–

Кора Маггвайер сидела на краю футбольного поля по-турецки и писала что-то в блокноте. Онки тихо подошла и встала над нею, но разговора не начала, решив подождать, пока её заметят.

– Чего тебе? – через некоторое время спросила Кора.

– Да так, ничего… Я просто, – Онки немного смутил неприветливый тон старшеклассницы, и она на некоторое время умолкла.

Невдалеке какие-то девчонки гоняли мяч, кто-то с кем-то спорил, одна грубо толкнула другую в грудь, та опрокинулась на короткую как стрижка призывницы мягкую вечнозелёную траву поля, группка стоящих рядом недовольно загудела…

Кора даже не подняла головы, чтобы посмотреть, так была увлечена своим занятием.

– Что ты делаешь? – спросила Онки.

– Пытаюсь сочинить песню, – ответила Кора, даже не взглянув в её сторону, глаза девушки были в этот момент закрыты, голова запрокинута, как будто бы она слушала таинственную мелодию, звучащую где-то внутри себя, – не мешай мне, пожалуйста, если есть какое-то дело, то говори быстро.

– Я проиграла, – отчаянно выдохнула Онки, попытавшись вложить в эту недлинную фразу всю свою досаду по этому поводу. Кора музыкантка – услышит.

– Ну и..? – старшеклассница удивилась до того, что ей пришлось открыть глаза. Теперь она, положив блокнот на колени, снизу вверх смотрела на стоящую Онки.

– Меня это очень огорчило… – робко пояснила та, в свою очередь удивившись, как можно было сразу не догадаться.

– Велика беда, – презрительно фырнула Кора, снова опустив глаза в блокнот, – не понимаю, чего ты так раскисла?

– А ты бы совсем не расстроилась на моём месте?..

– Не-а, – мотнув головой, Кора снова взглянула на собеседницу, – я и сама на днях продула с невероятно низким баллом, так представь себе, я даже обрадовалась, подумала, ну и слава Всеблагой, кончилась эта мутота по вечерам, будет оставаться больше времени на музыку.

– Так ведь если Игра признала тебя не годной, то, значит, ты не способна стать музыканткой…

– Хо-хо… – Кора положила блокнот на траву и взглянула на Онки насмешливо, – Между прочим, Игра – это так, на минутку, не один из ликов Всемогущей, а всего лишь дурацкий электронный тест.

– Но она ведь может оценивать наши таланты…

– Ты в это веришь? – удивилась Кора. – Конечно, Игра очень умная, но за то короткое время, которое нас проверяют, в принципе невозможно увидеть самое главное – силу нашего стремления к цели. Игра способна оценить уровень психологической устойчивости, интеллект, лексический запас, быстроту реакции, ответственность, честность – всё, что угодно… Кроме одного. Игра не может знать, насколько мы упорны, насколько мы готовы ломать самых себя ради того, чтобы стать теми, кем мы мечтаем стать… Игра не чувствует наши души.

– Куда она тебя направила? – спросила Онки.

– В службу охраны правопорядка, – отвечала Кора с саркастической усмешкой, – Игра полагает, что лучше всего я буду смотреться, выставляя подвыпивших военных из баров на Сент-Плаза и проверяя документы у толпящихся там вечно шлюханов.

– Но ведь столько людей верит результатам Игры…

– А ты? Лично ты? Веришь им? – музыкантка смотрела на неё пытливо, требовательно, твёрдо.

Онки молчала.

– Мне жаль тебя, если ты думаешь, что кто-то может знать о тебе больше, чем ты сама.

Кора, опустив голову, вернулась в блокнот, и стало ясно, что больше она уже ничего не станет говорить. Онки повернулась и медленно пошла вдоль ряда зрительских кресел, изредка оглядываясь на свою странную знакомую, та продолжила что-то писать, её фигура на фоне огромного футбольного поля становилась всё мельче по мере того, как Онки удалялась, направляясь к выходу.

Сказанное Корой ободрило её – в нескончаемом тоннеле отчаяния едва различимо забрезжил свет: «Всемудрая ей судья… Быть может, она права…»

–

Прошёл год.

