Тень помнила, что вышло, когда мать решила познакомить её со сверстниками. Дети, завидев необыкновенное создание, убегали и прятались за своих матерей, а те пятились к лесу и бросались прочь.

Маленькая Тень очень огорчалась.

– Мама, – спрашивала она, – почему они убегают, почему они не хотят со мной играть?

Что могла ответить ей Лучезарная? Она утешала свою дочь, как могла, но Тень росла в одиночестве. Отца у нее не было, и единственной, кого она знала, оставалась ее мать. Маленькой и любознательной, Тени хотелось играть и общаться. Она стала пытаться говорить с другими жителями леса и вскоре научилась их понимать. Особенно малышка любила птиц и много времени проводила, слушая соловьев. Птицы, что обитали в их лесу, постепенно перестали бояться, и пели, не обращая на нее внимания. Ей нравился молодой соловей, что жил прямо над их логовом в своем гнезде. Он иногда спускался пониже и разговаривал с Тенью. Мать ее знала, что, будь соловей постарше и поопытнее, он ни за что бы ни стал разговаривать с белой вороной – черным единорогом. Но на счастье малышки соловушка не боялся ее.

– Мне одиноко, – сказала она как-то соловью.

Тот спорхнул вниз и уселся на ветке прямо перед нею.

– Почему, маленькая принцесса? – спросил он вежливо.

– Мне не с кем поговорить. Все боятся меня…

– Почему?

– Я не знаю…

– Когда я был маленьким, – говорил соловей, – я был самым слабым птенцом в гнезде. Мне часто доставалось от старших братишек и сестричек, и еды мне всегда давали меньше. Однако когда я вырос, оперился и научился летать, я почувствовал себя свободным!

– А почему я не могу летать? Почему ты можешь, а я не могу?

– Кто тебе сказал, что ты не можешь летать?

– У меня же даже нет крыльев…

– Ну и что. Каждый может полететь, надо просто захотеть этого.

– А ты меня научишь?

– Конечно. Закрой глаза и представь себе Небо. Ясное-ясное, звездное-презвездное, самое прекрасное, какое ты только видела.

Тень сделала, как он велел, а соловей продолжал:

– Представь, что звезды приближаются к тебе, и ты несешься к ним. Ты уже не на земле, ты невесома и легка. Ты летишь. Что ты видишь?

Она помнила, как, не раскрывая глаз, поведала соловью о том, что видела. Но вместо слов из уст ее полилась песня. Эта песня была самой первой в ее жизни.

– Я вижу звезды в вышине,

Они смеются звонко,

Они летят, летят ко мне,

Как будто я не на земле,

А где-то в вышине ночной,

Я им киваю головой,

Я к ним несусь навстречу.

Взмахну я крыльями и вновь

Направлюсь прямо в Небо.

И бьется сердце, стынет кровь,

Трепещут крылья вновь и вновь,

Хочу я выше но, увы,

Они лишь светятся из мглы,

О, стать бы мне звездою!

– так пела она, забыв обо всем на свете. И соловей, наклонив голову, слушал.

– Ты должна была родиться птицей, – сказал он, когда Тень открыла глаза. – Белой птицею, а не черным единорогом…

«Соловей, соловей, – думала Тень, – ты научил меня петь… Сколько еще моих сородичей поет на этом свете не только перед смертью?» Она наблюдала за струйками дождя, стекающими по желтой листве. Дождь был на исходе, и из облаков начинали пробиваться лучи золотистого света. Капли прыгали, перекатывались, блестели на солнце, играя всеми цветами радуги. Хотелось петь, погружаясь в их серебристую музыку и пропасть, растворившись в этом дуэте. Но капли имели право на песню, они смеялись у всех на виду, не боясь быть услышанными. И Тень внимала, не смея вмешаться. Они сбегали по ее рогу и серебрились на ресницах. Шерсть единорога намокла, а грива потеряла легкость и прилипла к телу.

