Парень дергает бровями, растягивая рот в подобие улыбки, хотя выглядит сбитым с толку:

— Это когда было, напомни, года три назад?

— Так ты — сын Хэнка, — моя мать решает вмешаться и как обычно не вовремя. Она улыбается одной из самых фальшивых улыбок, поэтому сразу понимаю, что отношения у неё с этим парнем не завяжутся теплые. Он ведь не кретин не замечать подобное. Женщина прижимает ладонь к груди, представившись:

— Я — Моника. Мне давно хотелось познакомиться с тобой, — гладит Хэнка по плечам, и тот вздыхает, успокаиваясь.

Парень поднимает брови, уставился на неё, как на полную дуру, идиотизм который так и плещет в разные стороны. Его губы дрогнули в недоброй усмешке, поэтому хмурю брови, косо взглянув на него. Смеется над моей мамой? Это уже мне не по душе.

Не меняю выражения лица, когда он подходит ко мне, грубо выхватив биту, которую приходится отпустить. Что-то мне подсказывает, что с ним лучше не сталкиваться.

— Это моё, — забирает «оружие», продолжая притворно улыбаться, — на будущее, — Поднимает на меня темные карие глаза, потирая железо в руках. — Не трогай мои вещи, — ухмылка пропадает с его бледного лица, поэтому сильнее щурюсь, фыркнув.

Читаю разочарование на лице Хэнка. Видимо, он ожидал этого, но рассчитывал, что все пройдет немного иначе.

Тишина. Все стоят на месте. Мать откашливается, но не начинает говорить. Это хорошо. Обычно, она делает только хуже.

И неловкое молчание рушит Елена. Старушка спустилась к нам, совершено не ощущая той атмосферы, которая возникла в небольшом помещении:

— А я вас ищу. Все готово, прошу к столу, — смотрит на Дилана. Парень крутит в руках биту, спокойно оповещая:

— Извиняюсь, — поднимает голову, взглянув на отца, —, но сегодня я не могу составить вам компанию.

— Нет, ты остаешься! — Хэнк срывается слишком неожиданно, его лицо становится румяным, а ноздри расширяются. — Ты должен…

Парень расправляет плечи, делая шаг вперед, и грубо перебивает:

— Я ничего не должен, — отрезает, поворачиваясь спиной к мужчине, который уже готов из кожи вон вылезти, но мать сдерживает его порыв, гладя плечи и спину. Складываю руки на груди, раздраженно вздыхая. Смотрю на Дилана, который идет вдоль полок, скользя пальцем по белым этикеткам. Останавливается, взяв с полки бутылку, и бросает на отца взгляд, словно ожидая его реакции, злости и гнева. Но тот держится. Молодец. Парень так же молча проходит мимо меня, задевая плечом, и мои глаза становятся больше.

Что это вообще за черт?

Детский сад.

Бросаю косой взгляд ему в спину, недовольно ворча под нос. Дилан подходит к двери, что находится в конце помещения, и толкает её ногой, покидая нас.

Хэнк тяжело вздыхает, начиная извиняться перед моей мамой:

— Я должен был предупредить, но все-таки надеялся, что все будет иначе, — смотрит на меня, виновато улыбаясь. — Ты была права. Все подростки — сумасшедшие.

Я усмехаюсь, качая головой:

— Нет. Это иной случай, — опускаю руки, идя в сторону лестницы, не смотря на взрослых. — Он просто ублюдок, — обхожу Елену, начиная подниматься по лестнице наверх. Слышу недовольный вздох моей матери, но меня тоже не надолго хватит.

Отличное начало.

Думаю, мне стоит прибить этого кретина этой битой, а труп закопать в саду.

И все будут счастливы.

Кроме меня, конечно.

Я никогда не бываю довольна.

Комментарий к Глава 1.

Группа в вк: http://vk.com/carrie_mcfly

========== Глава 2. ==========

Тяжело осознавать, что родная мать не понимает, как некоторым людям с трудом удается приспособиться к новому месту, так что в этот же вечер женщина начала ругать меня, ведь я отказывалась кушать. Мне вовсе не хотелось обидеть Елену, но сейчас от еды меня воротит, даже от простого запаха. И не странно, зайдя в свою новую комнату, тошнота усилилась. Это совершенно другое место, к ярким краскам которого вряд ли привыкну. Узорчатые обои раздражают глаза, а темный паркет слишком блестит. К слову, я готова придираться ко всему вокруг, ведь только ворчать и могу.

