Мда уж, комендант-то не в фантики вышел поиграть, а с вполне серьёзными намерениями. Вон как лезет в Антинель, словно бабка, заметившая единственное свободное место, в вагон метро…

-Туки-туки! – в дверь кукушкой просунулся лохматенький Моллар со стаканчиком кофе в руке.

-Ещё раз с добрым утричком! Чего такой кислый?

-Мучаюсь различными вопросами, – я со вздохом сгрёб со стула бумаги, чтобы Шарль сел.

-Вы ищите ответов? Их есть у нас! – обрадовал меня Моллар и одним махом проглотил свой кофе. – Ну, слушай, Сао, мою сказочку…

Шарль устроился поудобнее, оккупировав единственное кресло, и начал.

…Тот день, когда на пути торгового представителя возникла миска с супом, Моллар запомнит теперь надолго. Появления её ничто не предвещало: после странного происшествия с участием жёлтого резинового утёнка прошло почти два дня, и нарядный Шарлик в белых штиблетах нёсся на свиданку со своей Дианой Монти. Его воодушевляли неясные, но страстные надежды на тему грядущей ночи, и слизанная в нервах банка «Гиннеса». Диана Монти жила в девятом корпусе, правда, не в том крыле, где разнесло душевую и позднее падал лифт с комендантом, а в соседнем. Поэтому никакие дурные предчувствия душу Шарля не омрачали. А зря.

На лестничной площадке, резво труся наверх с розами наперевес, воодушевлённый Моллар запутался в чём-то сразу двумя ногами, едва не выбил себе нижнюю челюсть и уронил букет в пролёт. Вдоволь накричавшись всяких «merde» и «saprisiti», Моллар соизволил посмотреть, во что это он так козырно вступил. И обнаружил прямо на лестнице круглую эмалированную миску из алюминия, с ёжиком на боку. В миску был налит страшненький серый бульончик – некоторая его часть пребывала теперь на самом Молларе, немного на брюках, немного в белых штиблетах. А ещё в миске лежала разбитая на много кусков галогеновая лампа, и задумчиво плавал размокший клочок бумаги. Шарль брезгливо, мизинчиком подцепил записку – и тут же с воплем отшвырнул от себя, увидев написанные не чернилами, но кровью строчки…

-Что там было написано? – с неуёмной жадностью вломившегося в женскую общагу Самедира осведомился я. В памяти моей как живой встал пейзаж с тремя мисками на крыльце у второго подъезда общаги в Никеле и мой собственный ковшик с воняющей аммиаком кашей.

Моллар вместо ответа осторожно извлёк из портфеля клочок бумаги в целлофановом пакетике.

-Я не знаю, после бульона отпечатки пальцев остаются, – сообщил Шарль, – но вот завернул на всякий случай. Я в кино видел, детективы так делают.

Не дыша от волнения, я склонился над Шарлиным трофеем. На довольно позорном тетрадном листе в клеточку и впрямь кровью было выведено: «Здесь нет твоей власти!». Почерк был мне незнакомый, округлый, с виньетками. Таким почерком могла бы писать Линдуся Глебофф или там скажем Эми Томпсон. Возможно, даже Сильва… хотя вот это вряд ли, наша мисс железные нервы Катценкэзе при виде крови наверняка теряет сознание! И кстати о крови – надпись явно сделана не уколотым пальцем, а обмакнутым пером или перьевой ручкой. В противном случае, почерк не был бы таким ровным и аккуратным. Я довёл Шарлю свои выводы, тот восхитился:

-Сао, тебе бы детективом работать!

-Логика, друг Моллар, – я горделиво улыбнулся и продолжил рассуждать,

-Исходя из вышесказанного, фразу написала женщина, проживающая в девятом корпусе, и при этом работающая в лаборатории, где есть открытый доступ к запасам модифицированной крови. Настоящую можно добыть только у Эми Томпсон, а её девочки живут в новом десятом корпусе, рядом с работой. Причём женщина эта появилась в Антинеле сравнительно недавно из…

В этот миг я прикусил язык: озвучивать треплу Шарли свои приключения в Никеле мне ой как не хотелось. Потом от сплетен не отмоешься.

-Из другого НИИ, да? – круглые карие глаза Моллара хищно блеснули, он вскочил из кресла и сделал попытку ухватить меня за галстук, но я шлёпнул его сухарём по руке и строгим голосом велел сесть и успокоиться. Ещё всякие тут торговые представители будут лапать меня за мой серебристый шёлковый галстук с булавкой в виде рубинового цветочка резеды! Да за такое надо пальцы кусачками отрезать! А кстати, хорошая идея, надо издать приказ, запрещающий хватать директора Антинеля за галстук… под страхом смертной казни.

