Нужна была более мощная лампа. За помощью я обратился на радиоузел, к дяде Боре. Вникнув в мои нужды, дядя Боря задал мне несколько вопросов и уже совсем весело посмотрел на меня.

- Такая лампа есть у Никиты. Он раскурочил радиопередатчик с какой-то старой военной радиостанции. Лампы, насколько помню, там все годные, вот только для вещательных приемников не подходят.

У меня сперло дыхание. Это было то, что мне нужно.

О Никите - мотористе дондюшанского маслосырзавода я слышал и не раз видел. Через огород старого Гордаша мы пробирались на задний двор маслосырзавода и, просунув руку под марлю в деревянный лоток, успевали захватить по несколько жменей, высушенного до желтизны, творога.

Назначение творога, по нашим сведениям, было двояким. Упакованный в пакеты из плотной бумаги, творог предназначался для армии. По другой версии высушенный творог служил сырьем для изготовления пуговиц нижнего белья и производства казеинового клея.

Если толстая, с синюшным лицом и папиросой "Беломорканал" в зубах, пожилая тетка орала на нас истошным осипшим голосом, призывая на наши головы мыслимые и немыслимые беды, то Никита молча проходил мимо и тут же скрывался в черных дверях котельной.

С наполненными карманами ближе к вечеру мы выходили на перрон железнодорожного вокзала. Бросая, как семечки, в рот по несколько комочков, мы подолгу жевали сухой творог. Смягчающийся под нашими зубами и слюной, резиновой плотности, приятно поскрипывающий творог долго сохранял во рту запах и вкус молока. Угощали знакомых ребят из "ремеслухи" - ремесленного училища, располагавшегося в пятидесяти метрах от, обширной тогда, привокзальной площади. Под этот творог мы сообща встречали и провожали, грохотавшие день и ночь через каждые полчаса, пассажирские, пригородные и товарные поезда.

- Ты знаешь Никиту?

Я кивнул.

- Проводить тебя к нему?

Я пожал плечами.

- Зачем?

В свои четырнадцать лет я вообще не чувствовал себя стесненным в общении со знакомыми и незнакомыми. Более того, я почему-то был твердо убежден, что Никита мне не откажет.

Через несколько минут я уже стучал в черные промасленные двери котельной маслосырзавода. Мне никто не ответил. Я потянул тяжелую дверь на себя. В мои уши ворвался шум работающего дизеля. Налево была котельная и дизельная. Направо - темный коридор, заканчивающийся двойной дощатой дверью. Без стука потянул двери на себя.

Никита сидел на массивном табурете и возился с, вынутым из черного пластмассового футляра, небольшим радиоприемником. Я закрыл двери. Шум дизеля стал много тише. Я поздоровался. Никита повернул голову и кивком указал мне на свободный табурет с торца стола. Я сел. Никита вставил лампы и задвинул шасси приемника в футляр. Привстал и открыл форточку. Тотчас заструился, смешиваясь с густым табачным дымом, проникший в комнатушку свежий воздух. Крупные седые завитки медленно спускались до самого стола. Глядя на спускающиеся закручивающиеся клубы дыма, я только сейчас ощутил, заполнивший всю комнату, спёртый табачный перегар и закашлялся.

- Что там у тебя сломалось?

- У меня ничего не сломалось. Мне нужна лампа Г-807.

Никита всем корпусом повернулся ко мне. Несколько секунд он смотрел на меня, как будто запоминая. Потом откинул голову назад.

- Зачем тебе такая лампа?

- Буду собирать передатчик.

- Покажи схему!

Я достал из кармана сложенный вчетверо вырванный двойной лист тетрадной бумаги в клеточку. Там была нарисована схема, обозначены величины конденсаторов и сопротивлений, число витков катушки контура и режимы напряжений на электродах лампы.

Никита внимательно изучил, нарисованное и написанное мной на бумаге в светло-фиолетовую клеточку.

- Но на этой схеме в качестве генератора 6П3С! Схема не будет работать на другой лампе.

- Будет! Напряжение на аноде и экранной сетке подниму. Там рядом я карандашом уже написал. А на управляющей ничего трогать не надо, будет работать!

Никита уже смотрел на меня весело, как Боря.

- А сопротивления? Конденсаторы?

- Мощность сопротивлений надо увеличить. Я уже прикинул. Полуваттные заменю двухваттными, одноваттные - пятиваттными. Пойдет!