– Ненавижу спортивную подготовку, – сопя носом, Онки Сакайо расшнуровывала высокие беговые ботинки, – и своё тело тоже ненавижу. Оно постоянно меня подводит, такое слабое, неповоротливое… Иногда мне кажется, будто я совсем не такая как остальные. Ни одного норматива в этом году не сдала. Со мной что-то не в порядке, я больна или вообще …мутант, выродок… Вот скажи, Ритка, почему я не расту?

Рита Шустова с заметным усилием стаскивала с длинных стройных ног узкие спортивные лосины. Онки с завистью мерила взглядом подругины конечности, которые, по щедрому благословению Всемогущей, с каждым кварталом становились ещё длиннее…

– Я ведь самая маленькая. Карлик просто. Вот в тебе сегодня сколько намеряли?

– Сто семьдесят девять, – стоя на полу в носках, Рита как следует выпрямилась и с торжествующей улыбкой взглянула на подругу.

Онки готова была расплакаться от обиды.

– Ну а я всего сто шестьдесят семь! Это же такое унижение… Все смотрят на меня сверху вниз…

– Мне кажется, ты паникуешь. И придаешь этому слишком большое значение. Другие, я полагаю, думают о твоём росте гораздо меньше, чем ты сама.

– Ты как всегда меня утешаешь. Ложь во спасение. Ну не могу я поверить, будто никому из окружающих в голову ещё ни разу не приходила мысль: ха-ха, да она же недомерок!

– Это потому, что ты сама склонна подмечать чужие недостатки. – Рита подняла руки, чтобы распустить волосы, едва наметившиеся бугорки грудей приподнялись и заострились, – перестань беспокоиться по этому поводу, и, может быть, всё наладится. Вырастешь скачком, как гриб после дождичка, сразу на пол локтя… Ведь тебе ещё только четырнадцать.

Онки вздохнула.

– Ну а как насчет нормативов? Сама же видела, как я сегодня осрамилась на турнике… Это ж надо, подтянуться только четыре раза, когда на зачет необходимо пятнадцать?! "Да ты как мешок с картошкой!" – Онки передразнила грубоватый голос тренерши, – О, Пречистый и Всеблагая…Какой позор…  – добавила она, с досадой отпихивая чьи-то ботинки, стоящие у скамьи, – иногда мне кажется, что спорт вообще придуман тщеславия ради, для того только, чтобы сильным дать возможность поглумиться над слабыми…

– А мне кажется, что для этого придумана математика! – рассмеялась Ритка, – банальность скажу, конечно, но у каждого свои таланты и особенности, – она сдернула с крючка полотенце, и вытянув вперёд губы, очень похоже передразнила гнусавый голос преподавательницы по аналитической алгебре, –  "Вы знаете, Шустова, даже некоторые мальчики решают эти уравнения лучше вас… Интеллектуальный труд, как это ни прискорбно, не ваш конек…"

– Знаешь, что, Рита… Ты бы старалась учиться, – Онки резко посерьезнела, –  среди старшеклассниц в последнее ходят разные жуткие слухи… Нам многое не говорят, Норд – детское учреждение, и поэтому не все радиостанции можно поймать, и не все сайты открыть. Но если собрать приёмник или написать прогу для обхода системы защиты детей от избыточной информации… Короче, идёт война. И сейчас лучше не попадать в армию.  Даже набор в государственный резерв суррогатных матерей сократили, всех здоровых гребут в вооруженные силы…

– Знаю, – Ритка сняла резинку и мотнула головой, тяжелый сноп густых распущенных волос упал, накрыв половину её хорошенького молодого лица, – Мидж Хайт призвали. Я видела вчера во дворе общежития её и ещё нескольких девчонок из той компании в костюмах защитного цвета и с рюкзаками за плечами. Теперь, если ты не будешь наводить смуту, в Норде будет поспокойнее, да и государству прок: Мидж и её шайка – это же тонна отборнейшей мускулатуры!