Динни казалось, что милой она за эти два года отнюдь не была, и поэтому она только спросила:

- В каком колледже вы учились, когда были в Оксфорде?

- В Ориэле.

На этом разговор иссяк.

Часть сена была уже в стогах, но местами оно еще лежало, и летний воздух был полон его благоуханием.

- Боюсь, - сказал вдруг Дорнфорд, - что мне совсем не хочется слушать обедню. Так редко удается быть с вами, Динни. Давайте поедем в Клифтон и покатаемся на лодке.

- Погода действительно слишком хороша, чтобы сидеть в помещении.

Они свернули влево и, миновав Дорчестер, по склонам и обрывам подъехали к реке возле Клифтона. Оставив машину, они раздобыли лодку, отплыли немного и пристали к берегу.

- Вот, - сказала Динни, - образец того, как выполняются "благие намерения". Сделать что-нибудь - это не значит сделать намеченное, не правда ли?

- Нет, но иногда выходит даже лучше.

- Жалко, что мы не взяли Фоша: он любит ездить на чем угодно, только бы ему сидеть на чьих-нибудь ногах и чтобы его хорошенько тошнило.

Катаясь по реке, они почти не разговаривали. Дорнфорд словно понимал (на самом деле он не понимал), что в этой дремотной летней тишине, на воде, то озаренной солнцем, то погруженной в тень, он становился ей ближе, чем когда-нибудь. А для Динни было что-то успокоительное и отрадное в этих долгих ленивых минутах, когда можно было молчать и всем своим существом впитывать в себя лето: его аромат, жужжание, спокойный ритм, беззаботный и беспечальный полет его зеленого гения, легкое колебание тростников, тихое журчание воды и доносившиеся из дальних рощ голоса лесных голубей. Да, она согласна с Клер, он очень тактичен и чуток.

Когда они вернулись в усадьбу, Динни почувствовала, что это утро было одним из самых лучших и спокойных в ее жизни. Но она видела по глазам Дорнфорда, что между словами: "Спасибо, Динни, было чудесно" - и его истинными переживаниями - целая пропасть. Даже неестественно, что он настолько держит себя в руках. Но она была женщиной, и ее сочувствие скоро перешло в досаду. Лучше все, что угодно, но только не это вечное насилие над собой, глубочайшее уважение, долготерпение и ожидание... И если они провели вместе все утро, то вторую половину дня они почти не виделись. Его глаза, устремленные на нее с тоской и легким упреком, только усиливали ее досаду, и она всячески старалась делать вид, что не замечает их. "Вот капризница", как сказала бы ее старая няня-шотландка.

Желая ему возле лестницы "спокойной ночи", Динни с искренним удовольствием отметила, что у него очень растерянное выражение лица, и с той же искренностью обозвала себя свиньей. Она вошла в свою спальню, охваченная странным смятением, недовольная собой, им и всем на свете.

- Черт! - пробормотала она, нащупывая выключатель.

Она услышала тихий смех. Клер в пижаме сидела на подоконнике и курила.

- Не зажигай, Динни. Поди сюда, посиди со мной, и давай вместе пускать дым в окно.

Три широко распахнутых окна открывались в ночь с темно-синим небом, полным трепетных звезд. Динни, взглянув на него, сказала:

- Где ты была с самого обеда? Я даже не знала, что ты вернулась.

- Хочешь сигарету? Тебе надо успокоиться. Динни выдохнула облачко дыма.

- Да. Я сама себе отвратительна!

- Так было и со мной, - пробормотала Клер, - но теперь мне легче.

- Что же ты сделала?

Клер снова засмеялась, и в ее смехе было что-то, заставившее Динни спросить:

- Виделась с Тони Крумом?

Клер откинулась назад, и ее шея смутно забелела в темноте.

- Да, моя дорогая, наш форд и я - мы были там. И теперь, Динни, мы подтвердили обвинение. Тони больше не похож на несчастного сиротку.

- О! - отозвалась Динни, и снова: - О!

Голос Клер, в котором слышалась теплота, томность и удовлетворение, заставил щеки Динни вспыхнуть, дыхание ее участилось.

- Да, я предпочитаю иметь его любовником, а не другом. Как мудр закон: он знал, кем мы должны были стать. И мне нравится отремонтированный домик Тони. Только камин наверху надо еще переделать.

- Значит, вы собираетесь пожениться?

- Дорогая, мы же не имеем права. Нет, пока будем жить в грехе. А там будет видно. Это правильно, что нельзя жениться сразу после развода. Тони будет приезжать в город среди недели, а я к нему - на конец недели. И все будет происходить в полном соответствии с заключением присяжных.

Динни рассмеялась. Клер вдруг выпрямилась и обхватила колени руками.

- Я счастлива... давно я не была так счастлива! Нельзя мучить других... И потом, женщины должны быть любимы, это естественно. И мужчины - тоже.

Динни высунулась в окно, и ночь постепенно остудила ее щеки. Прекрасная и глубокая, лежала она там, стирая очертания предметов, темная и словно погруженная в свои думы. Сквозь напряженную тишину донесся далекий шум мотора, он быстро нарастал - пронеслась машина. Динни увидела, как мелькнули за изгородью ее фары и исчезли за поворотом. Затем шум стал глуше, глуше, и снова наступила тишина. Пролетела ночная бабочка, плавно опустилось с крыши, перевертываясь в тихом воздухе, белое голубиное перышко. Рука Клер обвилась вокруг талии Динни.

- Спокойной ночи, старушка. Потремся носами.

Оторвавшись от созерцания ночи, Динни обняла стройное тело сестры. Их щеки соприкоснулись, и обеих сестер по-своему взволновала теплая кожа другой: для Клер это было как бы благословением, для Динни - подобно заразе, словно и ее опалил томительный зной бесчисленных поцелуев.

Когда Клер ушла, она принялась беспокойно ходить по комнате.

"Нельзя мучить других... Женщины должны быть любимы... мужчины тоже..." Вот еще пророк нашелся! Она вдруг прозрела, словно Павел на пути в Дамаск {Имеется в виду библейская легенда о том, как бог, ослепив молнией Павла, направлявшегося в Дамаск, чтобы совершить там расправу над христианами, превратил его самого в христианина и проповедника христианства.}. И она все ходила по комнате, пока наконец, утомленная, не зажгла свет и, сбросив платье, не села в халате перед зеркалом, чтобы причесаться на ночь. Расчесывая волосы, она вдруг посмотрела на свое отражение, словно очень давно не видела себя. Лихорадка, которой ее заразила Клер, казалось, оставила след на ее щеках, во взоре, в косах, и Динни показалась себе необычайно оживленной. Или, быть может, когда она каталась с Дорнфордом в лодке, солнце влило в ее кровь этот зной? Она расчесала волосы, откинула их назад и легла. Окна остались открытыми, занавески не были задернуты. Динни лежала на спине в своей узкой комнатке, а звездная ночь смотрела ей прямо в лицо.