Хмурюсь, оставляя поцелуй на ее шее.

Как ни странно, несмотря на все мое внутреннее отвращение к подобному, я кое-что осознал.

Девушка запустила пальцы мне в волосы, оттягивая их.

Я определенно хочу её.

Создавалось под: Hans Zimmer (Л.В. Бетховен) – OST “Ангелы и демоны”

Нахмурился, когда девушка встревожено взглянула на меня:

- Д-Дилан, - выдавливает, задумчиво уставившись куда-то в бок. Она прислушивается?

Музыка.

Я опираюсь руками на стол, слегка поворачивая голову.

Это фортепиано.

Оборачиваюсь. Музыка льется из магнитофона. Видимо на этой кассете была записана игра Кэтрин.

Девушка садится, хмурясь:

- Слушай…

По спине пробегает холодок. Шепот. Неразборчивые слова на фоне мелодии. Моргаю, щурясь. Это нелепо. Слова становятся громче, но понять их не могу. Это похоже на набор букв, но кто-то читает их с интонацией, отделяя, словно, слова. Оборачиваюсь, взглянув на девушку, которая явно в ужасе. Она хватается за ткань моей футболки дрожащей рукой.

***

Девушка вбегает в комнату, запирая за собой дверь. Она сделала это, она смогла.

Тяжело дышит, отходя. Поворачивается к шкафу, включая свет. Её тело ноет от перевозбуждения. Открывает дверцы, опуская голову. На зеркалах нарисованы непонятные обычным людям знаки. Это походит на какой-то древний язык. Его не прочесть. Девушка чувствует, как ноги подкашиваются. Она садится на пол, все так же держась за дверцы. Поднимает темные, словно бездны, глаза.

***

Я хмурюсь, медленно убирая руку Кэйли, когда замечаю на стене, возле фортепиано, странную табличку, покрытую слоем пыли. Девушка пискнула, но не слезла со стола, когда я отошел, щурясь. В это время мелодия становилась все более пугающей, ведь теперь голоса стали громче мелодии. Да, теперь эту чепуху несет не один человек. Голоса разные, но они явно женские.

Подхожу к стене, протирая пыль. Замираю, видя ту же надпись, которую не в силах разобрать. Задумался. Мой дед писал это при мне. Я хорошо помню этот день. Тогда он впервые сдал этот дом семье, хотя был против этого, но отец уговорил его. Дед заготовил целый свод правил, чего я не мог понять, ведь никто все равно не стал бы прислушиваться к ним. К тому же, мой дед спустя столько лет немого обезумел.

«Не включай свет», - я навсегда запомнил выражение его лица, когда он говорил мне эти слова. Это были последние слова деда, которые несли хоть какой-то смысл, ведь после этого, стоило ему открыть рот, как выдавал лишь бред.

Сильнее хмурю брови, читая внимательней надпись:

«Не включать свет после заката. Вы дадите им больше времени, сил, а так же шансов свести вас с ума».

Стучу кулаком по губам. В голове начинает выстраиваться картинка, которая приводит меня в ужас. Да, впервые за столько лет я почувствовал этот леденящий холод, а главное – понял, в чем была суть его слов.

- Кэйли, - сглатываю, оборачиваясь, и дергаюсь, замирая: девушка по-прежнему сидит на столе, не отрывая испуганные глаза от меня. Её губы дрожат. Она не может видеть того, что вижу я, но она явно чувствует Её.

Я приоткрываю рот, теряясь, но беру себя в руки, напрягая скулы, когда Кэтрин, стоявшая позади Кэйли, подняла темные глаза.

- Кэйли, - шепчу, делая осторожный шаг.

Свет начинает мерцать, после чего лампочка лопается, и комнату поглощает мрак.

========== Part 28. ==========

[petra’s memories]

Кажется, спустя столько лет, это все прекращает быть чем-то особым. Теперь это и есть моя обыденная жизнь.

Хватаюсь за волосы соперницы, с которой раньше мы были «не разлей вода». Она сидит на мне, грубо держа за голову, и бьет её об плиточный пол нашей душевой.

Я обучалась, хотя, вернее можно сказать, заточена с первого класса в пансионате для девочек. Их лозунг: «Мы сотворим с вашим ребенком чудо!»

Глупо звучит, не правда ли?

Все здесь направлено на то, чтобы вырастить настоящих леди. Нас вгоняли в рамки, заключая в клетках законами и правилами. И, видимо, со временем устаешь от этого и ищешь то, на чем можно было бы вынести весь пыл.

