперь определенно направлялись к ним с Танькой, размахивая руками и выкрикивая что — то бодрое и оскорбительное…

— С такими титьками только к нам, девушка, только к нам…

— Ка-а-ак люблю я ва-а-ас, ка-а-ак боюсь я ва-а-ас…

— Давай, греби к нам, милая, мы не обидим…

Мишка встал было в позу ширмы, расставив руки, загородил свою нагую даму от надвигающейся компании, но бескомпромиссный удар в челюсть, теперь уже можно было расценивать совершенно однозначно, как прелюдию неких определенных намерений, которые ОНИ имели относительно Мишки и Таньки. Вернее одной только Таньки…

— Катись отсюда, сопляк…

— Ка-а-а-акие сиськи! А ты не прячься. Не прячься, кра-а-са-а-авица!

Сглатывая соленую кровь, Мишка только отчетливо вспомнил вдруг, что когда открывал еще ту угнанную им «копейку» под ногами — под сиденьем водительским, видел широкую и длинную монтажку…

Он бегом, бегом, спотыкаясь и падая, путаясь в так некстати сползавших костюмных брюках, добежал до машины… Хвать! Вот она — монтажка… Меч Нибилунгов в руке Зигфрида…. И вот, он бежит назад, бежит туда, где на песке уже затеялась какая то возня в партере.

Хрясь одному по горбатой голой спине, хрясь по подставленной блоком руке…

И вдруг, такое пронизывающе — жаркое в боку… И ноги… И ноги мгновенно подкосились…

— Валим, валим, ребя!

— Порезал я его, валим теперь…

Мишка уже не слышал, как ЭТИ заводили свои «тачки», и как буксуя по песку на форсаже непрогретых моторов удирали с пляжа. Он слышал только шепот звезд, склонившихся над ним — прощальным кортежем выстраивавших его душе небесный коридор.

…………………………………………………………………………………………..

— Хорошо, что эта — девчушка его не бросила, а то бы никакая реанимация не спасла.

— Да, это она на дороге автобус остановила, а там уже потом «скорую» вызвали.

— А что с угоном этим?

Сколько деликатных и неделикатных персональных дел доводилось разбирать Константину Григорьевичу за годы работы в горкоме. И скольких солидных мужиков повидал он в своем кабинете, которых прошибала самая натуральная бабская слеза, когда дело касалось детей, угодивших, в ту или иную житейскую хреновину. И разве мог он предположить, что вот так предательски будет дрожать у него губа, когда он будет спрашивать про своего — «а что с его уголовным делом»… Большие детки — большие бедки — так баба Клава — покойница говорила.

— Так что же с делом?

— Понимаешь, если бы там был простой угон — не было бы никаких лишних вопросов…

Вот! А ведь было время, когда Петя Маховецкий и не смел его — Константина Григорьевича так запросто — «на ты». Как все меняется! Сик транзит глория мунди… Партия теперь не в моде — все эти, было заискивавшие перед ним городские начальники — в один момент партбилеты посдавали. А некоторые еще и выкобенивались при этом- мол верните партвзносы за два последних года! И сам Константин Григорьевич — девальвировал во власти, но и Петя… Петр Тимофеевич — гляди как вырос — из замов городского ОБХСС — в начальники городского управления… Растут люди.

— Не простой там угон оказался. Гаишники утверждают, что дэ-тэ-пэ на этой машине в этот день было совершено. Наезд на пешехода… С телесными средней тяжести и потерей здоровья. А это все сильно усложняет.