Наш диалог был по большому счёту неловкий. Мне было неудобно говорить ему, что я не смогу отдать ему деньги. Но это даже рядом не стояло с состоянием, что мне больше вообще негде их взять.

Я до сих пор вздрагиваю, когда думаю о разговоре, что произошел в прошлую пятницу. Она позвонила мне взбешенная. Очевидно, колумбийская школа журналистики отправила мне домой письмо подтверждающее заявление на поступление. Мама не церемонилась со мной, когда я сняла трубку.

— Эмили, как ты могла выбрать журналистику как профильную специальность? Мы же неоднократно обсуждали это, и ты обещала выбрать медицину или юриспруденцию.

Я сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоить нервную дрожь, затем досчитала до пяти, представляя прыгающих на лугу овечек.

— Мама... Я не хочу быть адвокатом или доктором. Я хочу быть спортивным журналистом.

Я услышала, как мама шумно втянула воздух, и можно было подумать, будто я призналась в убийстве. Она ответила мне единственным возможным способом, который известен Селии Бёрнэм... с грубой силой и стальным натиском.

— Это совершенно неприемлемо, юная леди. Первое, что ты сделаешь в понедельник, будет смена профессии.

Не было такого количества кислорода на земле, который бы помог мне сделать глубокий успокаивающий вдох. Я бы не смогла мысленно насчитать столько овечек, чтобы хоть немного успокоить свою ярость. Поэтому я стиснула зубы и попыталась быть как можно более уважительной.

— Прости, мама, но я не намерена этого делать. Я хочу выбрать себе специальность, исходя из моего желания, а не из твоего.

Я услышала, как мама сделала крошечный вдох, и я прекрасно знала, что она сменила тактику. Она практически расплакалась, когда проговорила мне:

— Эмили... ты же знаешь, насколько жестоко поступаешь, именно сейчас пришло время показать, насколько у нас влиятельная и сплочённая семья. Дочь, которая учится в медицинской или юридической школе повысит твоему отцу рейтинг, что так необходимо в данный момент для его компании.

Я почувствовала, как на меня наваливается неистовая головная боль и осторожно помассировала виски.

— Мама. Прошу тебя, не заставляй меня чувствовать себя виноватой по этому поводу. Нет ничего плохого в профессии журналиста. Это достаточно уважаемая профессия.

И затем моя мама опять сменила тактику. В этот раз она добилась желаемого, я прислушалась.

— С меня хватит, Эмили. Если ты не сменишь специальность, то я заморожу твой трастовый фонд, и ты не сможешь снять оттуда ни цента.

Но на тот момент моя чаша терпения была переполнена, я устала, что она постоянно помыкает мной с помощью трастового фонда. Иногда я мечтала о том, чтобы его вообще не существовало. Если при помощи этой угрозы она хотела, чтобы я отступила от задуманного, то ей приготовлен сюрприз. Я не собираюсь оставлять профессию журналиста. Если честно, она настолько меня разозлила, что я была готова сказать, что бросаю все и буду стриптизершей, но разум возобладал над гневом, и я проговорила спокойным голосом:

— Значит, так и делай. Пока, мама.

Когда я нажала «отбой», то на краткий момент в душе разгорелось чувство гордости за то, что я смогла дать отпор, но затем оно сменилось чувством тревоги. Сразу же возникли две проблемы, которые невозможно было задвинуть в дальний ящик. Первая, как я собиралась платить Никсу за его сбитый мотоцикл, и вторая, как я заплачу за обучение в следующем семестре? Этот семестр не проблема, потому что за него заплатили мои родители, как и за аренду квартиры. Я могу найти работу на неполный рабочий день, чтобы оплачивать свои нужды и траты. Но я бы не смогла внести плату за следующий семестр обучения без поддержки родителей или до того момента, пока летом не получу законной доступ к моему трастовому фонду.

Я ненавидела то, что мне пришлось сделать. Но другого выхода не было. Я прыгнула в машину и поехала к Райану и Данни. Его не было дома, но там была Данни. Она внимательно выслушала меня. Выслушав мой подробный рассказ о звонке матери, она сказала:

— Эмили... тебе не о чём волноваться. Мы с Райаном оплатим следующий семестр учёбы, если твои родители до этого времени не образумятся.

