— Вас будут ждать, — сказал Гарри.

— Может, мы еще и появимся, — ответил Дуглас. И когда это он в последний раз видел Элана Джексона? Три года назад? Четыре? Мысленно он так ясно видел его лицо: туманные прежде черты вдруг прояснились, будто пойманные в фокус.

— Появитесь вы или нет, вряд ли это лишит кого-нибудь сна и аппетита, — сказал Лестер.

— Так Или иначе, Джон пусть остается ночевать у нас. — Бетти старательно выбирала слова, чтобы ее правильно поняли. — И тогда у вас будет свобода выбора. Так, кажется, говорят?

— У меня никакой свободы выбора, будь он неладен, нет, — сказал Джозеф. — Если я не появлюсь в «Короне» до половины девятого, уж три-то моих дружка захотят узнать, что случилось. — Он обвел их торжествующим взглядом, гордясь крепостью уз, связывающих его с тремя «дружками» из пивной «Корона».

Как только женщины собрали со стола и удалились на кухню, из дверей выскочил нетерпеливо ожидавший этого момента Джон в наряде, подаренном ему бабушкой и дедом: в сапогах, в шляпе, с ружьем в руках, из которого мысленно он уже их всех уложил. Наряд оглядели и одобрили — не обошлось, однако, без замечаний со стороны Джозефа и Лестера, вспомнивших, как скудны были рождественские подарки в их детстве. Дуглас, тот пожаловаться не мог.

Лестер начинал хорохориться. Страх его улетучился; ему захотелось похвастаться насчет драки, но, раз соврав, приходилось молчать. Однако его самолюбие искало выхода. Он никому не даст втоптать себя в грязь! Вот вернется в Лондон и там со всеми расквитается. Удача! Вот что ему нужно! Должно же ему, наконец, повезти. Давно пора. Забытый всеми, Джон уселся по-индейски в своем дорогом снаряжении на ковер перед электрическим камином, делая вид, что очень заинтересован устройством своего ружья.

Лестер неожиданно приподнялся на руках, держась за подлокотники кресла, выпрыгнул из него, опустился на колени и ухватил громоздкое кресло за коротенькую толстую ножку. Он напрягся, поднял его, привел в равновесие, подержал какое-то время неподвижно — Джон как зачарованный смотрел на жилку, пульсирующую у него поперек лба, а Гарри с одобрением отметил тонкие, как у гончей, мускулы, — затем встал, держа кресло в вытянутой руке. И повторил свои действия в обратном порядке — точно и ловко, только теперь уж быстро. Тоненькая струйка крови засочилась из пореза в уголке рта, он слизнул ее.

— А ведь кресло тяжелое, — сказал Джозеф, всегда восхищавшийся спортивными достижениями Лестера, — найдется немало людей вдвое тяжелей тебя, которые и с места его не сдвинут.

— Тут ведь главное — поймать равновесие, правда? — сказал Дуглас — ему было забавно, что и его этот трюк увлек не менее, чем остальных. — Ну и еще, наверное, нужно знать прием, как оторвать его от пола.

— Давай попробуй, — сказал Лестер, от души желая, чтобы Дуглас сплоховал.

Дуглас сделал попытку, поднатужился, отпустил какую-то шуточку, повалился на спину и забрыкал ногами в воздухе, вскочил, принял позу борца и тут же кинулся догонять убегавшего от него Джона — тем самым совершенно обесценив, по мнению Лестера, его достижение, низведя его до уровня простейших упражнений пролетарских мышц.

Вслед за тем Гарри, никогда до этого не пробовавший проделать этот трюк с таким большим креслом, снял пиджак и решил тоже сделать попытку. Прежде чем начать, он тщательно продумал свои действия, затем одним быстрым движением оторвал кресло от пола, поднял его, встал сам, держа кресло перед собой, словно это был не более чем факел. Лестер скривил физиономию и хлопнул его по плечу.

— С тобой в паре куда угодно, — сказал он. — Хоть завтра.

В кухне Мэри и Бетти, занятые мытьем посуды, говорили о том, как похожи между собой эти три молодых человека. И ведь с чего бы! Просто жуть берет (по выражению Мэри), что Гарри оказался так похож на Дугласа с Лестером. И однако все они были темноволосы и со светлыми глазами — пронзительно-голубого цвета у Дугласа с Лестером и мягкого серовато-голубого у Гарри. Все почти одного роста — около шести футов, Лестер ниже всех, но на вид сильнее всех. Мягкие черты Дугласа, с мягкой линией подбородка, представляли разительный контраст с жестким профилем Лестера; а Гарри держится так скромно, что и не предположишь в нем немалую физическую силу.

