— Извините, ваша честь, — заговорил неожиданно приятным баритоном старик, — некоторым образом сижу на мели.

— Как же это? — решил поддержать разговор Виктор.

— Не выдержал жизненных бурь, потерпел кораблекрушение.

— Кем вы были по профессии?

— Кем я только не был! — он пожевал прокуренными зубами, помолчал. От управляющего компанией морских перевозок до подметальщика улиц.

— А семья?

— Моя команда — жена. дочь — вся пошла на дно. Я еще, слава Иисусу Христу, на плаву. Да недолго уж осталось скитаться по морю жизни.

— Но почему, почему? — вырвалось у Картенева.

— Эх, ваша честь, добрый вы человек, — словно утешая Виктора, произнес кротко старик. — Откуда мне знать — почему? Великая это, впрочем, штука — уметь в жизни принимать достойно оплеухи судьбы. Вот я лично легче их принимаю, когда приму внутрь стаканчик-другой грога.

Собеседник молчал. тогда старик сморщил лицо в просящей улыбке и плаксивым голосом протянул: «Ваша честь, предоставьте старому морскому волку заем в размере одной зелененькой. Вам — не в великую убыль, а мне во благородное спасение. Выпью глоток за вас, глоток за себя, глоток за Президента. У меня в душе один Президент — Господь Бог. Все остальные никчемный балласт».

Картенев протянул ему доллар. Старик взял его с поспешностью, дрожащим голосом объявил: «Салют наций из всех орудий, ваша честь». И исчез в темном дверном проеме.

Виктор мог бы рассказать и о другой встрече, тоже в Нью-Йорке. Не называя фамилий, разумеется. Как-то Беатриса пригласила Виктора и Аню на ленч к отцу. Картеневы не знали, что это было сделано по просьбе Джерри. Не знали они и другого. Когда Беатриса приехала в редакцию после церемонии у Теннисона по поводу выпуска книги «русская кухня», чтобы написать об этом отчет в завтрашний номер, ее встретил Тэдди Ласт. «Ну, как галушки у Артура?» — спросил он, свободно выговаривая странное славянское словечко. «Гальюшки как гальюшки, — небрежно бросила Беатриса. — А что?» «И никаких инцидентов?» — продолжал расспрашивать Флюгер. «Нет. Я, во всяком случае не заметила». «Такое заметила бы! — Флюгер хохотнул. Мой приятель из ФБР помнишь я тебе о нем как-то говорил? рассказал, что этому русскому дипломату Картеневу, приятелю твоего черномазого, наши парни подлянку должны были кинуть. Застукать на месте лжевербовки». И Флюгер рассказал, как предполагалось осуществить операцию «Крапленая карта». нацелена она была не именно против этого русского. Просто такая акция позарез нужна была сегодня, и он, как говорится, подвернулся под руку. Значит, сорвалось, значит, не сработало. Жаль. «Но ведь это же дурно пахнет!» — возмутилась Беатриса. «Это не косметика, — сквозь зубы процедил Флюгер. — Это политика…»

Джерри принял их в малой гостиной. До ленча оставалось минут пятнадцать, и Беатриса, увела Аню к себе наверх. Предложив гостю крепкий мартини, хозяин дружелюбно его разглядывал.

— Вы москвич? — спросил он наконец.

— Да, — почему-то поспешно ответил Виктор.

— Коренной?

Это слово, сказанное по-русски, без акцента, поразилоКартенева.

— Я несколько раз в разное время по делам бывал в России. В один из приездов жил в Москве полтора месяца, — рассмеялся Парсел, очень уж забавно выглядел в состоянии искреннего недоумения этот русский.

— Значит, язык не забыли? — спросил по-русски Виктор.

— Местами, — ответил Джерри. — Но нет практики. Так что лучше давайте по-английски.

— Родился я в Киеве. Но в Москве живу с самого раннего детства.

— А где, в каком районе?

— В Замоскворечье.

— Господи! Ордынка, Пятницкая, Серпуховка?

— Курбатовский переулок.

— Значит, совсем рядом с кондитерской фабрикой «Марат»?

— Да, — заулыбался Виктор. «Чертовщина какая-то, — подумал он. Американец, сам Джерри Парсел — и запросто швыряет в воздух русские идиомы, Москву знает не хуже меня. рассказать нашим — никто не поверит».

