–Чего молчишь?– Басмач запустил в Отца сушеной рыбьей головой.

–Напьюсь.– Молвил Отец и вгрызся зубами в сухую рыбью плоть.

–Вот и я про то же. Не с того ты начнешь свою новую жизнь.– Покачал головой Басмач.

–Бог ты мой. Вот ты-то меня и научи, что мне делать и как мне быть.– Отец закатил глаза.

–Вот и научу. А ты сиди и на ус наматывай. Ты мне скажи, ты сперму сдавал в банк?

–Пошел ты…– Отец сверкнул глазами в сторону Басмача.

–Вот и я про то же. Ты не сдавал ее, значит, тебе предстоит ее сдать.– Кивнул Басмач и отвернулся от онемевшего от странного чувства Отца.

Такой оборот событий Отец никак не мог ожидать. Он округлил глаза и посмотрел на Басмача.

–Объяснись!– Потребовал Отец. Басмач сложил руки на груди и смиренно выжидал, когда у Отца лопнет терпение.– Ты, шалый, ну-ка говори, чего ты там придумал?

–Сам подумай,– буркнул в ответ Басмач, но краем глаза наблюдал за Отцом, наслаждаясь его нетерпением.

–Говори, говорю, кому говорят, говори.– Отец пихнул в бок Басмача. Тот лишь лениво повел плечом.

–Ладно, слушай,– сказал Басмач, делая вид, что еще сердится на него, хотя готов выдать государственную тайну.– Ты сперму сдавал?

Отец покачал головой.

–Все просто, значит, ты ее сдашь.– Развел руки Басмач, будто сразу всем все стало ясно.

–С каких это щей я разбежался сперму сдавать? У меня, кстати, до тебя и в мыслях об этом не было.

–Теперь появятся. Мы тебя как нашли?– Спросил Басмач и, не дожидаясь ответа, продолжал,– По ДНК, а где мы ее нашли? В банке спермы. Понял? Если те сперму не сдавал, значит, ты ее сдашь, все ясно, как Божий день.

Отец начал понимать. Действительно все просто. Если он еще не сдавал, значит, сдаст, а это значит, что его миссия у Цватпахов увенчается успехом. Все сходится. Только с какой стати нужно подыгрывать Басмачу и всем этим прихвостням из института временных аномалий, Дэксу, Захарову, Ефимову? Пошли они все куда подальше.

–А если я не сдам?– Заупрямился Отец. С ним такое случалось.

–Сдашь. Никуда не денешься.– Махнул рукой Басмач, давая понять, что этот вопрос уже давно решен и не Отцом.

–А если не сдам. Вот возьму, напьюсь, забуду про все и никуда не пойду?

–Тогда всем нам будет крышка. Нарушится временной континуум. Всей вселенной придет конец. Если ты это хочешь– можешь попробовать. Дело твое. И тебе и всем твоим родным и близким придет конец.– Пожал плечами Басмач.

–А что, прецеденты уже были?– С участием спросил Отец, хотя ответ знал заранее.

–Нет, ну ты совсем дурак, или фифти-фифти? Ты есть?– Спросил Басмач, Отец кивнул.– Я есть, есть Рыжая, есть Мормон. Значит, прецедента не было и не тебе его создавать. Понял?

–Я понял, что все это– полная ерунда. Прецедента не было потому, что его создать невозможно.– Ответил Отец и откинулся на спинку стула, закуривая ароматную сигарету.

–Объяснись,– потребовал Басмач.

–Сам смотри. Если я вернусь назад в свое время и никуда не пойду, значит, вы меня не сможете найти в этом времени, потому что кроме моей ДНК у вас про меня ничего не было. Все просто.

–Да не все так просто, как ты говоришь. Смотри. Ты уже у нас побывал, следовательно, ты в свое время уже сдал все свои…– Басмач замялся, а затем продолжил,– анализы. Это уже все случилось в прошлом. И твои анализы и то, что мы тебя по ним нашли. Понял? Вывод– ты вернешься к себе и сдашь их. По-любому.

–В этом что-то есть,– задумчиво произнес Отец.– Но предположим, что я никуда не пойду, тогда вы не сможете меня найти, а это значит, что меня никто не заберет в ваше время, а дальше история пойдет другим путем. Это значит, что это я ничего не буду помнить. Следовательно, история пойдет другим путем.

–Может и так, но тогда получится, что тебя не будет, такого, каков ты есть сейчас. Может, конечно, это и не конец света, и может к лучшему, что тебя здесь не будет, уж много от тебя всем хлопот.