Тень не помнила, сколько лет ступала по этой земле своими изящными копытами. Она не чувствовала себя старой, но сердце ее стало жестким. Впрочем, были и у нее мгновения, когда душа раскрывалась, подобно цветку, и она останавливалась, любуясь чем-нибудь совершенно обыденным. Так сейчас она любовалась слезками дождя и их игрой в солнечном свете. Редко случались такие моменты, очень редко, особенно в последнее время. Она, практически, не знала радости в своих скитаниях, а жизнь без радости – что же это такое? В ее странствиях не было смысла, однако было бы неправильным назвать происходящее с нею слепым существованием. Как ни странно, но именно боль заставляла ее жить и двигаться вперед.

«Скоро зима», – думала она, наблюдая за мерцающими огоньками воды, ползающими по листьям. – «А скоро придут холода и снег. Белый снег… Мне трудно прятаться в нем… Может, податься на юг? Там не так холодно и будет меньше снега. Или спуститься на равнину?»

Вдруг какой-то шорох раздался позади нее. В долю секунды сердце вновь захлопнулось, и Тень неслышно шагнула в тень. Из кустов выскочил маленький единорог, преследуемый волком. Прыжок – и волк впился зубами в загривок малыша, повалив его на землю. Детеныш барахтался, кричал, но родителей видно не было. Тень могла бы спасти его, но не стала. Вместо этого она молча развернулась и пошла прочь. Она никогда не вмешивалась в чужую реальность, какой бы жестокой та ни была.

Кроме того, она помнила, как однажды спасла своего ровесника зимой, и какую награду получила взамен.

Тогда была первая в ее жизни зима. Тень гуляла по лесу одна (Лучезарная осталась пастись) и вдруг услышала треск и чей-то громкий крик. Поспешив на зов, она увидела Радужного, сына тех единорогов, что жили по соседству. Острыми клыками волчица впилась ему в загривок. Видно было, что она долго гнала его перед тем, как настичь: бедняга едва дышал от усталости. Не дожидаясь, пока волчица повалит Радужного, Тень выскочила из кустов и стрелою метнулась к ним. Забыв о страхе и предостережениях матери своей Лучезарной, она кинулась грудью на серую. Волчица от неожиданности отскочила в сторону, но в тот же миг была снова на ногах, готовая к бою. Зарычав, она обнажила страшные зубы и бросилась на Тень. Но Тень уклонилась и, мгновенно развернувшись, прыгнула на волчицу и копытами поразила ее в бок. Та взвизгнула, однако во второй раз бросилась на черного единорога. Благо, волчица была молода и неопытна, иначе без труда свалила бы маленькую Тень. Следующий ее прыжок Тень встретила метким ударом задними ногами по челюсти. Это был конец поединка. Поджав хвост, волчица скрылась.

Радужный поднялся на ноги, ошарашенный. Струйка крови сбегала по его загривку, обагряя прекрасную белую шерсть.

– Ты… спасла меня… Зачем?

Тень не успела ответить. Из-за дерева выпрыгнул его отец. Он горой возвышался над маленькой Тенью, закрывая собою Радужного.

– Прочь от моего сына, черный единорог, – сказал он воинственно, – что ты с ним сделала?

– Она спасла меня… – слабо попытался вставить слово Радужный.

– Молчи, – оборвал его отец, – ты слишком напуган. А ты, проклятое отродье, прочь отсюда!

– Выбирай выражения на чужой земле, Ясный, – сказал спокойный голос за спиной у Тени.

Тень оглянулась. Ее мать Лучезарная стояла позади и смотрела в глаза единорогу.

– Что она сделала с моим сыном? – рявкнул Ясный.

– Явно ничего плохого, – невозмутимо ответила Лучезарная, – всего-навсего спасла от волка.

– Или натравила волка на него.

В глазах матери полыхнул гнев.

– С чего такие мысли? – спросила она с вызовом.

– Разве ты не видишь? Твоя дочь проклята! Тень лежит на ней! Даже находиться рядом с нею опасно!

– Прочь, – закричала Лучезарная и, прижав уши, выставила вперед рог.

Ясный забрал Радужного и ушел.

– Пойдем, – сказала мать дочери, – ты не найдешь у них благодарности.

Она вздохнула.

– Лучше впредь не вмешивайся. По крайней мере, не будет в том твоей вины…