Толкаю сумку ногой, бросая взгляд в сторону довольно большого шкафа, которым пользоваться не собираюсь. Даже толком распаковываться не буду. К черту все это дерьмо.

Расстегиваю молнию, сев на корточки, и вынимаю белую майку с серыми спальными штанами. Не помню, откуда их взяла, возможно, у одного из друзей, а таскать мужские вещички мне только в радость.

Натягиваю всё это добро на себя, поправляя лямки черного лифчика, который постоянно мешался, сжимая грудь. Стоит сказать маме, что мне нужно новое белье. Медленно подхожу к зеркалу, рассматривая себя с ног до головы, и встряхиваю рыжими волосами, подстриженными под каре как раз перед отъездом в этот чертов город. Морщусь от неприятной боли, снимая сережки, которыми «утыканы» мои уши.

Моя мать умоляла меня не сбривать виски, чтобы я могла произвести хорошее впечатление, но, как мне кажется, всё наружное — не так важно. У меня был знакомый, тело которого было в татуировках. Он носил пирсинг во всех возможных местах, играл в небольшой рок-группе, но при этом выращивал у себя в гараже цветы. Да, настоящие, живые.

Думаю, про таких, как мы, все говорят «неформалы». Странно, что в детстве меня это напрягало, но после я нашла таких же людей, с такими же интересами, и жить стало намного проще.

Что ж, приобрел что-то, будь готов отдавать.

Отвлекаюсь на шум и поворачиваю голову, уставившись на дверь, после чего решаю выглянуть в коридор, чтобы понять, что именно является источником грохота. Выглядываю из комнаты, сжав в руках зубную щетку. Голоса. Кажется, с первого этажа.

Стоп, а меня вообще это должно волновать?

Недовольно хмыкаю себе под нос, полностью выходя в коридор, и закрываю дверь, начиная оглядываться в поисках ванной. Мне совсем не хочется случайно заглянуть не туда, так что со смирением принимаю тот факт, что мне придется лишний раз обратиться к одному из теперешних жителей этого дома, поэтому, опустив руки вдоль тела, бреду в сторону лестницы. Ворчу, ладонью отмахиваясь от запаха никотина, что преследует меня, вынуждая давиться собственной слюной. Отвратительная вонь.

Вновь слышу голоса, вот только теперь ясно понимаю, что они становятся громче. Это вынуждает меня ускорить шаг, чтобы быстро миновать явно приближающуюся проблему в лице Дилана и какого-то парня, что так яро жевал жвачку, надувая шар. Они вышли на этаж, и ОʼБрайен-младший не соизволил окинуть меня взглядом презрения. Будто не замечает, в то время как его дружок с интересом покосился на меня, шмыгнув носом:

— Хэй, — тянет, широко улыбаясь и чавкая, поэтому закатываю глаза, желая, чтобы они вовсе вытекли, и мне не пришлось бы видеть всё это.

Гордо поднимаю голову, проходя мимо парней, и сворачиваю на лестницу, успевая сделать всего пару шагов вниз перед тем, как остановиться, сжавшись внутри.

Хэнк и мама. Мужчина так напряжен, что могу разглядеть со своим плохим зрением, как трясутся его руки, сжимающие ладони в кулаки. Женщина стоит рядом, гладит его по голове и плечам, что-то нашептывая на ухо. С настоящей тревогой смотрит на него. С такой нежностью, которая словно дает мне пощечину. Не помню, чтобы мать вела себя так по отношению ко мне, к своей родной дочери, так почему она так трепетно относится к человеку, которого знает какие-то месяцы? Мне стоило бы привыкнуть к такому, но это рождает в груди непонимание.

И я вновь задаюсь всё тем же вопросом, который сопровождает меня на протяжении всей жизни: «Что я делаю не так?»

Но, разве горький опыт не должен вразумить? Почему у матери не родились сомнения, почему она продолжает верить людям, верить в любовь? Лично я, наблюдая за своими родителями, убедилась лишь в том, что не существует более сильных чувств, чем просто симпатия и желания удовлетворить свои сексуальные потребности. Чистой, настоящей любви, как таковой, никогда не было.

Опираясь на это, совсем не могу понять свою мать. Ей одного пьяного кретина мало было? Почему она не видит идеальной жизни со мной? Обязательно нужен кто-то третий?