Джерри с удовольствием наблюдал за произведенным эффектом. Зачем он попросил Беатрису пригласить этих русских? От ЦРУ он получил информацию, что пресс-атташе Картенев весьма и весьма активен. Кроме того, он знаком с Беатрисой. Господи, одного этого было достаточно, чтобы Джерри захотел лично взглянуть на Виктора Картенева. В русском посольстве в Вашингтоне он бывал почти ежегодно на приеме в честь большевистской революции. Пропускал этот прием лишь когда бывал в ноябре за границей. Однако на дипломатических раутах он любил как следует выпить и основательно закусить. Разговоры там обычно бывают отрывочные, клочковатые. Собеседники пожилые, обстоятельные, голодные до новостей — посол — несменяемый Добрынин, советники. А тут молодая пара, недавно приехала из Москвы. Уже чуть не стала жертвой топорной работы наших «русских экспертов» (ему в общих чертах рассказала об операции и «Крапленая карта» Беатриса, детали он выяснил по своим каналам). И, конечно, самое главное, что интересовало Джерри Парсела в Картеневых, можно было бы сформулировать в виде вопроса, не покидавшего его в последнее время: «Каково молодое поколение русских?»

— А один мой знакомый жил, знаете ли, в «Метрополе», работал по контракту, — Джерри закрыл глаза, нюхал свой мартини. — От безработицы к вам в тридцатые годы сбежал. Страшная вещь — безработица, упаси Господи. Не так ли, мистер Картенев?

— Конечно, — согласился Виктор. — Я знаю о ней лишь из нашей истории.

— И из практики Запада, — подсказал Джерри.

— Да, — согласно теории Маркса, капитализм немыслим без безработицы. Вот сейчас в Штатах десять миллионов безработных? Двенадцать? Пятнадцать?

Кивая в знак согласия, Джерри думал, со сколькими людьми в посольстве пришлось Картеневу согласовывать свою встречу с «этой акулой Уолл-Стрита Парселом». И какой подробный еще придется писать отчет. Что ж поделать, неизбежная рутина.

— Вы, я надеюсь, знаете, что в Советском Союзе уже много лет существует скрытая безработица? — небрежно спросил Джерри. — И что она исчисляется миллионами человек?

— Это выдумки вашей пропаганды, советологов! — воскликнул Виктор.

— Возможно, — спокойно заметил Джерри.

— Это так, — горячо настаивал Картенев. — Везде и всюду вы увидите объявления «Требуются, требуются, требуются…».

— Допустим, допустим, — вновь согласился Парсел. — Хотя я имел в виду несколько другое. Ладно. Ну, а как вы смотрите на тенденции сепаратизма, которые с течением времени заметно развиваются во всех ваших союзных республиках, кроме России, разумеется?

— Я убежден, что вы выдаете желаемое за действительное. Во время войны немцы делали расчет примерно на то же. И просчитались.

— Скажите, о вашему мнению, возможен ли был бы у вас Уотергейт? Джерри сменил тему. — Я имею в виду исход дела.

— Уверен, у нас невозможна была бы организация подобного подслушивания. По чисто этическим соображениям, — твердо сказал Виктор. «Нет, он не ханжа. И не лжец, — решил Джерри. Он просто фанатик. И меня боится. И записи разговора боится. Что же, это его право».

— Обычно отцы брюзжат в адрес детей, — словно обращаясь к самому себе, проговорил Джерри. И, повернувшись к Виктору: — Сегодняшние юноши и девушки, они пойдут умирать за красное знамя, за серп и молот, как их деды, отцы, старшие братья?

— Эти же вопросы иногда возникают и в нашей печати, заговорил после довольно большой паузы Виктор. — Вы — иностранец, для меня из ваших уст подобное звучит естественно. Когда же такое сомнение высказывают соотечественники, я возмущаюсь до глубины души. Поводом для сомнения бывает, как правило, поведение выродка. Но ведь земля наша держится многие века не на выродках. Нет!

Когда сели за стол, Джерри, провозгласив тост за гостей, спросил, глядя то на Аню, то на Виктора: «Вы могли бы, видимо, не ехать в Соединенные Штаты? Но приехали. Зачем?» «Я переведу предельно точный вопрос моего папы, — вмешалась Беатриса. — В чем вы видите здесь свою миссию?» «Из тебя выйдет со временем неплохой посол США», — усмехнулся Джерри. «Нам мечталось посмотреть на Америку изнутри, — сказала Аня. — Ваша страна потрясающе интересна!» «Это верно, — согласился с женой Виктор. — Но главное все же в другом. Я очень хочу, чтобы наши страны ладили. И я мечтаю, мы мечтаем внести свою — пусть малую — лепту в это нужное всем американцам и советским людям дело». «Наивные мечтатели, — спокойно потягивая мартини, думал Джерри. — Если бы от вас что-то зависело. Если бы от вас хоть что-то зависело…»