Из одной машины вышли двое мужчин, один из них помог выбраться мальчику-подростку и поднял его на руки. Из другой машины вышли четверо мужчин с оружием – охрана. Все приехавшие были характерной однотипной внешности. Неопытный взгляд даже не смог бы, пожалуй, различить их по лицам.

Едва взглянув на эту компанию, Вера поняла, что будет скандал. Слишком высокомерно и по-хозяйски они держались.

В приемном покое в этот час было на удивление много народу. Медсестры уже сбились с ног, Вера со скоростью пулемета строчила карандашом по бумаге, стараясь не мучить людей лишнее время.

Вошедшие растолкали, буквально смели в стороны всех находившихся на их пути, не обращая внимания на возмущенные возгласы. Тот, что шел первым, встал вплотную к столу Веры и навис над нею:

– Памаги маему сыну!

– А что с ребенком? – спросила Вера, пытаясь разглядеть мальчика из-за спины его папаши. Мало ли, вдруг действительно что-то настолько срочное, что дело идет на секунды, и очередь может подождать.

– Ногу падвэрнул, очэн болно! Памаги, да?

– Занимайте очередь и ждите, вашему сыну обязательно помогут.

Вера уже хотела дальше заниматься тем пациентом, которого оформляла, когда вошли эти типы, но тот, что говорил с ней, не дал ей такой возможности:

– Какой очэрэд? Какой ждат? Маему малчику болно! Он страдаэт! Памаги ему сейчас! Немедленно! Слышиш ты, дэвка! – Он сорвался на крик, лицо налилось краской.

– Здесь всем больно, – холодно отрезала Вера, – и все страдают. Я не вижу оснований принимать вашего сына без очереди.

– Аснавания? – Казалось, мужчина на секунду призадумался. – Будут тэбэ аснавания!

И непонятно было, угрожает он или предлагает взятку. Вера снова прикинулась “дурочкой с переулочка” с поправкой на ситуацию.

– Да-а-а? – ядовито протянула она, поднимаясь со стула и скрещивая руки на груди. – И чем же вы можете помочь больнице?

Когда она выпрямилась, оказалось, что собеседник только чуть выше ее ростом. Вере психологически стало как-то сразу легче с ним разговаривать. А еще она заметила то, на что не обратил внимания наглый посетитель. Еще в начале их разговора одна из медсестер быстро вышла из приемного покоя, и Вера догадывалась, куда она побежала.

Народ замер, ожидая, чем закончится эта стычка, и гадая, куда прятаться, если охрана этого наглого типа начнет стрелять.

– Памоч? Пачэму бы нэ памоч? Канэчна, можна памоч! Вот, пажалыста!

Он вытащил из кармана и протянул Вере пачку купюр. Купюр той самой страны, ракеты которой, по предположению Веры, учинили весь этот ужас несколько дней назад.

Ярость бывает слепой, бывает холодной. В первый момент Вера хотела схватить деньги и бросить их в лицо мерзавца, наорав на него при этом. Что заставило ее взять себя в руки, какое шестое чувство? Будто ледяная волна прокатилась по телу. Вера презрительно скривила губы, впилась взглядом в его глаза и прошипела:

– Убирайтесь.

– Что? – мужчина не поверил своим ушам. – Да как ти смееш, дэвка!

– Что слышали! Здесь останется только мальчик и тот, кто держит его на руках. А вы убирайтесь и фантики эти свои никчемные заберите. Чтоб духу вашего здесь не было! Сейчас же!

Она говорила тихо, но ее слышали все. Ее противник уже набрал в грудь воздуха, чтобы ей ответить. Или дать приказ охране стрелять.

Теплая тяжелая ладонь легла на плечо Веры, слегка отодвигая ее в сторону. Подошедший сзади Кравец встал рядом с ней и цепким прищуренным взглядом обвел присутствующих. Он был в форме, но без фуражки. И только слепой не разглядел бы, что в расстегнутой кобуре поблескивает пистолет.

Повисла тишина.

Еще с первого дня После Взрывов Вера пыталась, но пока так и не смогла понять, каким образом этот скромный парень с интеллигентным лицом и мягкой улыбкой в нужный момент умеет подать себя так, что кажется сильнее и выше всех окружающих. Вот и сейчас. Он только взглядом повел, а все замерли чуть ли не по стойке смирно.

