Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== первая часть ==========

Пробка явно затянулась. Готов поспорить ещё на полчаса опоздания на совещание, что там авария серьёзнее среднестатистической.

Выдыхаю сигаретный дым в окно, всматриваюсь в образовавшееся на секунду серое облако, которое спустя мгновение прибивает к асфальту ливнем.

Воображение рисует картину из четырёх трупов, а лучше из трёх, потому что пьяный водитель, убивший молодую семью с ребёнком обязательно должен остаться в живых. Кто-то же должен открыть врата страданий внутри себя, воплощая своим ничтожным существованием ад.

Пиликанье батареи мобильника слилось с беспрерывной мелодией звонка. Хмурюсь - без меня совещание не начнут, тем не менее слишком настойчиво стараются до меня достучаться.

Наклоняюсь, поднимая взгляд в серое небо. Капли на лобовом стекле придают погоде вид приближающегося апокалипсиса.

Сворачиваю на обочину, припарковывая машину в неположенном месте в неположенное время в неположенное утро. Отмечаю, что изжевал весь фильтр, не сделав почти ни одной затяжки; пепел осыпался мне на брюки, наклоняю голову чуть в бок, пытаясь разглядеть причудливый узор. Высшие силы Сигарет ниспослали мне знак в виде барана. Пепельный баран. Боги посылают мне знак, что я баран? Усмехаюсь. Ха-ха. Я пошутил. Может, мне заделаться комиком и выступать с шутками перед зрителями? Хлопаю дверью машины, быстро открывая зонт. Собственно, я и есть грёбаный комедиант, развлекающий народ.

Этот вывод меня не радует. Ничто не радует богатого дядечку: ни дорогие машинки, ни дорогие куколки, ни яхты, ни самолёты. Конечно, самолёты меня не радуют, потому что у меня их нет. Резкая вспышка немедленно приобрести самый крутой и навороченный самолёт быстро угасает под барабанную дробь дождя. Что делать мне с этим самолётом?

Вывела из раздумий реальность - богатый дядечка в драповом пальто ныне стоит прямо у турникетов, уносящих поток людей.

Быстро соображаю, что нужно купить билет, предварительно отстояв в очереди среди злых протухших душ; после чего билет пускает меня через металлических стражей, и я оказываюсь среди безликих. Безликие тянуться вереницей в темпе эскалатора, я, конечно, выбиваюсь из этого ритма - такой дерзкий, такой ненастоящий для них: одни врезаются, отказываясь верить в моё существование, словно я - Бог, а Они - атеисты; другие цинично окидывают взглядом, пририсовывая лишние нули цене моего пальто.

Хмыкаю, удовлетворённо затягиваюсь утренней злостью, вдыхаю копоть с чужих лиц, грязную влагу с зонтов; закрываю глаза. Звук эскалатора соединяет меня недвижным темпом со стоящими за мной и передо мной, правая сторона резонирует с левой - несущие задумчивые головы, ноги быстро движутся, скорее спускаясь в глубь туннеля, к поездам, уносящим к ненавистным делам. Я ненавижу метро и люблю. Как и всё в моей жизни.

Последний вагон полон. Старая жмётся к поручню - рука дрожит, сильно напрягаясь, дабы удержать сморщенное тело на месте. Стоит, спокойно перетекая взглядом по лицам, не смотрящих в её сторону. Голубоватая радужка, будучи когда-то насыщенно синей, почти слилась с белком; веки дрябло свисают вниз, морщины истерзали когда-то красивое лицо, но оно отчего-то не выглядит хуже или страшнее, скорее достойнее. А ведь зрачок пульсирует, будто ей двадцать, цепко хватаясь за сухую мимику высохших лиц вокруг. Её лицо живее, чем у той, молодой на вид, но пустой внутри. В похожей на её манере смотрю на занятые места, что к ней ближе. Длинные узловатые пальцы держат пакет с документами. Пакет маркированный лейблом. Мысленно закатываю глаза: “Они везде”. Незнакомые руки держат знакомые документы.

Серьёзно, мальчик, в пакете?

Скольжу взглядом вверх. Губы едва заметно шевелятся, голова покачивается в такт музыке в наушниках, которую слышу даже я. Стоимость содержимого пакета никак не вяжется с драными кедами и потёртой курткой. На дань моде не похоже. Знал бы этот ребёнок, ЧТО он везёт, смог бы продать за гроши, на которые купил бы сотни самых дорогих курток и обуви на свете. Хорошо, что в наше время средняя и низшая прослойка населения мало образована и зачастую не представляет, какой ценностью обладают непримечательные на вид вещи.

