- Это ты приходила раньше?

- Да.

- Прости, что я тебя не впустила. Пойдем наверх.

Она стала подниматься по винтовой лестнице, Динни последовала за ней.

Наверху было светло и тепло. Дверь в крошечную ванную была открыта, на кушетке - беспорядок. Клер взглянула на сестру, в ее измученных глазах был вызов.

- Да, у меня был Джерри, он ушел всего десять минут назад.

Динни содрогнулась от ужаса, по спине пробежал холодок.

- В конце концов он приехал издалека, - заметила Клер. - Какая ты добрая, что тревожишься обо мне, Динни.

- Ах, сестренка!

- Когда я вернулась из Темпла, он ждал перед домом. Я сдуру впустила его, а потом... впрочем, не все ли равно? Постараюсь, чтобы это не повторилось.

- Хочешь, я останусь?

- О нет! Но выпей чаю. Он как раз готов... Никто не должен знать об этом, Динни.

- Разумеется. Я скажу, что у тебя ужасно разболелась голова и не было сил выйти позвонить.

Когда они сидели за чаем, Динни спросила:

- Это не повлияло на твои планы?

- Господи! Конечно, нет!

- Сегодня у нас был Дорнфорд. Мы решили лучше всего сказать ему, что у тебя сейчас трудное время.

Клер кивнула.

- Тебе, наверное, все это кажется очень смешным?

- Нет, трагичным.

Клер пожала плечами, потом встала и обняла сестру. После этого безмолвного объятия Динни опять вышла на Мьюз, где теперь было темно и пустынно. На углу площади она почти столкнулась с каким-то молодым человеком.

- Мистер Крум?

- Мисс Черрел? Вы от леди Корвен?

- Да.

- Все благополучно?

Лицо у него было измученное, в голосе звучала тревога. Прежде чем ответить, Динни собралась с духом.

- О да! А что?

- Она говорила вчера вечером, что этот человек приходил сюда. Это меня ужасно тревожит.

В сознании Динни промелькнула мысль: "Что, если бы он встретился с "этим человеком"!" Но она спокойно ответила:

- Дойдем вместе до Маунт-стрит.

- Мне все равно, если и вы узнаете, - сказал он, - я безумно ее люблю. Да и кто устоял бы? Мисс Черрел, мне кажется, ей не следует жить одной в этой квартире. Она говорила, что он приходил вчера, когда вы были у нее.

- Да, и я увела его, как увожу вас. Мне кажется, Клер вообще следует оставить в покое.

Он весь как-то сник.

- Вы когда-нибудь любили?

- Да. - Тогда вы должны понимать! О да, она понимала!

- Не видеть ее, не знать, все ли благополучно, - это такая мука! Она относится к своему положению легко, но я не могу!

Она относится легко? Динни вспомнила лицо Клер и промолчала.

- Конечно, - запинаясь, продолжал молодой человек, - люди могут думать и говорить все что угодно... Но если бы они испытывали то, что я, они бы просто не выдержали. Я не буду надоедать ей, право, не буду... но я не могу вынести мысль о том, что этот человек ей угрожает.

Динни заставила себя ответить совершенно спокойно:

- Не думаю, чтобы Клер угрожала опасность. Но это может случиться, если станет известно, что вы...

Он твердо выдержал ее взгляд.

- Я рад, что у нее есть такая сестра. Ради бога, оберегайте ее, мисс Черрел!

Они дошли до угла Маунт-стрит, и она протянула ему руку.

- Что бы Клер ни сделала, я всегда буду с ней, можете быть уверены. Спокойной ночи! И не падайте духом!

Он стиснул ей руку и поспешил прочь, словно за ним гнался сам дьявол. Динни вошла в дом и тихонько задвинула засовы.

Слава богу - пронесло! Едва волоча ноги, поднялась она по лестнице и без сил опустилась на кровать.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Когда на следующий вечер сэр Лоренс входил в Бартонский клуб, он испытывал приблизительно то же, что обычно испытывают люди, взявшие на себя устройство чужих дел, - ощущение своей значительности, от которого становится неловко, и вместе с тем желание оказаться где угодно, только не здесь. Черт его знает, что он скажет Корвену и черт его знает, зачем он будет это говорить! Ведь, по мнению сэра Лоренса, самый лучший выход для Клер - вернуться к Корвену и попытаться начать все сызнова.

Узнав от швейцара, что сэр Джералд в клубе, он осторожно заглянул в три комнаты и наконец в уголке одной из самых маленьких, предназначенной, видимо, лишь для того, чтобы писать в ней письма, увидел спину того, кого искал. Сэр Лоренс уселся за столиком у самой двери; расположившись здесь, он сможет разыграть удивление, когда Корвен, уходя, поравняется с ним. Однако этот тип сидит бесконечно долго! Заметив на столе "Справочник британского государственного деятеля", сэр Лоренс принялся рассеянно просматривать данные об английском импорте. Отыскал картофель; потребление - шестьдесят шесть миллионов пятьсот тысяч тонн, производство - восемь миллионов восемьсот семьдесят четыре тысячи тонн. На днях кто-то писал, что Англия импортирует ежегодно на сорок миллионов фунтов стерлингов копченой грудинки. Взяв лист бумаги, сэр Лоренс набросал следующее:

"Ограничение импорта и протекционизм по отношению к тем продуктам, которые мы можем производить у себя. Годовой импорт: свиней - на 40 миллионов фунтов стерлингов; птицы - примерно на 12 миллионов фунтов стерлингов; картофеля - на... кто его знает на какую сумму. Всю эту грудинку, яйца и добрую половину картофеля можно бы производить у себя. Почему бы не составить пятилетний план? При известных ограничениях ввоз грудинки и яиц будет снижен в год на одну пятую, ввоз картофеля - на одну десятую, причем все возрастающее внутреннее производство постепенно совсем сведет на нет импорт этих продуктов. К концу пятого года у нас будут только свои, английские, грудинка и яйца и половина своего картофеля. Мы сэкономим 80 миллионов на импорте, и наша внешняя торговля будет фактически сбалансирована".

Взяв еще лист бумаги, он написал:

"Редактору "Таймса".

План "С. П. К."

Сэр!

Простой план сбалансирования нашей торговли должен привлечь внимание всех тех, кто стремится достичь цели кратчайшим путем. Есть три продукта питания, на импорт которых мы тратим в год... фунтов и которые мы могли бы производить в собственной стране, и, смею думать, без сколько-нибудь заметного повышения стоимости жизни, но при одном только условии: надо для начала повесить одного спекулянта. Эти три продукта суть: свиньи, птица, картофель. Все, что требовалось бы в данном случае, это..."