Я испытала облегчение, запрыгала от радости и крепко обняла ее в ответ. Она с энтузиазмом вернула мне объятия.

Но тем не менее, я не стала ей рассказывать про то, что я должна деньги Никсу. Они с Райаном не должны быть втянуты в проблемы, которые произошли по моей глупости. Я все ещё обдумывала возможные варианты решения этой проблемы, когда мы пошли на вечеринку в квартиру Линка, а апогеем всему стало то, что я лицом к лицу столкнулась с одолевающей меня проблемой. Правильно говорят, что честность — лучшая политика, поэтому я решила просто во всем признаться Никсу.

Я должна сказать, основываясь на моём небольшом опыте общения с Никсом, когда я сбила его мотоцикл, он воспринял мою невозможность расплатиться с ним намного лучше, чем я ожидала. Да, он определено не скакал от радости, когда услышал суть проблемы, но его предложение отработать долг было лучшим, на что я могла надеяться.

И вот, я тут, направляюсь к Никсу домой в Хобокен. Все выходные напролет я гадала, почему Никс был на той вечеринке. У меня не было возможности спросить его, потому что, когда мы договорились о том, как я отработаю долг, он не сказал больше ни слова и просто исчез. И больше я его не видела, поэтому мне нужно обязательно спросить его, почему он был там.

Я заворачиваю к подъездной дорожке дома, адрес которого мне прислал Никс. Передо мной среднестатистический двухэтажный дом с более обшарпанными домами по соседству. Огромные дубовые деревья растут около дороги, по которой дети едут на велосипедах. Я останавливаюсь позади потрепанного «Форда Бронко», который полностью покрыт ржавчиной. Чувство вины пронзает меня, когда я понимаю, что именно на этом ездит Никсон после того, как по моей вине был сломан его мотоцикл.

Стучу во входную дверь, но никто не отвечает. Я обхожу дом и вижу огромный гараж и мастерскую в задней части сада. И направляюсь именно туда.

Подойдя к мастерской, я открываю дверь и вхожу. Она просторная и хорошо оснащенная. Здесь стоит огромная витрина с разными деталями. Мне интересно, что он делает с ними. Затем у одной из стен я замечаю рабочий стол, который полностью завален кипами документов. Я так полагаю, это и есть моя новая работа.

Никса здесь нет, но в задней части комнаты есть дверь, поэтому я решаю открыть ее и посмотреть, там ли он.

Я открываю дверь и быстро оглядываю пространство внутри, но вижу лишь белый обжигающий свет и искры, которые рассыпаются повсюду.

— Быстро выметайся отсюда, Эмили.

Я практически подпрыгиваю от его крика, и начинаю пятиться назад. Он вылетает вслед за мной и движется на меня. Я вижу, что он очень зол, гнев исходит от него мощной волной, но я все равно не могу понять, что я такого сделала.

— Не смей никогда входить в эту комнату, когда дверь закрыта. Это значит, что я занимаюсь сваркой, а если ты посмотришь на этот свет без защитных очков, то можешь обжечь глаза, — гневно восклицает он.

Моя кровь с дикой скоростью проносится по телу. Он до чертиков напугал меня своим приступом ярости.

— Не смей никогда больше кричать на меня! Я даже не знала, что это может быть опасно! Может, если бы ты повесил какой-нибудь знак на дверь, то я бы не вошла.

Он пристально смотрит на меня в течение пары долгих минут, затем немного приходит в себя и успокаивается.

— Извини, — бормочет он. — Я просто разволновался, что ты можешь обжечься.

Это меня немного успокаивает. Никс поворачивается ко мне спиной и направляется к столу.

Он снимает пару перчаток, стягивает защитные очки, а я в свою очередь пользуюсь моментом, чтобы рассмотреть его. На нем надеты потертые джинсы, которые смотрятся на нем потрясающе соблазнительно. Они низко сидят на бедрах, и кожаный ремень с металлическими клепками поддерживает их на месте. Он одет в футболку оливкового цвета, которая отлично подчёркивает его мощные мышцы груди. Он тянется, чтобы положить перчатки, и его футболка немного приподнимается.