Поднимаю руку, поднося к затылку О’Брайена. Тот даже не вздрагивает от прикосновения моих пальцев. Я аккуратно касаюсь его затылка, надавливая на кожу:

- Ты нагрубил ему? Или, может, вы оба друг друга не возлюбили с первого взгляда?

Парень не отвечает, продолжая молчать. Он потирает кисти рук, когда я скольжу пальцем по его шее к волосам. Кажется, его кожа покрылась мурашками, что вызвало улыбку на моем лице:

- Почему ты не говоришь об этом? – знаю, что у меня слишком много вопросов к нему.

Мне нравится касаться его.

Дилан подносит кулак ко рту, кусая его, после чего чешет переносицу, поворачивая голову в мою сторону, и убирает мою руку от своих волос:

- Если человек о чем-то умалчивает, значит, он не хочет говорить об этом.

- Но, почему? Что между вами произошло? – не понимала, садясь на колени. Дилан не смотрел на меня, хотя голова оставалась повернутой в мою сторону. Он уставился куда-то перед собой:

- Знаешь, ты действительно раздражаешь, - его голос, кажется, дрогнул. Он злится.

- Я ничего не слышу, следовательно, ты просто поехавшая, - парень поднимается с пола.

Я хмурюсь:

- Да, наверное.

Все это происходит в моей голове?

Дилан не смотрит на меня, как и я на него. О’Брайен идет к окну.

Щелчок.

Я поднимаю лицо, уставившись на дверь. Дилан останавливается, хмурясь, после чего оборачивается, взглянув на меня. Тихий скрип. Парень следует за моим взглядом, останавливая её на двери, что немного приоткрылась.

Я вскакиваю на кровати, опираясь руками на стену. Перевожу глаза на Дилана, который приоткрыл рот, щуря глаза.

Он это видит? Видит ведь? Я, я не сошла с ума. Это, правда, происходит.

Мелодия.

Мои глаза готовы вылезти из орбит.

- Т-ты слышишь? – спрашиваю, но О’Брайен просит меня замолчать. Он прислушивается, слегка наклоняя голову, после чего полностью оборачивается к двери, шепнув так тихо, что я еле расслышала:

- Кэтрин?

========== Part 16. ==========

Мелодия на фортепиано: Yann Tiersen – Comptine D’un Autre Ete-L’Apre

- Возможно, тебя даже не замечают, - девушка сидела за фортепиано, разминая пальцы, и готовилась к игре. Дилан поднялся с кресла, подходя к ней, и сел рядом. Девушка широко улыбнулась, бросив на него взгляд:

- Да, тебя это не волнует, - кивает. – То, как относятся к тебе другие люди, - кусает губу.

- Верно, - соглашается. – Давай, играй, мне сегодня на тренировку надо успеть, а мы с тобой даже половину домашки не сделали.

Девушка ерзает на месте. Её улыбка слабеет:

- То есть, тебе все равно, как я отношусь к тебе? – поднимает глаза на О’Брайена. Тот поворачивает голову, встретившись с ней взглядом. Девушка сжимает губы, ожидая ответа, но Дилан лишь хмурит брови, смотря на неё сквозь очки.

Не знаю, что лучше, но оставаться в комнате одной не желаю, поэтому, стоило Дилану выйти из комнаты, я бросилась за ним, шепча:

- Куда ты? – останавливаюсь, понимая, что мелодия звучит где-то сверху. Поднимаю голову. Чердак? Но, Дилан говорил, что фортепиано в кабинете отца, к тому же не видела я там его.

О’Брайен, тоже поняв, откуда звук, дернул за веревку, чтобы спустить лестницу. Он даже в темноте неплохо разбирается, ясно видно, что этот парень хорошо ориентируется в доме.

- Дилан, - стараюсь шептать. – Там нет фортепиано, это вообще все… - замолкаю, сглатывая, - это все странно, не находишь?

Парень не смотрит на меня, продолжая разглядывать потолок.

- Дилан, тебе, что совсем не страшно? – я не понимаю.

О’Брайен почесал переносицу, взявшись за металлические перила, и начал подниматься вверх. Я открыла рот, оглядываясь по сторонам.

Мне все это жутко не нравится.

Вновь поднимаю глаза на парня, который уже забрался. Да, твою же…

Следую за ним, мысленно проклиная. Не смотрю вниз.

