Но больше всего Иосифа привел в недоумение проект Ульянова о конфискации всей государственной, помещичьей, церковной, монастырской, кабинетской, удельной земли. Для кого Ульянов проект писал? Если восставшие массы царя опрокинут, разве они эту резолюцию читать будут? Они победят без марксистов и без их резолюций землю поделят.
Тут стало ему казаться, что конференция – это спектакль с какой-то непонятной целью. В России революция своим ходом идет, а конференция в Таммерфорсе – своим. Будто вождям о ней перед кем-то отчитаться надо. Но он прогнал эту глупую мысль. Хотя она навязчиво возвращалась.
А как ей не возвращаться? Во время работы конференции царское правительство приняло закон о выборах в Государственную думу. Но делегаты решили, что революция находится на подъеме, и постановили вместо выборов вести в народе агитацию за вооруженное восстание, которое должно быть немедленно организовано. Ульянов, кстати, трезвомыслие проявил. Против выступил. Но его не послушали. Разве это партия, если она вождя не слушает? Опять впал Иосиф в недоумение. Кто будет вести агитацию, и готовить восстание? Вооруженное восстание – это сильные комитеты, широкая подпольная сеть, массовые газеты, деньги на оружие и так далее. Он по себе знает, как сложно поднять людей на забастовку. Что говорить о вооруженном восстании! Нет у большевиков таких сил и средств! К тому же на дворе уже стоял декабрь 1905 года, революция шла на убыль. Правительство на сей раз, сделало умелый маневр. Выборы в Думу приведут к ее окончательному затуханию. Но почему конференция этого не захотела понимать? Что стоит за такой слепотой? Только то, что марксисты потеряли нюх в своей эмиграции, или что-то еще? Иосифу мерещилось, что заграничные фантазеры действовали по какому-то непонятному для него плану. Он не понял их тайных замыслов, но решил, что жизнь забросила его в партию, которая обязательно станет влиятельной силой. Ему с этой партией по пути. Придет время и он разберется с ее закулисными планами, повернет ее в нужном направлении. В нем откуда-то уже появилась уверенность в своем большом будущем. Фантазеры нужны ему только до поры до времени.
Иосиф вернулся из Таммерфорса с тяжелым настроением. Его угнетало то, что он оказался в стороне от святая святых большевистского синклита. Где-то там, за границей, вожди большевиков думают, совещаются, вырабатывают решения, а потом приезжают в Россию и ставят практиков революционного движения перед фактом. И, похоже, их мало заботит, что по этому поводу думают практики. Это порочный круг. Нельзя управлять революционным движением из-за рубежа. Но для того, чтобы его голос, голос практика был услышан, он должен войти в этот синклит. А это совсем не простые люди. Среди вождей большевиков нет выходцев из рабочей среды, способных взглянуть на него, как на равного. Все они – дети зажиточных родителей, с европейской культурой и прекрасным образованием. Все они говорят на иностранных языках, читают европейских философов в оригинале, музицируют и пишут материалы в европейских газетах. Это белая кость российского марксизма. Разве они примут его, малограмотного грузина в свое общество? Он никогда не сможет тягаться с ними в образованности и культуре. У него нет развитых способностей оратора. Что надо сделать для того, чтобы его приняли всерьез и стали к нему прислушиваться? Наверное, его единственная возможность заключается в том, чтобы стать вожаком рабочих масс. Показать им умение делать то, чего не умеют делать они – умение работать с массой. Кроме того, все они владеют искусством притворства и лицемерия, постоянно ведут политические маневры. А он до сих пор был прост, как солдатский штык. Всегда говорил то, что думал, был прямолинеен и груб, не умел хитрить. С такими привычками навсегда останешься в самом низу политической жизни. Надо учиться маневрам, умело скрывать свои цели и завоевывать союзников. Иначе в политике не выжить.
