Литмир - Электронная Библиотека

…Один только единственный раз обошлось без подношений. За несколько дней до новогодних праздников вечером в ресторан ввалилась целая группа людей в милицейских бушлатах. У нас как раз накрывались столы под банкет, Новый год собиралась отмечать крупная фирма, человек шестьдесят. Менты, оставляя на только что надраенном полу грязные лужи растаявшего снега, ринулись прямиком на кухню, у поваров отняли паспорта, вывели их на улицу, запихали в микроавтобус, потребовали на переговоры начальство. И тут я психанул. Бросив на ходу администратору: «Скажите, что ищете меня, потяните время», – запрыгнул в машину и помчался к их районному начальству. С полковником к тому времени я уже был хотя и шапочно, но знаком. Начальник меня выслушал хмуро, пробурчал себе под нос чтото вроде «развели самодеятельность», попросил обождать в приемной. Через стенку я слышал отрывки разговора, властный голос полковника. Потом пытался всучить ему коробку с новогодним подарком. Он остановил меня властным жестом, строго сказал:

– Не меряйте всех одним мерилом, у нас тоже порядочные люди работают.

Когда я вернулся в ресторан, повара на кухне продолжали жарить и шкварить, резать салаты.

*

Но этот случай потому мне и запомнился, что был чуть ли не единственным. А однажды, когда я в самом начале своей ресторанной деятельности проявил «непонимание», нас попросту закрыли. Вот так спокойно, даже без злорадства и без лишних слов.

Эти трое, вопреки обыкновению, заявились в субботу. Я, было, начал бормотать, что по выходным не положено, но меня остановили властногрозным: «Поссориться желаете?» Не проявляя никаких эмоций, выслушали объяснения, что сегодня, в выходной, офис закрыт, уставные документы показать не можем, и вообще, по субботам же проверки не проводятся, вот мы и не готовы. Видно, подивились моему тупому непониманию всего здесь происходящего. Долго пили кофе, заглядывая мне в глаза буравящими взглядами, говорили, что я произвожу впечатление умного человека, а их понять не хочу.

Меня же заклинило. С прямолинейным упрямством повторял, как заведенный: приходите в понедельник. В конце концов им это все надоело. Пошли на кухню, опечатали холодильники, потом на электрощите вырубили и тоже опечатали рубильник. На просьбу разрешить хотя бы вынести из холодильников продукты, лишь усмехнулись. В понедельник по их требованию отвезли документы. В строгом учреждении, где пропуска выписывают, тщательно сверяя паспортные данные, нас продержали часа четыре. В коридоре. Потом позвали в кабинет. Один из давешних проверяющих, наголо обритый, в кожаном костюме, сказал, что сейчас ему некогда, он уезжает на срочную проверку. Когда освободится, посмотрит наши документы. С напутствием «звоните» протянул бумажку со своим телефоном. На наши звонки он не отвечал. Ресторан был закрыт… сорок дней. Люди слонялись без дела, каждое утро приходили узнать, нет ли каких новостей. Новостей не было.

Через сорок дней явились совсем другие люди, сказали что пришли по поручению того самого, в кожаном костюме. С места в карьер заявил, что готов «решать вопрос». Они для виду покрутились еще немного, потом один из них многозначительно прошептал мне на ухо:

– Завтра приеду к вам один, до начала рабочего дня.

Приехал, долго вздыхал, качал головой, чесал затылок с таким остервенением, словно давно не мылся. Часа два, явно с ненавистью двигая авторучкой, заполнял какието бланки – чтобы нас прихлопнуть, его коллегам понадобилось значительно меньше времени. Протянутый мной конверт не открывал, только пощупал, определяя плотность. Протянул мне на прощание крепкую ладонь единоборца, произнес определенно с двойным смыслом:

– Можете работать, впредь не нарушайте.

Своим вниманием нас не обделяли, те самые триста сорок восемь работали без устали. Както раз, дело было в обед, сидела за столиком неподалеку от барной стойки довольно странная компания из трех человек, двое мужчин и дама. Дама пила водку, один из мужиков – пиво, третий ограничился минералкой. Они уже как бы уходили, когда тот, непьющий, подошел к бармену и попросил продать ему бутылку водки. Пояснил, что сильно торопятся и в магазин заезжать некогда. Протянул деньги, бармен направился в кассу – оплатить. Мужик остановил его нетерпеливым жестом.

