Фатьма расплакалась навзрыд, как ребенок, но рыдания ее потонули в страстном ликующем голосе Насими; прижимая ее головку в грубой войлочной шапке к своей груди, он отирал ей слезы и долгим взглядом смотрел ей в глаза, охваченный бесконечным восторгом. В торжестве сбывшейся встречи даже слезы Фатьмы были счастьем, и, забыв и про мюридов, и про Устада, ожидающего его в новой резиденции, Насими не видел сейчас в целом мире никого, кроме этой маленькой, хрупкой женщины.
- Я пришла вопреки запрету, - сказала Фатьма, подавив, наконец, рыдания.
Но до Насими, кажется, не дошел подлинный, смысл ее слов. Прижавшись лицом к ее головке в войлочной шапке, он прикрыл глаза и пропел начало газели, которую впоследствии в память этой встречи будут петь на меджлисах бакинские мюриды:
Добро пожаловать, душа моя утешная!
О неземная, вездесущая, нездешняя!
Пришла спросить: "Ну как ты, Насими?"
Добро пожаловать, душа моя воскресшая!
- Нежная моя, хрупкая моя! Я знал, что ты создана из отваги - и смелости, - продолжал он горячо. На каждом шагу меня подстерегали тысячи дивов, меня побивали камнями и обзывали нечестивцем; меня проклинали захиды, муфтии, садраддины, мне грозили хаганы, шахи, султаны, но дух мой не сломился потому что был созвучен с твоим духом, и я открыто и громко провозглашал повсюду наши истины! И я одолел всех и одержал победу, потому что путь мой венчала встреча с тобой!.
Насими хотелось сесть тут же, на косогоре, лицом к лицу с Фатьмой, и говорить, говорить, говорить, рассказать ей обо всем - о дальних странах, о стремлении изверившихся людей к правде, о приобщении их к хуруфизму, говорить взахлеб, горячо, так, чтобы перечеркнуть два года разлуки и чтобы любимая, изнуренная тоской, ощутила, наконец радость встречи. Речь его лилась естественно, как биение сердца, и он говорил бы и говорил в экстазе любви и счастья, если бы Фатьма с совершенно уже сухими глазами не сказала: "Отлучение остается в силе". Она провела пальцами по его лицу, по засохшим пятнам крови на груди, обняла за шею, поцеловала, оторвалась от него и отступила на шаг.
- Отлучение не будет снято. Мы не увидимся больше. Прощай! - сказала она дрогнувшим голосом, повернулась и пошла.
Свет померк в глазах Насими.
Понимая, что халифы, единодушно принявшие решение об отлучении, не так просто откажутся от него, он тем не менее сейчас, ощутив дыхание Фатьмы, касание ее губ и рук и ответный взрыв своих чувств, во сто крат сильнее был поражен бессмысленностью и чудовищной жестокостью отлучения. Почему? Неужто даже спасение Фазла от ареста и неминуемой казни не стерло с него пятен несовершенства? И чем оно заключается, это несовершенство?..
В пренебрежении к символике, в откровенности проповедей... Но нет, не в этом дело, они не все ему говорят. Странное, с недомолвками разногласие воцарилось между ним и его единомышленниками.
Фатьма уходила вверх по косогору, унося с собой его силу, его волю, обретенную было уверенность в себе.
8
Перед воротами новой резиденции Фазла стоял на огне большой медный казан, в котором варились горные травы, сильный и бодрящий запах которых, действуя, подобно эликсиру, должен был напомнить каждому, что и во времена бесконечных погромов и кровопролития красота жизни непреходяща и непобедима и что мать-природа живет по своим мудрым законам, дабы пришелец вошел к Фазлу умиротворенным, с покойной душой и ясной головой. У ворот стояли мюриды, в обязанности которых входило встретить пришедшего и расспросить о целях прихода к Фазлу.
Ни сильный запах трав, ни приветствия мюридов не отвлекли Насими от мрачного состояния души; перед глазами у него стояло изменившееся лицо Фатьмы, а в ушах звучало: "Мы не увидимся больше. Прощай!" Он вошел в ворота и, проходя по длинному, освещенному масляными светильниками коридору, ведущему во двор заброшенного караван-сарая, остановился, напоровшись, как на шип, на укоризненный взгляд Юсифа.
Вместо принятого у мусульман приветствия "салам" и ответного "алейкума-салам" хуруфиты обменивались при встрече словами "Анал-Хакк" и "Фазл-Хакк", потому что человек, сказавший некогда "Да будет вашим словом "салам" и введший в обиход приветствие "салам" - "мир", в течение двадцати трех лет разил народы мечом, обесценив тем самым слово "салам", и хуруфиты, считая его неискренним, если и обменивались им вынужденно на людях, то меж собой строго держались приветствия "Анал-Хакк".
Насими и Юсиф обменялись принятым в их среде приветствием, и вслед за этим между ними произошел разговор, который определил их взаимоотношения в будущем.
- Позови Фатьму, - сказал Насими. - Я не предстану перед Устадом, не переговорив с ней.
- Вы уже поговорили, - ответил Юсиф. Черты его побледневшего от пыток лица обозначились еще резче. Насими просительно склонил голову:
- Прошу тебя, Юсиф.
- Она не придет, если даже я позову ее.
- Но почему?!
- Ты отмечен печатью несовершенства, - ответил Юсиф, и в лице его проступило хорошо знакомое Насими выражение беспощадности.
- Откровенность моих проповедей и прямота моих речей еще не свидетельство моего несовершенства! - вспыхнув, сказал Насими. - Я не стал перечить халифам два года назад и отправился странствовать, прошел испытание, ходил на намаз, вывел Фазла из батина (Батин - дословно: нутро Людей, ищущих в Коране "внутренние" - тайные мысли, запрещенные шариатом, называли батинитами - ред.) и спас его от угрозы ареста. Что еще я должен сделать, чтобы стать достойным любви наследницы духа?
- Выход из батина временный. Никакой пользы твой намаз не принес. Ты раскрыл шаху наши тайные замыслы и дал понять, что подданные вышли из-под его власти. Он уничтожит нас!
Когда они прощались в Шемахе, Юсиф был совершенно иного мнения, в его глазах сверкала радость победы. Что же случилось, что послужило причиной такой разительной перемены?
- Твоя смелость зачаровывает, - предупреждая вопрос, объяснил Юсиф. - И я, и Махмуд - мы были восхищены твоей речью у шаха, твоей безоглядной отвагой. Но по зрелом размышлении поняли, что ты говорил непродуманно. Твой намаз принесет нам горе!