Толпа выходит. Старая сильнее вжимается в поручень; мальчишка моргает, перемещаясь из страны Чудес в замызганный вагон, поджимает длинные ноги, чтобы на них вновь не наступили временные постояльцы вагона. Ловко протискиваюсь вперёд, цепляя дряхлую на вид старуху - охает, не понимая, что моя рука специально тянет к себе. Оборачиваюсь, ловлю удивлённый женский взгляд. Улыбаюсь, как будто бы ей двадцать и она очаровательна молодостью; улыбаюсь, будто она цветок в расцвете своей жизни. Удивлённо выдыхает, шагая по движущемуся полу. Обнимаю за локоть, сам наклоняюсь к Нему. Вкусно пахнет. Человеком. Мальчишка не сразу осознает, что кто-то нарушил его личное пространство: секунды замешательства, непонимания, вопроса. Задеваю пальцем провод наушника - выпадает, летит вниз, безжизненно повисая на груди.

- Уступи, - почти ласков.

Отхожу на шаг в сторону, позволяя взволнованному телу подрыгаться в моём направлении. Старая беззубо улыбается, молча, с достоинством леди, усаживаясь на свободное место. Не из тех, что пользовалась способностью разбивать мужские сердца, не так ли? След от кольца навечно впечатался в кожу безымянного пальца. Ему там, наверное, очень одиноко без тебя. Гордая, красивая женщина с отпечатками счастья в глубине морщинистых складок.

Мальчишка и вправду пахнет Человеком. Какая редкость.

В давке можно подвинуться ближе. Ещё и ещё немного. Да, вот так, чтобы тебе определённо стало дискомфортно. Как будто кто-то дышит в затылок. И этот кто-то я. О, нам пора выходить.

Маневрируя среди кучи болезнетворных бактерий, именующих себя Людьми, следую за Человеком, натыкаясь на кряхтение плетущихся или мчащихся.

- Алло. Да, я слушаю, - оказывается, про неработающую связь в метро – байки. – Мне нужно отвезти заказ. Если будут ещё я, конечно, возьму. – На том конце провода кто-то явно недоволен таким положением. - Слушай, мне этот клуб и даром не сдался. Лучше поработать, чем так, как…, - ты. Давай, Человек, ты ведь раздражён. – Я выхожу. До связи. – Видимо, не так раздражён или привык, или устал, или хорошо контролируешь себя.

Оба, как и сотни до, останавливаемся, наблюдая стену ливня. Конечно, у тебя нет зонта. И выбора тоже. Шагаешь, ускоряясь в бег.

Открываю зонт, неспешно шагаю к офису, рассматривая постные лица. Господин Ямото - на удивление счастливый антипод несчастному дождю - вылезает из мазератти под услужливо подставленную шляпу зонта.

- Господин, вас уже ждут. - Господин – это я. Как и пристало господам, лениво киваю, подумываю над тем, не зевнуть ли для правдоподобия, но момент упущен. Стеклянные двери скрывают меня с потоком в чёрных костюмах. Каждый день эти двери думают, что там - дальше по коридору - наверное, похороны. Иначе никак. Столько чёрного цвета может быть только на похоронах.

Напряжение здоровается со мной с лицами присутствующих. Меньшинство облегчённо выдыхает - я слишком уверен в себе, поэтому большинство не смеет возникать.

После вступительной речи все забывают о моём неуважительном опоздании: мы погружаемся в адский котёл цифр, расчётов, прогнозов, планов. Мой план одобрен, но до заключительной части ещё далеко. Прошу конспектировать. Моя речь - лучшее вино для вас, но далее вам нужно будет работать с тезисами и цифрами, с тонкими хитросплетениями выстоянного напитка.

Руки аплодируют. Своей я пожимаю руку главы Конфо, он искренне улыбается, сделка ему по душе. Улыбаюсь в ответ – мне тоже.

Работа с семантикой и психолингвистикой развлекает после трёхчасовой презентации. Погружаюсь в текст, привычно задавая ритм тексту, управляя им, поглощая его.

Для большинства вечер закончился. Остаётся только мой секретарь, смирившись со своей участью работа=дом, дом=работа.