Я представляла наш разговор немного иначе: думала, она будет стыдиться, бояться взглянуть на меня, заговорить со мной, а я бы сидела и с отвращением высказывала то, что скопилась за эту ночь внутри меня. Но нет. Все, как обычно: она горда и уверена в себе и своих деяниях, а в меня плюнули парочкой очередных «подстебечек».

- Слушай, я просто прошу тебя забыть и делать вид, словно ничего не было, - чмокает губами.

Я бросаю смешок в ответ:

- Каким раком, простите? Я живу с вами в одном доме. Я пересекаюсь с твоим Диланом каждый день.

- Но вы все равно толком не общаетесь, - ей явно понравилось, как я сказала «твой Дилан». – Ты ничего не теряешь с этого, так ведь?

Щурюсь, задумавшись:

- В общем-то, да. Но…

- Вот и отлично, - отрезает на полуслове, тем самым говоря, что беседа окончена. Я надуваю щеки, сжимая губы, и отворачиваюсь, складывая руки на груди, уставившись в окно.

Зои открывает бардачок машины, роясь там, после чего протягивает блестящий фантик:

- Держи, и успокойся.

Серьезно? Конфетка?

Грубо выхватываю её из рук сестры, вновь смотря в окно. Девушка улыбается:

- Так, мы договорились?

Сжимаю губы.

Все же, это ведь не мое дело. Меня не касается, значит и напрягаться, возмущаться незачем.

Легкий кивок - и прекрасная улыбка Зои становится шире:

- Обожаю тебя, Чарли.

Ворчу, удобнее располагаясь на сидении. Безумие. Как я могу жить спокойно, зная, что в доме творится такая…

Поток моих мыслей замирает. Смотрю на Зои:

- А, если, - запинаюсь. – Что, если родители…

- Не бойся, - у неё, я погляжу, хорошее настроение. – Они не узнают. Тем более, это все не серьезно, - хихикает, вновь пройдясь языком по белым зубам.

Она так делает, когда нервничает.

Хмурюсь, с недоверием смотря на неё, после чего отвожу взгляд, ощущая, что находиться с ней в салоне намного тяжелее, чем раньше.

Интересно, как давно у них это? В голове не укладывается.

***

Весь школьный день был настоящей пыткой для меня. Раньше была крайне счастлива вернуться домой, где могла отдаться любимому делу и расслабиться, чтобы набраться сил для повторного похода в школу. И так каждый день, но сейчас, в один миг, все стало иначе. Мое восприятие изменилось.

Удивительно, что другие люди способны так повлиять на меня. Или не они, а их деятельность.

Чищу зубы, выплевывая пасту в раковину, и наклоняюсь, чтобы набрать воды в рот. Вновь плюю, выпрямляясь.

Дверь скрипит, и я даже жалею, что правило на «стук в дверь» не так серьезно воспринимается. Хмурю брови, кода в ванную комнату проходит Дилан, неся с собой запах сигарет и слабого одеколона. Он зевает. Все время зевает, словно ничем толком не занимается, а лишь спит. Сам по себе и с кем-то.

Парень надоедает тем, что вечно щурится, когда наши взгляды случайно пересекаются. Смываю пасту со щетки, слыша его недовольный голос:

- Ты всегда такой тормоз? Освободи уже ванну, - складывает руки, оперившись на стену позади. Закатываю глаза, качая головой.

Он и Зои стоят друг друга. Такие похожие. Идиоты.

Только этот куда хуже.

Оборачиваюсь, щуря глаза подобно ему:

- То есть, для тебя все это тоже нормально? – и чего я завожусь? Просто выйди и не лезь в их отношения.

Дилан моргает, изогнув бровь:

- Я должен сказать, что мне стыдно за то, что ты, будучи невоспитанным ребенком, зашла в чужую комнату без стука?

Кажется, мое правое веко начало неприятно подрагивать. Открываю рот, запинаясь:

- Вот только не нужно меня виноватой делать, - ворчу. – Не я же там, - нахмурилась. – Ну, это, - топнула ногой. – Ну, то самое…

Дилан поднял брови с усмешкой:

- Мне стыдно только за то, что подобное увидел ребенок, - выделяет последнее слово, кивая в сторону двери. – А теперь выйди, иначе тебе придется лицезреть то, чего вчера разглядеть не успела.

Чувствую, как румянец на щеках предает меня, проявляясь. Гордо поднимаю голову, но, что ответить, не знаю, поэтому разворачиваюсь, чтобы покинуть ванную комнату:

- Я не ребенок, - не сдерживаюсь, шипя.

