У входа нас встретили, по-видимому, нуберийка с кислотно-желтыми волосами, убранными в затейливую прическу, в ядовито-зеленом платье, натянутом как перчатка на черную блестящую кожу, и три зеленокожие карлицы, каждая их которых, просеменив на своих низеньких ножках, встала с одной из нас.

– Мы рады приветствовать вас в самом престижном центре подготовки к аукциону, шенны, – заговорила нуберийка хорошо поставленным голосом. – Я шенна Кле, по всем вопросам можете обращаться через своих помощниц ко мне. Вы наши элитные клиентки, мы постараемся, чтобы шенны ни в чем не нуждались. В наших интересах преподать вас в самом выгодном свете. Чем влиятельнее ваш новый хозяин, тем больше почета нашему заведению. Аукцион завтра вечером, поэтому дел у нас немало. Сегодня – массаж, бани и строители образов, а завтра – подбор наряда, украшений, прическа. Перед сном будет общий урок правильного поведения на аукционе, а потом раздадут примерные темы бесед, дабы каждая смогла заинтересовать своего хозяина. Располагайтесь в своих покоях, ваши помощницы проводят. Вопросы ко мне есть?

Вопросов не оказалось. Точнее, их огромное количество, но вряд ли кто ответит правду. Чем ближе подходило время этого странного аукциона, тем больше я нервничала. Мои подруги, хоть и выросли в этом мире, тоже ощутимо волновались. Ядовитая чернышка Кле махнула ручонкой, подавая знак карлицам, и мы двинулись за ними.

Отведенные мне покои, до которых добирались опять по бесконечным коридорам, а затем на лифте, были выполнены в черно-красной гамме. В середине большого зала на цепях висела огромная черная кровать, накрытая покрывалом из красного пушистого меха. Вокруг ложа расставлены разных форм и размеров красные и черные пуфы, а по углам стояли огромные зеркала. Противоположная двери стена была прозрачной и открывала завораживающий вид на вечерний город. Из помещения вели еще два выхода. Карлица открыла один из них.

– Ета одеженная, – пропищала зеленокожая, показывая комнату, очень похожую на большую гардеробную, увешенную огромным количеством одежды всех форм и расцветок, ниже стояла обувь, и, похоже, моего размера.

– Ета помывочная и отхожая. – Мне показали приличных размеров помещение с круглым бассейном и какими-то кабинками. – Сисяс отдыхайт, а чирис часа мая зайдет, в бани идем.

Карлица посеменила к выходу.

– Простите, а как вас зовут? – спросила я у малышки.

Она замерла, так и не дойдя до двери. Потом опомнилась и, медленно обернувшись, посмотрела на меня печальными карими глазами.

– Как моя звать? – удивилась она, а потом как-то сникла и тихо так сказала: – Я зе туроу, генетисеских отход.

– Не бывает генетических отходов среди разумных существ, – убежденно и твердо сказала ей я.

– Твая так думайт? – пытливо сверлила она меня глазками.

– Я в этом уверена. Вы ничем не хуже других, а может, даже в чем-то и лучше.

– Турео ниско, не как другие, отклонение, генетисеский отход, – продолжала настаивать моя собеседница.

Подошла к малышке, присела на корточки и взяла в свою руку ее пухлую ладошку. Она вздрогнула, но кисть не отдернула.

– Генетический отход – это когда нет совести, доброты, искренности. Генетический отход – это когда вместо души пустота, а вместо сердца кусок льда. А низкий рост – это просто анатомическая особенность. Очень часто бывают малыши с огромным горячим сердцем.

Улыбнулась застывшей карлице и погладила ее по руке.

– Я – Катя, – показала на себя, – так меня зовут, это мое имя, а тебя?

– Моя Глая, турео Глая, – отмерла моя помощница, и в карих глазах плескалось такое обожание, будто я ей не правду сказала, а как минимум пол-Вселенной подарила. – Мая сяс, быстра осень, вкусно несет! Кайта здет, Глая осень быстра.

Не успела закрыться дверь за моей зеленой помощницей, как в нее влетели три разноцветных вихря, в которых я узнала своих подруг. Они восхищенно рассматривали мою комнату и наперебой щебетали, расхваливая свои.

– Не понимаю, чему вы радуетесь, – сказала я, опускаясь на удобный мягкий пуф.

– Катия, это же «Рождение звезды»! – воскликнула Эриока.

– Да хоть новой вселенной, мне-то что за радость?

– Ты не понимаешь! Все, кто сюда попал, продаются очень дорого, слишком влиятельным, это престижно, – не унималась ушастая дива.

– Не могу понять, ты действительно глупенькая или это у тебя имидж такой? Тебя продадут! Неважно, сколько за тебя заплатят, важно, что будет потом. Вот, предположим, – и я хитро взглянула на заису, – тебе очень нравится Крэгус, его внешность, характер, его спокойствие, то, как он на тебя смотрит, а ты очень нравишься ему. А завтра тебя отдадут другому. Например, старому, толстому, но очень влиятельному коротышке, который заплатит за тебя целых две планеты. И все! Ты больше никогда не увидишь симпатичного тебе мужчину! Будешь терпеть отвратительные прикосновения хозяина, у которого кроме тебя будет еще сто таких же молодок.

Эриока напряглась всем телом. Взгляд ее лихорадочно скользил по комнате. Видимо, в этот момент осознание моих слов боролось в ней с укоренившимися, внушенными с детства традициями. И, кажется, побеждали последние.

– Я буду рада и горда! – воскликнула заиса, но потом потухла и неуверенно добавила: – Должна быть рада… должна быть горда… но я не хочу так…

Девчонки молчали, потрясенно прислушиваясь к нашему разговору. А из глаз Эриоки покатились крупные слезы. Следом за ней начали всхлипывать Муррия и Йумма.

– Отставить слезы! Этак вы мне тут всю спальню затопите. Каждый достоин счастья. Каждый достоин любви. Из любой ситуации есть выход. Мы живы, а значит, обязательно что-нибудь придумаем.

В этот момент дверь открылась, и за моей семенящей карлицей трое нуберийцев вкатили стол, уставленный яствами.

– Глая вкусно несла, – сообщила она мне и покосилась на нуберийцев.

– Свободны, мальчики! – попыталась выгнать непрошеных гостей, но они даже не шелохнулись.

Пришлось подойти и стать настойчивой.

– Извините, меня не предупредили, что служащие в таком престижном месте глухи, – черные посмотрели на меня с негодованием, – но так уж вышло, именно мы с подругами создаем тот почет, которым гордится ваш центр. И если сию же минуту вы не оставите нас, то я буду вынуждена сообщить своему хозяину, а он будет чрезвычайно влиятелен, об отвратительном сервисе вашего заведения и невоспитанности прислуги.

От сравнения с прислугой нуберийцы скривились, но мои слова возымели должный эффект, и они молча покинули покои.

– А ЭТО что здесь делает? – отмерла моя разумная Эриока. – Это же тур…

Получив локтем в бок от Йуммы и перехватив мой грозный взгляд, она – О, Боги Космоса! – заткнулась и приготовилась внимать.

– Это Глая, моя новая подруга, – представила малышку я как ни в чем не бывало.

– Глая подруска Кайта? – В глазах ее застыли слезы.

– Да что же за день такой сегодня! Все ревут! – воскликнула я. – Давайте лучше пировать. Вон у нас сколько всего вкусного. А на сытый желудок и думается лучше.

Пододвинула к столу самый высокий пуф и предложила малышке на него сесть.

– Глая за стол с сенна? Нелься! – испуганно пищала моя помощница.

– Очень даже можно! У нас подруги всегда сидят за столом вместе! А ты, я, Йумма, Муррия и Эриока подруги. И мы никому не скажем! – вопросительно посмотрела на девочек, и те закивали.

– Золтый питье плохой. Выпить и завтра савсема паслусный, делать сто сказут, – лепетала Глая.

Я покосилась на большой графин с желтым напитком.

– Глая может вылить его так, чтобы осталось совсем немного? – И та закивала головой, быстро подхватив жбан, исчезла в одной из кабинок ванной.

Вернулась уже с изрядно опустевшей тарой.

– Остальное-то хоть есть можно? Или еще сюрпризы ждут?

– Все скусно, мозна! – показала на стол ручкой наша спасительница.

Мы славно отужинали. Еда действительно оказалась выше всех похвал. Особенно восхитили маленькие воздушные пирожные, которые были настолько великолепны, что просто таяли во рту. Дивные фрукты, странного вида канапе, небольшие звездочки, политые каким-то лиловым соусом, выглядели для меня экзотично, но на вкус оказались умопомрачительны. Больше всех радовалась Глая.