Никогда бы не подумала, что этим предметом окажусь я.

Девушки вокруг кричали, наслаждаясь нашей бойней.

Её звали – Бонни. Мы дружили с сада. Вместе росли, учились, но после шестого класса все изменилось. Её словно подменили. Я не пойму её злости ко мне. Стоит мне не так посмотреть на нее, где бы мы ни находились, как она вцепится в меня, подобно дворовой собаке.

Чем я заслужила такое отношение к себе? Почему все отвернулись от меня?

Почему именно я?

От лица Дилана.

Не думаю, что она спала.

Я дремал, часто открывая глаза, словно легкое движение могло вырвать меня из глубоких раздумий.

Нет, она даже не закрывала глаза. Она лежала на боку, лицом ко мне, руки согнула в локтях и игралась с локонами своих волос. Кажется, она не знала, что я не сплю и все время наблюдаю за ней. Кэйли смотрела на свои волосы, но мысленно была далеко. Впервые меня тяготит тот факт, что человек, который находится так близко, на самом деле недосягаем для меня.

Девушка тихо дышит, хотя заметно, как тяжело ей это дается. Видимо, боится разбудить меня. Мне не нравится такая Кэйли: выражение её лица напрягает, глаза потухли, губы не шевелятся.

На улице уже светает, а она даже не прикрыла уставшие глаза. Кэйли пила, так что должна, как другие нетрезвые люди, отключиться и храпеть, почесывая пузо под майкой, но нет, её взгляд слишком напряжен. Она явно думает о чем-то важном.

Это беспокоит.

Кэйли тянет волос, отрывая его. Хмурится от боли, прикрывая один глаз. Кажется, она невольно вздрогнула, когда я шевельнулся, поднимаясь на локоть. Девушка взглянула на меня, но выражение её лица ни о чем не говорит мне. Она явно устала, вымотана.

Двигаюсь ближе, чувствуя, что сон сам ломает меня. Девушка не шевелится, пока я устраиваюсь рядом, почти с головой накрывая её одеялом. Она касается носом моих ключиц, но по-прежнему не двигается, продолжая смотреть на бедный оторванный волос.

- Спи, - практически приказываю, хмуро взглянув на неё. Кэйли глубоко вздохнула, приоткрыв рот, но ничего не сказала, удобнее устроившись. Рядом с ней всегда невыносимо жарко.

Девушка ерзает, издав звук, похожий на писк. Я вновь смотрю на неё, сильнее хмуря брови. Кэйли вспотела. Она продолжает нервно теребить локоны волос, жалостливо скуля.

- Эй, - пальцами убираю волосы с её лица. – В чем дело? – она хнычет, пряча лицо. – Тебе страшно? Или… - не могу понять. – Ты в безопасности.

Кэйли кулачками прикрывает глаза:

- Почему я?

Приподнимаюсь на локоть, пытаясь взглянуть ей в лицо. Девушка не смахивает слезы и хмурится, выражая злость:

- Почему именно я?

[petra’s memories]

- Мама не приехала, да?

Нажимаю на клавиши. Это фортепиано стоит и пылится в старом здании. Кажется, ему так одиноко, как и мне.

Отец сидит рядом. Я вижу, как он нервничает:

- Кэтрин, - откашлялся. – Мама не приедет, она…

- Опять в Голливуде? – слабо улыбаюсь. – До сих пор надеется получить роль, которая поднимет её?

- Мама оставила нас, - отец вздыхает, ведь это было очевидно. – Ты уже взрослая, должна была понять это.

Прекращаю играть, поднимая взгляд, шепча:

- Мама опять уехала?

- Да, - кивает, потирая кулак, - да, и теперь навсегда, Кэтрин.

Я не хмурюсь, но мои пальцы дрожат от напряжения.

Почему опять?

Моргаю, скрывая обиду, и сжимаю губы, отводя глаза, после чего продолжаю играть, из-за чего отец теряется.

Почему именно я?

Не знаю, что должен ответить на это.

Девушка поднимает глаза, продолжая хмуриться:

- Почему, Дилан?

Моргаю, отводя взгляд. Сглатываю, глубоко вздыхая:

- Ты считаешь себя в чем-то виноватой?

- Мама уехала, - шепчет, переворачиваясь на живот. – Папа неизвестно где, эта тварь продолжает терроризировать, за свет и воду никто не платит, денег нет, учеба в говно, жизнь…