- Эй, - он окликает меня. Я поворачиваю голову, хмурясь:

- Чего еще?!

Парень подносит палец к своей щеке, тыкая по ней. Я моргаю, но сохраняю хмурое выражение лица. Смотрю в зеркало.

Ну, конечно.

Алый след от зубной пасты на щеке. Яро вытираю его тыльной стороной ладони.

- Детская паста со вкусом клубники? – он вновь усмехается, понимая, что в очередной раз удачно подколол меня. Морщу нос, бросая:

- Она не детская! – быстро иду к двери, но перед тем, чтобы выйти, рычу:

- И это не клубника, а вишня! – хлопаю дверью.

========== Глава 3. ==========

Белый, почти прозрачный песок. Поднявшийся ветер, и голубой горизонт, сливающийся с таким же ясным и чистым небом. Яркий свет слепит глаза. Щурюсь, босыми ногами проникая вглубь берегового песка. Бегу, оборачиваясь: собачья шерсть, отдающая зеленным и ярко оранжевым, подымается в воздух, когда животное спешит за мной, высунув язык, и довольно громко гавкая в спину. Смеюсь, оборачиваясь, и бегу спиной вперед:

- Уна, теряешь хватку!

Мой отец принес её в дом, когда она была щенком, а я только родилась. Но, поскольку у матери аллергия на шерсть, то оставить ее не могли. Тогда отец отдал щенка смотрителю, живущему у причала. Тот прожил не так долго, поэтому собака практически целыми днями сидела на цепи. Я подросла, и сама решилась ухаживать за ней, ведь, как ни как, она - живое существо.

Кличка Уна пришла мне в голову недавно. Поскольку меня называют Чаплином, то я подумала, что неплохо было бы дать кличку собаке в честь того, кто был самым близким для этого актера.

Его супруга - Уна О’Нил. И действительно, Уни стала для меня одной из самых близких. Иногда, у меня такое чувство, будто она меня понимает. Бывает, я начинаю с ней разговаривать, а она так смотрит, прямо в глаза, что становится не по себе.

Уна очень умная, для собаки.

Спотыкаюсь, падая спиной в песок. Смеюсь, когда собака набрасывается сверху, начиная лизать лицо своим шершавым языком.

- Боже, прекрати! - Плююсь. Её виляющий хвост щекочет кожу ног.

Сажусь, сгибая ноги в коленях, и Уна лезет мне под бок, сильно вжимаясь мордой в подмышку. Смеюсь, трепля её шерсть.

К слову, никто уже не живет в домике смотрителя, да и сам порт не действующий, как и маяк. Не уверена, что кто-то проверял его на пригодность.

Теперь весь покосившийся и ветхий домик - будка для Уны. Что ж, она уже старая, так что вряд ли переживет бури без укрытия и тепла, хотя отопления там нет.

Смотрю в сторону горизонта, почесав щеку. Солнце печет, а на небе ни одного облачка. Влажная шерсть Уны покрыта песком.

Отряхиваю её:

- Нужно будет помыть тебя, - она падает на спину, начиная валяться и перекатываться, чтобы я почесала ей пузо, что я и делаю, улыбаясь. - Я купила наш с тобой любимый шампунь, будем пахнуть одинаково, да?

Она тяжело дышит, немного хрипя, и гавкает. Словно, правда, понимает, что я говорю с ней.

Животные кажутся такими чистыми и искренними с тобой, что ненароком задумываешься над тем, что лучше жить среди них, чем с людьми. Хмурюсь, когда в кармане шорт начинает вибрировать телефон. Вынимаю, взглянув на экран. Номер мамы. Черт. Сегодня последняя пятница этого месяца, поэтому к нам, по обычаю, приезжают родственники. Семейные посиделки у камина или костра в саду за домом, песни и разговоры, страшилки и вкусная еда с выпивкой - все это кажется таким родным и близким, что не в силах представить, что может быть иначе.

Вскакиваю, косясь в бок, ведь теряю равновесие, и начинаю оправдываться перед Уной:

- Да-да, сегодня тот самый день, дорогая, мне нужно уйти пораньше.

Собака смотрит на меня блестящими глазами, и я невольно читаю в них разочарование, поэтому встряхиваю её мордашку, опускаясь на корточки:

- Обещаю, завтра весь день с тобой.

Она гавкает, вновь высунув свой бледно-розовый язык. Я улыбаюсь, пригладив её шерсть на макушке, и поднимаюсь: