— Неважно выглядишь, — спокойно заметил он. — Вижу, утомила тебя езда по-русски.
— Это — езда не по-русски, а по-идиотски, — парировал Каллен. — У меня много знакомых среди русских парней и, смею тебя заверить, не все они имеют привычку так водить автомобиль.
— Ладно, забудь, — Дубов хлопнул его по плечу. — Сейчас ребята подъедут, и будем начинать.
Сразу после его слов на просёлочной дороге показался микроавтобус, и, как только он плавно затормозил рядом с машиной Дубова, из салона вышла группа людей в тёмной форме, касках и бронежилетах.
— ОМОН, — пояснил Никита и отошёл, чтобы перекинуться парой слов со старшим группы.
Очень скоро он вернулся и, остановившись напротив Эдварда, уставился на него пытливым взглядом.
— Вообще-то это не положено, но… — Дубов замялся. — Раз уж ты здесь, с пустыми руками идти туда тебе опасно. Проблему нужно решать. Табельным, конечно, поделиться не могу. Но я запасливый, поэтому…
— У меня своё с собой, — успокоил его Каллен, поняв, о чём идёт речь.
Он расстегнул куртку и продемонстрировал Никите висевшие на его плечах ремни и прикреплённую к ним кобуру со спрятанным внутри пистолетом. Отстегнув клапан кобуры, Каллен одним движением, выверенным до мелочей за годы службы в полиции, вытащил оружие и повертел им перед носом Дубова.
— Glock 26, — понимающе кивнул Никита и выдавил ухмылку. — Что ж, в предусмотрительности тебе не откажешь. Где взял?
— Ну, вообще-то, отчитываться я перед тобой не обязан, — Эдвард вернул ему дерзкую ухмылку. — Но, если ты настаиваешь, могу удовлетворить твоё любопытство. И то, исключительно ради своего доброго сердца, чтоб ты не терзался неведением и Бог знает какими подозрениями. Пистолет мой, лично мой. Наравне с табельным, верой и правдой служил мне ещё с тех времён, когда я числился в рядах полиции Сиэтла и носил звание детектива. Все бумаги на него, включая лицензию, в полном порядке.
— Ух ты! — Никита открыто, по-доброму, улыбнулся. — Небось, геморрой себе заработал, пока через границу его перевозил?
— Нет, вроде, — Каллен закатил глаза от грубоватого юмора своего собеседника. — Пришлось, конечно, заполнить внушительную стопку документов и сдать его в особый отсек на время полёта, но это того стоило — мой верный приятель остался со мной.
— Ладно, — удовлетворённо кивнул Дубов. — Ты меня успокоил. Значит, пора начинать.
***
Хлипкая дверь легко сорвалась с петель под напором одного из омоновцев, пропуская того внутрь дома. Вслед за ним в помещение залетели и Эдвард с Никитой. Миновав пустую неопрятную кухню, они оказались в одной из комнат, где так же не обнаружили ни души. Эдвард, оставив Никиту осматриваться, развернулся к двери, ведущей в одну из комнат. Он напрягся и направил на закрытую дверь пистолет, когда услышал донёсшийся из-за неё звук бьющегося стекла и громкий топот. Но секундой позже, когда в проёме распахнувшейся изнутри двери показались двое крепких ребят из группы захвата, проникнувшие в дом через разбитое окно, Каллен разочарованно выдохнул и опустил оружие вниз, не забыв вернуть в исходное положение предохранитель. Сморщившись от досады, он отпустил крепкое русское словцо, перешедшее в его лексикон стараниями Эммета, и вернулся к Никите. Тот с некоторой ноткой брезгливости осматривал скудную обстановку помещения, выполнявшего, очевидно, когда-то функцию гостиной, а в настоящее время выглядевшего запущенным и очень грязным.
— Дверь была открыта, — заметил Дубов. — И, несмотря на то, что сие жилище сильно напоминает сарай, не похоже, что здесь в последнее время никто не жил. В чашке на столе — остатки чая. Плесень на его поверхности появилась бы, если бы эта жижа оставалась нетронутой примерно дня три. А это пойло выглядит, вроде, относительно свежим. Если, конечно, понятие «свежий» вообще допустимо в стенах этого дома…
Никита прервался, когда заметил предупреждающий жест Каллена, который поднял руку, словно просил его остановиться. Эдвард кивком головы указал на стоящий в углу комнаты большой платяной шкаф. Шорохи, которые доносились оттуда, теперь долетели и до слуха Дубова. Не сговариваясь, они одновременно подошли ближе к видавшему виды предметы мебели, и Каллен направил на него свой Глок в тот момент, когда Никита резко рванул на себя обе створки. Представшая перед ними картина заставила Дубова презрительно фыркнуть. Сначала из недр шкафа показался облезлый и донельзя худющий кот. Он с важным видом спрыгнул на пол и недовольно задрал хвост. Злобно урча, животное обогнуло ноги Никиты и независимой походкой отправилось по своим делам. Дубов снова издал короткое фырканье и, как и Эдвард, изумлённо воззрился на второе существо, находившееся в шкафу и явно не горевшее желанием покидать своё убежище. На них, прижимая к груди початую бутылку водки, испуганно таращился какой-то старик. Вид его был неопрятным. Седые волосы выглядели давно не стрижеными и сальными прядями падали на покрытое глубокими морщинами лицо, нижнюю часть которого покрывали неровные клочки длинной щетины. Ногти на сморщенных в силу возраста руках были длинными и грязными. От мужчины сильно несло неповторимой смесью мочи и застарелого перегара. Он что-то невнятно бормотал беззубым ртом и дикими от ужаса глазами взирал на направленное в его сторону дуло пистолета Эдварда.
