- Этот вопрос возник на основе показания, данного в противовес предположению вашего же защитника, и вы должны на него отвечать.
Ответа не последовало.
- Повторите вопрос, мистер Броу.
- Правда ли, что во время той встречи, о которой говорит ваш муж, супружеские отношения между вами были восстановлены?
- Нет. Неправда.
Динни, знавшая, что это правда, подняла глаза. Судья все еще смотрел куда-то поверх ее головы, но она заметила, как он слегка выпятил губы. Он не верил.
Сочный голос заговорил опять, и она уловила в его интонациях какой-то скрытое торжество:
- Вы присягаете?
- Да.
- Значит, ваш муж, утверждая этот факт, дал ложную присягу?
- Вам придется поверить либо мне, либо ему.
- Мне кажется, я знаю, кому поверят. Скажите, а не было ли ваше последнее отрицание вызвано стремлением пощадить чувства соответчика?
- Нет.
- Можем ли мы теперь придавать хоть какое-нибудь значение всем вашим предыдущим показаниям?
- Нельзя ставить подобный вопрос, мистер Броу. Ведь ответчица не знает, какое мы им придаем значение.
- Хорошо, милорд. Сформулирую иначе: вы _все время_ говорили одну правду, леди Корвен, и только правду?
- Да.
- _Очень_ хорошо. У меня больше нет к вам вопросов.
Пока Клер отвечала на некоторые дополнительные вопросы, в которых тщательно обходилось все, касавшееся последнего заявления Корвена, Динни думала только о Тони Круме. Она чувствовала, что дело проиграно, ей хотелось взять Клер за руку и незаметно выскользнуть отсюда. Если бы этот человек с хищным носом не старался изо всех сил очернить Корвена и доказать больше, чем было нужно, последняя мина не взорвалась бы. А вместе с тем стремление очернить противника - разве не в этом вся суть судебной процедуры?
Когда Клер вернулась на свое место, бледная и измученная, Динни шепнула ей:
- Не лучше ли уйти, дружок?
Клер покачала головой.
- Джеймс Бернард Крум.
В первый раз с самого начала процесса Динни имела возможность внимательно посмотреть на молодого человека и едва узнала его. Его загорелое лицо побледнело и осунулось, он казался очень худым. Серые глаза ввалились, рот был горестно сжат. Он казался лет на пять старше, и она сразу почувствовала, что отрицание Клер его не обмануло.
- Вас зовут Джеймс Бернард Крум, вы живете в Беблок-Хайте и работаете там на конном заводе. Есть у вас какие-нибудь личные средства?
- Никаких.
Допрашивал не Инстон, а юрист помоложе, с более острым носом, сидевший позади Инстона.
- До сентября прошлого года вы служили управляющим чайной плантацией на Цейлоне. Встречались вы с ответчицей на Цейлоне?
- Никогда.
- Вы никогда не были у нее в доме?
- Нет.
- Вы слышали, здесь говорилось об одном матче в поло, в котором участвовали и вы и после которого все участники были приглашены к ней?
- Да. Но я тогда не пошел. Мне надо было вернуться на плантацию.
- Значит, вы встретились впервые на пароходе?
- Да.
- Вы не скрываете, что влюблены в нее?
- Нет.
- И все же отрицаете факт прелюбодеяния?
- Категорически отрицаю.
Допрос Крума продолжался, а Динни все не могла отвести глаз от его лица, словно загипнотизированная этим выражением сдержанного, глубокого горя.
- А теперь, мистер Крум, последний вопрос: вы понимаете, что если обвинение в прелюбодеянии справедливо, то вы оказываетесь в положении человека, соблазнившего жену в отсутствие мужа? Что вы имеете сказать по этому поводу?
- Я имею сказать, что если бы леди Корвен испытывала ко мне такое же чувство, какое у меня к ней, я тут же написал бы ее мужу и сообщил ему, как обстоит дело.
- То есть вы известили бы его прежде, чем сблизиться с нею?
- Я этого не сказал, но, во всяком случае, как можно скорее.
- А она не испытывала к вам того же чувства, что вы к ней?
- К сожалению, нет.
- Так что никакой надобности извещать мужа не было?
- Нет.
- Благодарю вас.
Лицо Крума словно окаменело, - значит, сейчас заговорит Броу. Тягучий сочный голос прозвучал нарочито небрежно:
- Скажите, сэр, по опыту, разве любовники всегда питают друг к другу одинаковые чувства?
- У меня нет опыта.
- Нет опыта? А вы знаете французскую пословицу, что всегда один любит, а другой позволяет себя любить?
- Я слышал ее. - Она не кажется вам верной?
- Поскольку верна всякая пословица.
- Итак, судя по всему, что вы оба рассказывали, вы преследовали в отсутствие мужа его жену, которая этого вовсе не хотела? Не очень достойное занятие, не правда ли? Не вполне то, что называется "соблюдать правила чести".
- По-видимому.
- Но я полагаю, мистер Крум, что ваше положение на самом деле было вовсе не таким скверным и что, невзирая на французскую пословицу, ответчица хотела, чтобы вы ее преследовали своей любовью.
- Она не хотела.
- И вы это утверждаете, несмотря на случай в каюте, несмотря на то, что вы красили стены ее квартиры, что она пригласила вас пить чай и вы провели с ней почти полчаса около двенадцати часов ночи в ее весьма удобных комнатах, несмотря на ее предложение провести с ней ночь в автомобиле и ехать потом завтракать к ней на квартиру?.. Бросьте, мистер Крум! Не заходят ли ваши рыцарские чувства слишком далеко? Не забывайте, что вам предстоит убедить мужчин и женщин, знающих жизнь.
- Могу только сказать, что, если бы ее чувства ко мне были такими же, как мои, мы бы сразу уехали вместе. Во всем следует винить одного меня. Она же была добра ко мне только из жалости.
- Если вы оба говорите правду, то ответчица, прошу прощения, милорд, подвергла вас в автомобиле всем мукам ада, - не так ли? Какая же это жалость?
- Тому, кто не любит, едва ли понятны переживания того, кто любит.
- Вы человек холодный?
- Нет.
- А она да?
- Как может соответчик это знать, мистер Броу?
- Милорд, я уточняю: как вам кажется?
- Не думаю.
- И все-таки вы хотите, чтобы мы поверили, будто она от доброты сердечной положила голову вам на плечо и так провела с вами ночь? Ну и ну! Вы говорите, что, будь ваши чувства одинаковы, вы сейчас же уехали бы вместе? А на что бы вы уехали? У вас были деньги?
- Двести фунтов.
- А у нее?