– Ты что, не понял, мы торопимся, давай водку, а деньги в кассу потом отнесешь.

Взял бутылку. Потом достал красные «корочки», громко и даже торжественно объявил:

– Всем оставаться на местах!

Интересно, кого он имел в виду.

В этот момент я был в зале. Поинтересовался: а что, собственно, произошло? Бармен взял ту самую сумму, что обозначена в меню, где криминал?

В ответ услышал:

– В соответствии с вашей лицензией вы имеете право на реализацию алкогольных напитков с распитием на месте. Закрытую бутылку вы даже на стол ставить не имеете права, не то что на вынос продавать. Тянет на уголовное дело.

– Но вы же сами его спровоцировали! – чуть не заорал я от возмущения.

– Совершенно неверная трактовка. Будучи представителем контролирующей организации, я устроил вашему сотруднику проверку, он ее не прошел, – и провокатор кивнул на своих спутников, – вот и понятые могут подтвердить.

Вздохнул так, словно все происходящее было неприятно ему самому.

– Пока что опечатаем кассу, – прозрачно намекая, добавил: – Потом посмотрим.

В оттенках этих интонаций я уже разбираться научился, отреагировал сразу:

– А сейчас нельзя?

– Сейчас нельзя. Вот провожу своих спутников, позвоню вам, встретимся.

Встретились. Он достал из кармана телефон. Написал несколько цифр, показал мне, написанное стер. Взглянул вопрошающе. Что оставалось делать? Я кивнул.

*

Этим проверкам не было числа. Иногда в день бывало по нескольку проверок. Ну точно как у Высоцкого: «В дом приходишь все равно как в кабак, а приглядишься: каждый третий – враг». В стране выходили всякие обнадеживающие приказы, указы, постановления, устанавливались регламенты для контролирующих пиявок. Ничего не менялось. Хотя нет, суммы поменялись, стали больше – теперь накидывали еще и за риск, на инфляцию, на грядущие и уже наступившие кризисы. Ничего странного, жизньто дорожала.

*

Проверки будоражили, мешали работать, выбивали из колеи. И все же мы работали. Более того. Я осознанно понял, что мне все это нравится. Нравится мой, снова осмысленный, день, нравится спешить в свой кабак. Мне по душе этот людской гул в зале, который, словно волна морская, не раздражает, а успокаивает. Нравится нескончаемая суета на кухне. Все реже и реже вспоминаю я свою прошлую жизнь – новая поглотила меня целиком и полностью, не оставляя времени ни на воспоминания, ни на самокопание, чем раньше увлекался, порой – безмерно.

Все вечера проводил теперь в ресторане. Устраивался за угловым столиком, внимательно наблюдая, что происходит вокруг. Я, как мне кажется, уже начинал понимать, что ресторан – это не супы и салаты, не повара и официанты, даже не просто экономика или бизнес. Это нечто гораздо большее. Такая, если хотите, микромодель нашего бытия.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мы жили по соседству. Они были младше меня, кто лет на пять, а кто и побольше. С высоты своего «солидного» возраста я на них внимания почти не обращал. В детстве, ранней юности эта разница в возрасте кажется гигантской. Хотя жизненные приобретения и утраты возраст впоследствии нивелируют. К сожалению. Или всетаки к счастью?

Наше Огоньково было типичным подмосковным поселком того времени, но для нас, мальчишек, лучшим местом на земле. Поселок рос, потом стал центром Огоньковского района Москвы. Росли и мы. Однажды, уже возвращаясь домой после занятий в театральном училище, я увидел стайку както враз вытянувшихся подростков, в которых не без труда узнал бывшую соседскую мелюзгу.

– Здорово, Пушкин! – выкрикнул ктото из них ломающимся баском.

– Ну что, решаете, чей бы сад потрясти? – я остановился возле них, вглядываясь и пытаясь определить, кто есть кто.

– Да какой там сад, – отмахнулся Витька Аверьянов. – Вон Сереня сегодня училке циркулем в глаз запустил, вот и думаем, что теперь будет. Наверное, из школы попрут.

22
{"b":"573796","o":1}