Она беспрепятственно дошла до нужного кабинета и осторожно потянула на себя дверь. Та открылась без труда. Вера заглянула внутрь. Вошла. Медленно, как сквозь воду, пошла через кабинет.

Судьбе угодно было распорядиться, чтобы взрыв застал бабушку именно на процедуре. Она лежала на кушетке, стоящей вдоль окна, с одной стороны вся утыканная осколками. Глаза были открыты и уже подернулись пленкой. Нос заострился. На полу у кушетки лежала доктор, специалист УЗИ. Насколько видела Вера, тоже вся в осколках.

Так же медленно, как шла от двери, Вера подошла к кушетке и аккуратно положила пальцы бабушке на шею, пытаясь нащупать пульс. Она видела, что это уже не нужно, но даже помыслить не могла, что может этого не делать. Из тех же побуждений достала из сумочки зеркальце и подержала около бабушкиного рта. Тупо попялилась на незамутненную поверхность, чисто механически убрала зеркало обратно в сумочку и протянула руку, чтобы закрыть бабушке глаза.

Сбоку от нее раздался стон. Вера посмотрела туда и сначала никого не увидела. Потом догадалась отдернуть остатки занавески. В углу у стены, рядом со стулом, на который она, видимо, села после того, как помогла бабушке лечь на кушетку, скорчившись, полулежала мама. Осколков ей досталось поменьше, но это было уже не важно. Вера была не врач, но тут не надо было быть врачом, чтобы понять – неоткуда прямо сейчас взять специалистов и материал, чтобы вытащить с того света человека, потерявшего столько крови, сколько Вера видела на полу вокруг мамы.

Она присела на корточки рядом с мамой и взяла ее за руку.

– Мам, это я. Я тебя нашла.

Мама с трудом приоткрыла глаза:

– Верочка…

– Да, я. Давай, я тебя поудобнее устрою.

– Не надо, – прошептала мама. Она говорила так тихо, что Вера почти не слышала ее. – Мне двигаться… больно… лучше так…

Мама замолчала, только дышала тяжело. Потом, набравшись сил, спросила:

– Что это было?

– Не знаю, почему так случилось, но на город упала ядерная бомба. Солнечнов тоже разбомбили. Я видела. Может быть, Москву. Не знаю.

– Бомба? – переспросила мама. В ее горле что-то забулькало.

– Да. Города почти нет. И… – Вера запнулась на мгновение, потом все-таки произнесла, – и ты первая из живых, кого я нашла.

Мама опять замолчала. Слышно было, что ее дыхание становится все более прерывистым и хриплым.

Вдруг она вздрогнула:

– Вера…

– Что, мам?

Мама не ответила. Вера подождала несколько секунд и попробовала позвать:

– Мама…

Мама молчала. Вера осознала, что больше не слышит ее дыхания. Она попыталась найти пульс, потом полезла в сумочку за зеркальцем. Уже нащупав его, замерла и так просидела неподвижно какое-то время. Потом отпустила зеркало и закрыла лицо ладонями, не замечая, что они в крови, и теперь на ее лице тоже кровь.

Сколько она просидела так, она не могла сказать. Что вывело ее из ступора, она тоже не знала. Просто в какой-то момент сознание снова вернулось к действительности. Вера тяжело поднялась на ноги. Надо было идти дальше. Надо было искать выживших. А маму и бабушку, и ту женщину, имени которой она даже не знает, она обязательно похоронит. Только чуть позже. Когда раздобудет лопату.

Выйдя во внутренний двор больницы, она наконец-то увидела живых людей. Небольшая толпа собралась посредине двора. Люди стояли, сидели на земле, кто-то ходил туда-сюда. Видно было, что они еще не отошли от шока. И в центре этой толпы, на клумбе с увядшими прошлогодними цветами, на коленях, раскачиваясь взад-вперед и тихо завывая, стоял Ярослав Курбанов, главный хирург и Верин давний знакомый. Лицо он закрыл руками точно так же, как Вера несколько минут назад. Из-под ладоней доносились то всхлипы, то невнятное бормотание, в котором можно было разобрать только «Машенька», «Витюшка» и «Танюшка». Жена, сын и дочь. «Где они были во время взрыва?» - подумала Вера.