– Вас попросили уйти, господа, – совершенно будничным и немного скучным голосом сказал Кравец. Лицо его было спокойным, губы даже как будто чуть улыбались. Но его колючий взгляд намертво вцепился в лицо мужчины с деньгами, и глаза были, как две льдинки. Трудно было, конечно, представить, как могут льдинки быть зелено-карего цвета, но другого определения Вера не смогла подобрать.

Мужчина вполголоса выругался на родном языке и запихнул деньги в карман.

– Я еще вэрнус!

– Конечно, вернетесь, – спокойно согласился Кравец, – как мальчика подлечат, так за ним и вернетесь.

Мужчина повернулся, рявкнул на свою охрану, кинул пару фраз тому, кто держал на руках его сына, и вслед за охраной вышел из помещения.

Вера облегченно выдохнула. И только теперь запоздало спохватилась: “Какого… каким образом остались на ходу машины, начиненные электроникой не меньше, а то и больше, чем другие иномарки, представляющие сейчас из себя груды хлама на колесах?”. Ответа не было. Вера только хотела спросить об этом Кравца, как из глубины здания набежал Курбанов, на ходу изрыгая: “Что?.. Где?.. Кто посмел?..”. Видимо, медсестра настолько переполошилась, что для подстраховки позвала обоих.

– Всё, Ярослав Викторович, всё закончилось! – выставив ладони вперед, поспешила успокоить его Вера.

И тут ее задним числом начало потряхивать. Она обессилено опустилась на стул и пробормотала: “Ну, вот есть же козел!” и невольно посмотрела на входную дверь. Потом замерла на долю секунды, озаренная некой мыслью, недобро сощурилась и снова повернулась к Курбанову:

– Ярослав Викторович, а у нас в хозяйстве нигде флага достаточно большого не залежалось?

– Какого флага? – опешил Курбанов.

– Российского!

– А флаг-то тебе зачем, да еще и большой? – Курбанов никак не мог понять причину внезапного интереса Веры к государственной символике.

– Над входной дверью повесить! – хищно оскалилась Вера.

========== Часть 6 ==========

Это был все же пятый день После Взрывов, потому что именно на следующее утро – утро шестого дня, это Вера запомнила точно – случилось явление Сереги Щербатова.

Утро было в разгаре. Вера, обложившись бумагами и уподобившись Юлию Цезарю, одновременно регистрировала поступающих, сводила воедино списки умерших и разгребала хозяйственные дела.

Тут широко распахнулась входная дверь, и от порога знаменитой “иерихонской трубой” загремел до боли знакомый голос, прозвучавший сейчас для Веры лучшей музыкой:

– Верунчик, едят тебя мухи, ты здесь, что ли, сидишь?

Вера забыла обо всех делах, сорвалась с места и с радостным воплем повисла у Сереги на шее:

– Сергей Федорович, едят тебя мухи, откуда взялся-то?

– Да я тут проездом, то есть, проходом… Тьфу, запутался… Короче, Игоря с девочками к его отцу отвозил.

Вера оглянулась на свой стол и поняла, что тут им спокойно поговорить не дадут. А поговорить очень хотелось. Кто знает, когда еще увидятся? Если увидятся…

Вера предупредила медсестер, что скоро придет, и потащила Серегу во двор.

– Ну, рассказывай!

– Да чего рассказывать?

– С самого начала!

– С самого начала – как мы в машину запихивались, это надо было видеть, конечно! Особенно Паша, с его габаритами… Пересказать тебе не смогу – слов не хватит. Но до Подсолнухов доехали. Игоревы девчонки все живы оказались, как ты и предполагала. И его жена отказалась куда-либо из квартиры уходить. Игорь, ясно-понятно, с ними остался. А мы дальше к Полякову поехали. Хотя ему это не нравилось, видно было. Как же! Он ведь у нас единоличник! Делиться с кем-нибудь чем-то большим, чем пряники к чаю, скорее удавится, чем поделится!

– Ну, то, что ты Полякова недолюбливаешь, это для меня не новость, – перебила Вера, – ты лучше дальше рассказывай!

– Дальше… Дальше, с другой стороны, он понимал, что деваться нам все равно некуда, от Солнечнова-то одна клякса черная осталась… – вздохнул Серега.

– Слушай, Сереж, а тебе не кажется, что все это как-то странно? Я имею в виду – бомбили очень странно. Точечно. Будто на города не бомбы, а фугасы ядерные сбрасывали. Кому и зачем понадобилась такая экзотика?