Никита с грохотом развернул табурет:

- Зачем тебе такой мощный передатчик?

- Чтобы доставало подальше. До Елизаветовки, Дрокии. Свяжусь с Могилевом.

- А в Могилеве у тебя кто?

- Свяжусь с Володей, у него дома зарегистрированная радиостанция.

- Ты знаешь Володю?

- Знаю. Его позывной УО5КАВ. Я достал у него керамический каркас для контурной катушки.

- А ты в курсе, какое расстояние перекрывает приставка на Г-807?

- Тридцать-сорок километров.

- Больше! А при определенных условиях проходимости волн тебя могут услышать за сотни километров!

Я оживился:

- Так это же хорошо!

- Очень хорошо! Запеленгуют. Сейчас это очень легко делается. Приедут, тебе надерут задницу, приставку расколотят, а твоему отцу такой штраф выпишут, что он с самой Елизаветовки пешком прибежит сюда. Во будет пеленг!

Стоп! То, что он знал меня и отца, круто меняло дело! Но откуда? Надо быть осмотрительным. А я полагал, что в Дондюшанах я обрёл полную свободу! Я подозревал, что отца на станции знали многие. Но то, что его знал Никита, стало неожиданностью. Не иначе плопский киномеханик Миша ему рассказал, что у отца классное вино. А Мишу с Никитой вдвоем я видел однажды в чайной у Гендлера!

А Никита тем временем продолжал:

- Маломощные приставки тоже вне закона. Вы же засираете весь эфир! Ты хоть знаешь, какая радиостанция на трехстах метрах?

- Знаю. Кишинев. Но мой контур будет работать на 270 метрах. Мы с Аркадием Дудко уже подсчитали витки катушки.

Наконец-то он спросил, как меня зовут?

- Женя! Вас не трогают, потому что вы хоть каким-то делом заняты. Не хулиганите, не пьёте, не воруете. Потом в армии легче радистов из вас отбирать. А затем в техникум, а то и в институт радиолюбителей охотнее берут. Ладно! Помогу тебе.

Должен заметить, что приведенные выше слова из ненормативной лексики были самыми ругательными за всё время нашего общения с Никитой. Скорее всего, он не был святым, но в моем присутствии он всегда избегал "острых" выражений.

Приставку, я собрал как все, на 6П3С. Поскольку я жил на квартире у Сусловых, приставку я собирал у Никиты. У него же и испытали. Приставку я забрал и в тот же день был дома у Аркадия Дудко. Подключили к его радиоле. В тот вечер мы стали новоиспеченными "королями эфира". Крутили пластинки, передавали музыкальные приветы. На второй день мы искренне огорчились. Нашу передачу никто из одноклассников не слышал. Только Толя Руссу, лаборант кабинета физики в тот вечер засек наш первый выход в эфир.

Я стал частым гостем у Никиты. Оказалось, что кроме радио, кочегарки и дизеля он вообще был мастером на все руки. Часто открывалась дверь и Никиту звали, как он говорил, на аврал. То и дело слышалось:

- Никита, сепаратор сливки в обрат льет!

- Сальник молоко не держит!

- В кефирной пружина из закатки вылетела!

- Никита! На центрифугу! Вода в масле!

Коротко вздохнув, Никита поднимался. Оставив меня разматывать с каркаса сгоревшую катушку трансформатора либо ровнять алюминиевые пластины конденсатора, уходил, как сам говорил, в цеха.

Мне нравилось бывать у Никиты. Порой я засиживался у него допоздна. Тем более, что дом Сусловых, у которых я жил на квартире, находился в двух-трех минутах ходьбы от маслосырзавода.

Мне нравилась "радиомастерская" Никиты. Она находилась в узком помещении размером полтора на три метра. Там же в углу деревянный топчан, покрытый засаленным байковым одеялом. На узком столе постоянно стоял какой-либо радиоприемник, принесенный в ремонт. В конце стола груда наваленных деталей: трансформаторы, катушки, галетные и клавишные переключатели.

Отдельно в картонных коробочках лежали конденсаторы, сопротивления, винтики и гаечки по размерам. В посылочном ящике радиолампы. На столе два тестера: ТТ-1 и Ц-20. В фанерном ящике в углу были свалены электроплитки и утюги. Однажды я застал Никиту, ремонтирующим охотничье ружьё. Многие в поселке пользовались безотказностью Никиты.