Она прошла сквозь толпу и подошла к нему. Никто не обратил на нее внимания. Курбанов и вовсе никого не замечал. В двух шагах от него стояла женщина в куртке, накинутой на медицинский халат. Врач, наверно, или медсестра. Когда Вера подошла, она как раз пыталась, и, скорее всего, уже не в первый раз, дозваться до Курбанова, окликая его по имени и теребя за плечо. Тот не реагировал. Вера тяжелым взглядом обвела всю эту картину и спросила:

– И долго он вот так… качается?

Женщина беспомощно махнула рукой и всхлипнула:

– Да как ураган стих, он сразу туда пошел, – она указала в ту сторону, где с холма открывался вид на город, – а вернулся уже – глаза дурные, дошел досюда и рухнул. Так с того времени и…

Она снова всхлипнула, прикрыв рот рукой.

Вера подошла вплотную к Курбанову и отвела его руки от лица. Он смотрел на нее безумными глазами и явно не узнавал.

– Яри, это я, Вера. Ты узнаешь меня?

– Ве… Верочка… Да что же это делается, Верочка! – Курбанов заплакал и опять попытался закрыть лицо руками. Вера не дала ему этого сделать и предприняла новую попытку привести его в чувство.

– Яри, я знаю – случилось страшное, города нет, – ласково, как маленькому, но с некоторым нажимом втолковывала она, – у тебя все погибли, у меня тоже все погибли…

Мозг иголкой кольнуло: «Вадик!». Вера проглотила эту мысль и продолжила:

– Очень много людей погибло, Яри. Но остались живые, и им нужна помощь. Медицинская помощь. Твоя помощь, Ярослав. Кто-то сейчас умирает, но мог бы выжить, если бы ему помогли. Если бы ты ему помог. Ты врач. Тебе нужно спасать людей. Это твой долг – спасать людей. Тебе сейчас нужно встать, встряхнуться, прийти в себя и помочь тем, кто выжил.

Курбанов затих и слушал ее, и сначала Вере показалось, что он приходит в себя. Но, как только она сказала «тем, кто выжил», его лицо исказилось, из глаз потекли слезы, и он опять попытался спрятаться за своими ладонями.

И тут Веру прорвало. На какое-то мгновение она сама почувствовала себя бомбой, которая сейчас взорвется и разметет все вокруг. Она выпрямилась во весь рост.

– Курбанов, … твою мать! – Люди вздрогнули от ее крика и дружно повернулись в их сторону. – А ну, быстро встал, вынул … из …, утер сопли и начал работать! У тебя пациенты без присмотра, а ты тут … …! Ты врач или дерьмо на палке?!

Она орала так, что даже закашлялась. Толпа раздалась в стороны, отшатнувшись. Курбанов изумленно смотрел на нее, будто впервые видит. Или будто на месте Веры стоит некое чудище, изрыгающее огонь. Но его взгляд приобрел осмысленность, и это было главное. Он проморгался, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и как-то неожиданно тихо произнес:

– Не кричи.

– Ну, надо же было как-то тебя в чувство приводить, – Вера развела руками, – ты со стороны себя не видел. Давай лучше о деле поговорим, а то так спятить можно.

– Ты думаешь, есть смысл копошиться тут, пытаться что-то делать? Не знаю, где была ты, а мы тут все хватанули порядочную дозу, и наша смерть – вопрос нескольких дней.

– Смею Вам напомнить, господин Курбанов, – Вера поморщилась, – что, когда тонул “Титаник”, симфонический оркестр играл до последнего, даже когда палубу уже захлестывала вода. И это есть исторический факт. Мы, тут, конечно, не на “Титанике”, но тупо сидеть и ждать, когда безносая с косой припрется, мне тоже как-то кисло. Так что давай, Ярослав, ищи главврача и начинайте восстанавливать больницу. А я помогу вам, чем смогу. Мне все равно больше некуда приткнуться. Да и Вадик меня здесь искать будет.

Теперь Курбанов смотрел на нее, как на маленькую. Долго смотрел. Профессиональным колючим взглядом. Но ничего не сказал насчет Вадика. Сказал другое.

– Главврач сегодня утром сменился с дежурства и поехал домой отсыпаться. Жил на Титова, в доме у вечного огня.

Триста метров от эпицентра. Без комментариев. Вера обвела взглядом больничные корпуса и снова посмотрела на Курбанова:

– Принимай больницу, Яри. Собирай людей. Будем копошиться. – И слабо улыбнулась. Впервые с того момента, как произошли взрывы.