Дилан включает свет – лампочка висит в центре помещения. Она неприятно мерцает, заставляя щурить глаза. Я даже про её существование не знала. Теперь могу рассмотреть все, как следует: на чердаке много коробок, а так же шкафов с книгами и обыкновенными газетами. У стены по-прежнему стоит что-то, прикрытое белой тканью. Дилан осматривается, понимая, что фортепиано здесь нет. Он проходит к раскрытым коробкам, молча, начиная рыться в них. Я обнимаю себя руками, ведь здесь довольно влажно и пахнет сыростью, а так же чем-то очень старым.

Только сейчас понимаю, что вокруг тихо. Мелодия больше не раздражает уши, хоть и была очень даже красивой.

Чтобы не терять время, я прошла к шкафам, разглядывая полки. Чихаю от пыли, когда беру одну из книг. Открываю. На обратной стороне обложки надпись чернилами. Разбираю почерк, читая: «Клариссе Монтез – моей преданной читательнице и великолепной дочери».

Стоп.

Перечитываю.

Монтез. Мистер Монтез, директриса Монтез, Линк Монтез, школа Габриэллы Монтез. Сейчас голова взорвется. Что это вообще значит?

Поворачиваюсь, чтобы спросить Дилана, но меня отвлекает фотография в рамке, что стоит чуть левее от неаккуратно сложенных книг. Я беру её, кладя книгу на место. Пальцем стираю пыль со стекла, наклоняя голову: это ребенок в кружевном платье. Это, очевидно, девочка. Её светлые глаза кажутся стеклянными. Фотография явно сделана довольно-таки давно. Качество не совсем впечатляет.

Решаюсь вытащить её из рамки, ведь обычно на обратной стороне пишут имя.

Так оно и было. Я взглянула на почерк, который явно принадлежал девушке: «Кэтрин Петрова».

Хмурюсь, вновь смотря на фотографию. Это и есть Кэтрин? Присматриваюсь. Такое чувство, словно я где-то её встречала.

- Дилан, - зову его. – Почему тут книга, принадлежащая некой Монтез? Это родственница Линка?

О’Брайен облизывает губы, бросая то, что было у него в руках, в коробку:

- Да.

- Написано «Кларисса», - говорю. Парень смотрит на меня, стуча кулаком об кулак:

- Это… - откашливается. – Это мать Линка.

У меня отвисла челюсть:

- П-погоди, а что книга матери Линка делает здесь? – нервно улыбаюсь, окончательно запутавшись.

Дилан сует руки в карманы своих штанов:

- Это, - притоптывает ногой. – Она жила здесь до твоего отца.

- Стоп, а Кэтрин? – он издевается?

- Кэтрин Петрова была дочерью нового супруга Клариссы, поэтому и фамилии разные, - выдавливает из себя эти слова, отворачиваясь, чтобы продолжить рыться в коробке. Я часто моргаю, понимая, что голова все же идет кругом. Смотрю на фотографию:

- Петрова? Она была русской?

- Не думаю… Мы с ней никогда не говорили об этом. Она вообще не любила говорить о своей семье, - подметил Дилан, вздыхая. – Из-за её фамилии в школе часто шутили над ней.

- Шутили?

- Да, придумывали разные шуточные имена.

- И какие же? – интересуюсь, поставив фотографию на место, после чего пошла к предметам, накрытым старой тканью.

- Я все не помню, но была у неё одна «кличка», которую она терпеть не могла, - Дилан взял в руки газету.

Я коснулась ткани рукой, чувствуя, как сердце начинает биться чаще, а странный шум в ушах мешает отчетливее слышать О’Брайена:

- Какая?

Дилан открыл газету, кашляя от пыли:

- Все звали её Петра.

Тут кашлять начала я. Резко оборачиваюсь, из-за чего Дилан поднимает на меня глаза.

- Петра? – шепчу.

Лампочка резко гаснет. Я отступаю назад, ударяясь спиной о предметы. Оборачиваюсь. Ткань спала, расположившись на пыльном полу. Мои губы начинают дрожать. Я не моргаю, смотря на свое отражение. Но нет, это не я.

Это зеркала.

У моего отражения нет глаз.

Пищу, когда у той меня челюсть отвисает сильнее, чуть ли не до самых ключиц. Набираю воздуха в легкие, и мой крик разносится по всему чердаку.

***

Дилан оборачивается:

- Какого…

Кэйлин отскочила от зеркал, спотыкаясь и падая на пол. Парень подскочил к ней, хватая под руки:

- Что не так? Что…

Девушка прекратила кричать. Её руки тряслись, а взгляд был устремлен вперед. О’Брайен огляделся, но кроме предметов, накрытых белой тканью, ничего не обнаружил. Девушка начала ронять слезы, что-то шепча: