<p>
-… Гавр, только без обид, только без обид… - хмельно потягивая слова, верещал он. – Галка говорит, копия Маришки… значит твоя копия… Прости сынок, но это какой-то фантом.. Решили назвать Верочкой в честь матери Гали, жены моей… первой.</p>
<p>
- Ну что ж, мои поздравления Галине, - прервал я разговор и положил трубку.</p>
<p>
Значит, Бог услышал мои молитвы, - улыбнулся я, уловив себя на странном волнении, каком-то далеком, из глубин памяти. И тотчас навалилась тоска…</p>
<p>
Дачный сезон практически подошел к концу, но я по-прежнему выезжаю за город, топлю дровами камин, долго и с удовольствием сижу у огня. Иногда приглашаю на дачу Анюту – идти к ней и слышать плач ребенка за стеной, «моей копии», кажется выше моих сил. И Анюта это понимает, как, впрочем, и то, что я не люблю встречаться с ней в общаге. У нас договор – ни слова о Галине. Хотя, конечно, эта моя неопределенность Анюту угнетает. Я ни разу, даже случайно не уронил ей слово «люблю» - хотя для себя уже решил. Если забеременеет, будем вместе, но, вероятно, сам Бог не хотел такой сделки. Иногда, когда мне уж очень плохо, я еду в город и долго топчусь у нашего дома, чтобы увидеть Галю. Я называю это - «убить беспросвет». Конечно, я рисковал встретиться с Анютой, но этого я боялся меньше всего. Иногда мне везет, и я вижу гуляющую во дворе с детской коляской Галину, но сделать шаг к ней, поздравить, а, главное - взглянуть на ребенка, не хватает сил.</p>
<p>
Подошло к концу обучение на курсах. Торжественно отмечая событие в ресторане, профессор, найдя минутку для меня и лукаво блеснув глазами, спросил:</p>
<p>
- Ну что доктор, так и будете коротать на скорой с вашим-то талантом!..</p>
<p>
- Так уж и талантом…, - смутился я.</p>
<p>
- Не скромничайте. Айда в столицу? Или вы все-таки хотите вернуться к операционному столу?</p>
<p>
- Теперь уж и не знаю, - вздохнул я. – По-моему я теряю вкус к хирургии. Сны кровавые задалбывают… Афган.</p>
<p>
- Понимаю… И все-таки, молодой человек, айда в столицу! Только там вы найдете себя. Союз на пороге больших перемен, а рукам вашим нет цены. Согласитесь – это не так уж и принципиально - возвращать здоровье человеку скальпелем или голыми руками. Важен результат. Я помогу вам. Человек вы образованный и еще такой молодой. Подумайте…</p>
<p>
Что мог я сказать тогда замечательному доктору? Просто я очень любил Галину. Мне все казалось, что однажды раздастся звонок и Галя скажет:</p>
<p>
- Прости меня, Гаврош. Давай забудем все и начнем с чистого листа. У меня вот родилась девочка, копия Маришки… Прости мою глупость.</p>
<p>
… Значительно позже, когда зигзаги судьбы обретут трагическую явь, я вспомню приглашение профессора Берга: «Айда в столицу», но только улыбнусь прошлому вдогонку. Я ничего не хотел менять тогда. Галя… Наверное человек имеет право на заблуждение…</p>
<p>
Зима запаздывала, и по-настоящему мороз ударил лишь ближе к новому году. И как-то в одночасье город замело снегом. В сутолоке перемен я потерял дням счет… Пока я работал на скорой, но все мои мысли и пожелания толпились вокруг нового для меня дела. На местной барахолке я приобрел массажный стол, а Эльвира, женушка тестя, подсуетила первых клиентов. Сразу после той памятной процедуры, пылая восторгом, она сказала:</p>
<p>
- Ну, зятек, ты меня удивил. Это какое-то чудо! У меня от сидячки в конторе поясница свинцовая была. А сейчас такая легкость?! Ну, волшебник. Жди гостей. Тут она достала из сумочки деньги.</p>
<p>
- Нет, нет… Мы же родственники, - запротестовал я.</p>
<p>
- Бери. Нельзя. Плохая примета.</p>
<p>
- Выдумываешь…</p>
<p>
- Ничего не выдумываю. Это работа. И вообще, родственничек, сам гол, как сокол, тебе так еще много надо… Обижусь.</p>
<p>
Пришлось взять.</p>
<p>
Чмокнув меня на прощание в щеку, Эльвира заметила:</p>
<p>
- Дура все-таки Галка…</p>
<p>
И тотчас в голове лезвием бритвы блеснули слова тестя: «Он такой импозантный, такой импозантный. Конечно, Галкин инвалид ему не конкурент». «Как ни крути, а авторство-то ваше, мадам», - подумал я.</p>
<p>
… Скорую я оставил в первых числах февраля, когда количество моих клиентов стало зашкаливать и надо бы определяться. Среди именитых пациентов (кроме, разумеется, директора завода), появились и «представители властных структур». (Позже они будут называться «ВИП-персонами»). В новое дело я ушел, что называется, с головой, перечитал уйму специальной литературы. Наши встречи с Анютой как бы затерялись в «трудовых буднях». Каждый раз, болтая с ней по телефону, я чувствовал какую-то вину, но решаться на вполне определенный шаг пока не созрел. Я понимал, что могу однажды ее потерять. Но решение откладывалось на потом. Теперь наши редкие встречи проходят только у меня, в массажном кабинете. Впрочем, на дачу иногда выезжаю, но один и без ночевки, хотя Пахомыч к моему приезду протапливает камином комнату и я понимаю, на двоих. И дровишек принес много, считай, всю баньку доверху чурбачками заложил – можно б было и остаться. Даже с Анютой. Со сторожем мы хорошо, под водочку закусываем все тем же «недоразвитым теперь социализмом» и разомлевший от удовольствия Пахомыч, например, выдает:</p>
<p>
- Вот ведь парадокс, Алексеевич, в магазинах пусто, а на столах густо! Эт как так можно? Я полагаю по блату ты эти вкусности поимел. И другой, и третий таким же, значит, макаром. А я вот позавчера гвоздодера путевого найти не мог. А стали мы выплавляем больше всех…</p>
<p>
Я понимал, что разговор о прелестях социализма – это безразмерная тягомотина и делал одну за другой попытку закрыть тему, но Пахомыча трудно было остановить. Однажды он спросил:</p>