— Один добрый, другой совсем не добрый, а Дуглас серединка наполовинку, — сказала Бетти. — Но очень уж он вспыльчив.

— Гарри у нас хороший. Вот Лестер… беспокоит меня. — Мэри смолкла. Как называется та книга: «Добрый, скверный и прекрасный» или «Добрый, скверный и безобразный»? И кто под какую рубрику подпадает? Но такого рода рассуждения только собьют Бетти с толку. Она не стала развивать тему.

— Дуглас — это ум, и только ум, Лестер в душе работяга, а в Гарри все отлично уравновешено, — продолжала Бетти, быстро ополаскивая тарелки, — она получала большое удовольствие от этой игры.

Мэри пришло на ум довольно-таки вульгарное сравнение для оценки их мужской привлекательности, но она тут же откинула его: Бетти не одобряла манеры выражаться недавно эмансипированных женщин. Мэри подумала, что ей надо сосредоточиться. Скоро она будет в собственном коттедже и сможет вздохнуть спокойно; ей необходимо хоть немножко побыть наедине с собой: столько еще не решено.

— Три бронзовые мартышки, — сказала Мэри, поворачиваясь с улыбкой к свекрови, которая показалась ей озабоченной и слегка потерянной.

— Три болванчика, — рассмеялась Бетти. — Вот это уж точно.

— Три слепые мышки.

— Трое в одной лодке.

— Три мушкетера! Дуглас предпочел бы такой вариант, — тонко подметила Мэри.

— В детстве они никогда не были дружны, — сказала Бетти. — Приходится удивляться, что удалось собрать их всех вместе. Казалось бы, у них должно быть много общего. Но, помимо того, что они между собой довольно похожи, общего у них мало. То есть почти ничего. И они могут год не видаться и даже не вспомнить друг о друге. За исключением Гарри, конечно. Тот всегда бывает рад увидеть Дугласа. Но он слегка… как это сказать? Не распинается, а как-то иначе…

— Благоговеет?

— Что-то в этом роде… перед ним.

— Дуглас всегда очень хорошо отзывается о Гарри.

— В Лондоне? Да, что-то мне кажется, он гораздо больше любит и этот дом, и всех его обитателей издалека.

Она раскаялась, едва слова слетели с языка, но не попыталась замять резкость. Она была недовольна поспешностью, с какой сын и невестка норовили покинуть ее дом. Все стали такие беспокойные. Куда девалось время? Время поговорить, просто посидеть вместе. Ведь у нее, например, прежде всегда находилось время побыть с друзьями и родственниками. А теперь приходится заранее условливаться о встрече, а встретившись наконец, сидишь как на иголках, потому что впереди у тебя еще встречи. Слишком много встреч, слишком много событий, а толку никакого; вечно суетишься, дух перевести некогда. Ей не нравилась такая жизнь; сколько времени тратится, сколько энергии, чтобы быть не хуже других. А кому это надо?

Когда они вошли обратно в гостиную, Джон спустил курок, грянул выстрел, и Мэри непроизвольно зажала уши и закричала: «Черт тебя возьми! Чтоб я больше не слышала этого мерзкого грохота!»

Мальчик застыл на месте, грустно опустив ружье. К школьной курточке и коротким штанишкам теперь добавились ковбойская шляпа и невысокие пластиковые сапоги, сбрызнутые — так же как ружье и шляпа — серебряной краской. Несдержанность Мэри привела всех в смущение.

— У меня ужасно разболелась голова, — тут же придумала она, сама себя презирая за эту увертку. Почему было не сказать просто, что у нее натянуты нервы, вот шутка сына с ружьем и вывела ее из себя. Ведь речь шла, о господи… речь шла о разводе — ее разводе с мужем, который сейчас сидит вон там, такой веселый и такой насмешливый. О разлуке на всю жизнь? Как он мог так хорошо упрятать свои чувства?

— К этому еще можно добавить, — пришел на выручку к внуку Джозеф, постучав пальцем по его шляпе, — штаны и безрукавку, ну и лассо — что там еще было, мать?