Видимо, на моём лице нарисовалось какое-то не такое выражение, потому что Моллар прямо-таки удивительно присмирел, опустился обратно в кресло и мяукнул:

-Сао, прости, что я несколько… суечусь. Но я близок к разгадке! Знаешь, я когда стирал от бульона носки, тоже решил, что миску с лампой на лестнице поставил кто-то из новеньких. Наш народ, он такого не сделает, у него устоявшаяся нервная система и нежелание эксцессов, которые в связи с этой миской неизбежно возникнут. Мало ли кто там ещё в неё вступит? Это я не злой, а какой-нибудь Хаддлстоунов заведующий отделением, или один из Барклиных отмороженных анестезиологов, вляпавшись в бульон, из-под себя потом вылезет, но виновного найдёт, расчленит и перепрячет…

-Да, да, – несколько рассеянно согласился я, поскольку мысли мои потекли в несколько ином направлении. – Шарль, записку ты выловил, а остальное где?

-Битые стекляшки я там же прямо на лестнице в мусоропровод ссыпал, на кой они мне, а миску притырил. Хорошая ещё миска, в хозяйстве сгодится…

-Правильный подход, – в этот момент мне хотелось прямо-таки расцеловать Моллара за эту его гнусную привычку хватать всё, что плохо лежит и медленно бегает. – Покажешь мне её потом. А что ты догадался про лампы и цветы? Ты по телефону сказал, что всё понял.

-Да-а, я тоже логически мыслил, – похвастался Шарль. – Чтобы сунуть в миску с супом разбитую лампу, надо её где-то вначале надыбать. А помнишь, как у Линды Глебофф из общаги галогенки утащили? Я думаю, это те самые и есть. Вот, ещё эти внезапно зацветшие растения мне объяснила эта конопатенькая девочка из отдела гербологии, как её – Агата дель Фрио, кажется. Она сейчас пишет докторскую по редчайшим видам растений, собирает информацию буквально по крупицам, и ей тут как раз попался обрывок записи о некоем цветке под названием волчатка. Он страшно хитрый паразит: его споры прицепляются ко всему, и такие маленькие, что их не заметно. Потом эти споры в новом месте тихонечко высеиваются, куда ни попадя, и волчатка вновь зацветает белыми или серыми цветками с пятью лепестками и запахом полыни. Причём она ещё даёт плоды, какие-то то ли грибочки, то ли ягодки, съедобные, но это только в том случае, если высеялась на мёртвую древесину. На столб телеграфный, на избушку бревенчатую, на лавочку в парке. Причём, самое интересное, при всём стремлении волчатки к размножению, никто до настоящего времени в природе её не видел, и Агатка хотела этот отрывок внести в раздел «Мифологические растения», пока я не сводил её в третий корпус и не показал этот цветущий миф. В записях дель Фрио говорится о том, что волчатка растёт лишь в одном страшно далёком и труднодоступном районе, забыл, как называется… Низовье? Николье?

-Случайно, не Никель? – сладеньким голосом подсказал я, заранее обмирая от понимания.

Моллар задумчиво сморщил вздёрнутый нос, поправляя пенсне:

-Не, по-другому. Да спроси у Агаты, она тебе сразу скажет. Кстати, Каренья наша не упустила своего, оборвала эту волчатку и растрясла над полом во флигеле в холле, он же дощатый. Теперь ходит, поливает из леечки, ждёт, когда грибочки полезут, или ягодки, уж не знаю… Хочет их попробовать приготовить, Агата ведь брякнула, что в этом Низовье волчатку едят…

-Эм… спасибо, что предупредил, я теперь в «Еду» ни ногой, – я опять взялся за свои сухари с изюмом, видимо, по инерции. – Так ты думаешь, эта тётка перевелась из какого-то НИИ в Никеле или как его там, и случайно занесла споры к сакилчам в корпус? А ещё украла у Глебофф лампы, и повесила левую красную люстру, и подкинула в душевую корыто с утёнком, и миску на лестнице поставила?.. Это, по-моему, вообще не в силах человеческих, я про люстру и утёнка!

-Во-во, – мрачно поддержал Моллар, – а ещё эта сволочь украсила крыльцо общаги химиков гирляндой из разноцветных лампочек, выкрасила пол в коридоре на первом этаже онкологички в красный цвет, ума не приложу, зачем, и свистнула лифт…