— Чего он бормочет-то? — ошалело спросил Никита, провернувшись к Каллену.
Тот только недоумённо пожал плечами, так же, как и его временный напарник, не находя ответа на этот вопрос.
— Ты, Каллен, Глок-то свой убери, а то, не приведи Господи, хватит этого индивидуума сердечный приступ, и возьмёт он да и отдаст концы прямо здесь. А ты потом будешь всю оставшуюся жизнь мучить себя угрызениями совести о невинно загубленной душе Степана Сукачёва. Ведь это, как понимаю, его ценную физиономию мы сейчас имеем счастье лицезреть, — тихо процедил Никита сквозь зубы. Положив руку на предплечье Эдварда, он слегка надавил на него.
Эдвард, не сопротивляясь, опустил руку и поспешил спрятать оружие в кобуру.
— С-сынки! — опомнился вдруг Степан, выдавая первое внятное слово. — Не убивайте, а! Чего я вам сделал? Я ж никого не трогаю! Век свой доживаю и ладно.
Сукачёв медленно шагнул из шкафа и, оказавшись на полу, бухнулся на колени.
— Пожалейте старика, — начал причитать он, цепляясь грязными узловатыми пальцами за джинсы Дубова.
— Твою же маму! — пробубнил Никита. Наплевав на чистоплотность, он ухватился за засаленную, покрытую пятнами грязи, рубашку Степана и начал поднимать его с колен. — Вставай, отец. Мы из полиции. И пришли мы не по твою душу, не бойся.
Дубов усадил старика на единственный попавшийся в поле его зрения колченогий стул.
— Говорить можешь или… — Дубов хмыкнул, — успокоительного накапать?
— У меня своё успокоительное, — уже более спокойно ответил Степан и покосился на откатившуюся в сторону ополовиненную бутыль со спиртным, жадно сглотнув слюну.
— Э-э, нет. Так не пойдёт. Сейчас ты примешь ещё пару стопок, дойдёшь до кондиции, и потом слова от тебя внятного не добьёшься, — протянул Никита, встретившись глазами с Калленом. Тот, поняв его намерения, поднял с пола бутылку и отставил её подальше от глаз старика.
— Чего хотите-то? — буркнул тот, грустно вздохнув. — Я ж чуть не помер от страха. Влетели, как ураган, дверь снесли. Окно вон разбили…
— У тебя кто-нибудь жил в последнее время? — спросил Никита, внимательно вглядываясь в лицо Сукачёва. — На постой кто-то просился?
— Жил?! — испуганно переспросил тот. — Да кому я нужен то? Ты посмотри, господин полицейский, вокруг. Кто ж в таком засранном месте добровольно жить согласится, кроме меня? Ну, а мне уж всё равно, где помирать…
Произнося эту тираду, Сукачёв вертел головой, избегая напрямую встречаться с взглядом Никиты, и пытался спрятать под рваными полами рубахи трясущиеся руки.
Он врал. И врал так явно и неумело, что заметить это мог любой, кто наблюдал бы за ним со стороны. Эдвард с интересом разглядывал Степана и вдруг заметил одну деталь, никак не вписывающуюся в общий образ, а точнее — в стиль одежды, Сукачёва. Болтавшаяся на нём ещё, по-видимому, со времён его молодости, и, скорее всего с тех времён и не стираная, рубашка Каллена не удивила. А вот слишком свободно сидящие и несколько раз подвёрнутые джинсы, не скрывавшие голые замызганные щиколотки, точно не принадлежали Степану. К тому же, деним был явно дорогой и выглядел почти как новый. Не торопясь озвучивать свои подозрения, Каллен развернулся и отправился в соседнюю комнату. Оказавшись внутри, он принялся внимательно оглядывать помещение. Окно, разбитое омоновцами, зияло большим провалом, оскалившись на посетителя торчащими по периметру деревянной рамы осколками стекла. Но в остальном эта комната отличалась от обстановки в остальной части дома относительным порядком и чистотой. На полу, в отличие от кухни и первой комнаты не было засохших плевков и старых окурков. Мебель, хоть и такая же старая, как и везде в доме, не имела на своей поверхности налёта вековой грязи. А старинная металлическая кровать на пружинах была застелена чистым с виду и почти новым комплектом белья. Но вместе с тем, приглядевшись внимательней, Каллен всё же заметил на столике рядом с кроватью и на подоконнике приличный слой пыли. Выглядело это так, словно здесь никто не вытирал эту самую пыль уже несколько недель. Эдвард подошёл к постели и приподнял за уголок одеяло, встряхнув его. В воздух тут же поднялось большое облако пылинок, и это говорило о том, что постелью какое-то время никто не пользовался.