–Вот видишь. Всем от этого будет лучше. Решено. Я никуда не пойду.– Заключил Отец, и на душе у него стало легко и свободно, будто он только что освободился от непосильной ноши, которая мешала ему дышать.

–И ты это приключение, быть может, самое занимательное, какое когда-либо выпадало на долю человека, сможешь вычеркнуть из своей памяти? Тогда ты полное ничтожество. Тем более что, по всей вероятности, ты все-таки сможешь вернуться к себе.

–Зато в моей жизни, в обмен на это приключение, никогда не будет Рыжей. Буду себе по своим подружкам ходить. Быть может, женюсь на своей малявке. Кто его знает?

–На ней ты, к примеру, никогда не женишься. Ты сам про это в базе узнал.

–Да какая разница. Может на ней, может не на ней. Зато не будет в моей жизни Рыжей. Это тоже кое-чего да стоит. Я так думаю.

–Знаешь, Отец, ты распустил слюни сейчас. Это не красит тебя. Не по-мужски это. Из-за какой-то женщины расстаться с целым миром это, по меньшей мере, глупо как-то.– Басмач постучал себя по голове, и в тишине по тихой заводи пронесся глухой звук.

Отец смотрел на небо. Такое призрачное и голубое. Сейчас уже все не важно. Скоро все это кончится. Он вернется к своей нормальной жизни, забудет навсегда Нюру, Мормона, хотя, конечно, жалко. Мормона можно и оставить себе. Никогда в его жизни не будет Рыжей, никогда не будет сына. А мог бы получиться удивительный парадокс. Ребенок, который должен появиться на свет от отца, который несколько столетий назад умер. Зато теперь все станет на свои места. Никаких парадоксов, никакого волнения и ни зависти, ни упрека.

В вышине, в самом поднебесье, верхушки платанов и рододендронов касались друг друга. Можно было даже подумать, что деревья целуются, отдавая друг другу свою нежность в лучах ласкового солнышка, скрытые от посторонних глаз могучими лапами ветвей. Они нежно шептали что-то ласковое и бережное. Они едва касались друг друга, чтобы несмелыми прикосновениями ощутить ласку и нежное томление. Они трогали листву друг у друга, наслаждаясь интимностью момента, они смотрели друг на друга, едва улыбаясь, чтобы почувствовать торжественность красоты и непорочности. Лишь тихий ветерок был немым свидетелем единения духа. Он робко обволакивал их своим воздушным телом и незримо подталкивал верхушки друг к другу, словно говоря: «это ваш мир, это ваше время, любите друг друга». От трогательности этого свидания листочки дрожали от возбуждения и гибкие ветви переплетались между собой, не оставляя и шанса року разъединить их. Стволы медленно раскачивались в унисон, будто стремясь приблизиться хоть на толику друг к другу, чтобы ощутить тепло соприкосновения и радость близости. Словно медленный танец, словно чуткое понимание желаний и волнений читалось в тихом движении прекрасных тел. Безмолвное любование деревьев сродни влюбленных, которым волею судьбы не суждено быть вместе. Не высказанная боль отражалась в каждом трепетном движении молодой листвы, будто страсть рожденная здесь же должна неподалеку умереть вскоре.

–Пусть глупо.– Ответил Отец, запрокинув голову.

–А с братом что же? Пусть де пропадает себе. Так?

–А вот про брата я у цватпахов и проведаю. Может он все-таки у них?– Словно очнулся ото сна Отец и глубоко затянулся ароматным сизым дымком.

–Трибун тебе сказал, что нет его у этих пингвинов.– Басмач соскочил со своего стульчика и стал расхаживать перед Отцом, заложив руки за спину.

–Может, он ошибся.– Сказал Отец, с нотками неуверенности в голосе.

–Ты себя послушай, что ты несешь. Цватпахи они хоть и делают какие-то эксперименты, только они при всем желании не смогли бы твоего брата увести. Ты сам это прекрасно знаешь.

–Ничего я не знаю. На месте разберусь. Возможно, мы где-то ошибаемся.

Басмач нервно махнул рукой.

–Делай что хочешь. Ты уже и так дел натворил.

Отец покосился на Басмача.

–Сядь, в глазах рябит.

–Да пошел ты…– Сказал Басмач, а затем произнес довольно сложную по своей структуре тираду, не везде согласованную, зато красочную и богатую эпитетами и необычными фразеологическими оборотами.