Все эти мысли были Иосифу не по нраву, потому что по природе он был открытым бойцом. Поэтому он через силу заставил себя написать большую статью о сплочении партии, в духе выступлений Ульянова на конференции. Хотя на самом деле понимал, что о реальном объединении большевиков и меньшевиков не могло быть и речи. Ульянов готов идти напролом путем насилия и принуждения. У Мартова в голове царили химеры европейского пути. Надолго их невозможно объединить. Разве что на какой-то момент. Впервые образ Бога потемнел в его душе, она требовала помощи, и помощь была послана ему свыше.
После возвращения из Таммерфорса Иосиф познакомился с Кето. В душе еще плавали темные пятна, вызванные конференцией, а огромные карие глаза девушки стали омутом, в котором утонуло его сознание. Лучшего лекарства для его успокоения нельзя было и придумать. Целых полгода они были неразлучны. Первая любовь у всех одинакова. Человек почти теряет рассудок и живет только образом своей любимой. Кето была красива не только внешне, но и душой. Это была внутренняя красота кавказской женщины, для которой ее любимый – безраздельный господин, достойный обожествления. Иосиф уже знал, что и другие девушки находят в нем что-то особенное, но Кето видела в нем бога. В ответ он полюбил ее всей силой своей натуры. Именно так должны выглядеть его отношения с теми, кто его любит. Он для них – бог, а они для него – возлюбленные. Иосиф уже не задумывался о том, насколько это соответствует заповедям Иисуса о гордыне и любви к ближнему. Вскоре они решили пожениться, но перед свадьбой состоялся Стокгольмский съезд РСДРП, который стал еще одним испытанием для Иосифа. Потому что смуты в его душе снова прибавилось.
В мае 1906 года полторы сотни человек приехало в Стокгольм от разных марксистских партий. Главный вопрос – как объединиться большевикам и меньшевикам и разработать единую программу. Столкнулись на земельном вопросе. Ульянов настаивал на установлении демократической республики и национализации всех земель. То есть, землю крестьянам давать от лица государства. Меньшевики предлагали программу муниципализации всех земель, что бы потом местные органы могли сдавать ее в аренду крестьянам. Иосиф попал в группу делегатов, которые стояли за раздел помещичьей земли и передачу ее в частную собственность крестьянам. Их назвали «разделистами». Иосиф вырос на Кавказе и хорошо понимал, что означает для крестьянина собственный клочок земли. Быть хозяином своего надела – это быть достойным членом общины. Безземельный крестьянин – последний человек на селе. Безземельный ты – никто. Поэтому сказать крестьянину, что все отобранные у царя и помещиков земли будут принадлежать государству, и он не станет владельцем собственного куска – означает сделать крестьянина своим врагом. Путь к социализму может лежать только через этап частной собственности крестьян на землю. Все остальные варианты означают насилие и кровопролитие. Но Ульянов не хотел слушать «разделистов», а меньшевиков обозвал предателями. Он хотел немедленного перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую, и не думал останавливаться перед насилием. Позиция Ульянова озадачила Иосифа. Он в свои годы уже хорошо усвоил, что в работе с людьми главным является не кусок хлеба, а человеческое достоинство. Видеть в каждом, даже самом сером человеке творение Бога и обращаться именно к этому творению – главное искусство революционера. Ведь он – по сути, проповедник. Рабочие шли за Иосифом, потому что он умел через простую речь о хлебе насущном говорить, об их человеческом достоинстве. Почему-то Иосиф ранее не сомневался в том, что выдающийся марксист Ульянов идет таким же путем, но тут увидел решительного портного, который готов кроить общество своими ножницами по живому. Без особой необходимости, только ради идеи. На съезде, Иосиф, будто кожей ощутил ту пропасть, в которую он шагнет, если пойдет с Ульяновым. Он знал, что слывет среди товарищей грубым и резким человеком, способным на зло и месть. Но ведь это не главное! Борьба ничего не стоит, если не ведет к установлению добра! Значит, цена борьбы не должна превышать цену добра! Что значит отнять у крестьянской России землю и подавить ее протест? Цена будет невероятной! Холод закрадывался в душу Иосифа. Но он сказал себе: решение принято. Пойду с ним до конца. Пойду его путем. А там видно будет.
