Это почти поцелуй.
Дальше всё путается, они наконец двигаются вместе, тянутся друг к другу, дышат, дышат... Сорвано выдыхают одновременно и засыпают до утра. Женщина дремлет чутко и уходит перед рассветом. Ханнам в первую ночь всегда спит очень крепко, измотанный караваном, а в остальные дни не выпускает пальцы женщины из рук - всю ночь.
И он никогда, никогда не целует её даже по пустынному обычаю: касаясь сухими губами губ и задевая крыльями носа её нос. Но он всегда рад видеть посла и рад, что последние три года их миссию встречает именно она.
* * *
Александер проснулся в темноте, вышел в сизые предутренние сумерки. Действие таблеток почти закончилось, у него оставалось полтора или два часа ясного сознания, и он хотел, наверное, выпить кофе и посмотреть на рассвет. Постоять молча, не думая ни о богах, ни о людях.
Кофейный напиток все миссии Пустыни возят с собой. Не то чтобы это было необходимо, это скорее традиция, принадлежность, средство содержать бессильных рашадов и сочувствующих хоть в каком-нибудь порядке. Часть плантаций в подземельях всегда отводилась под кофе. Горелка, сухой спирт, джезва - на ритуалы вокруг напитка ушло полчаса.
Алекс, взяв шерстяной бурнус и кофе, сел смотреть на рассвет. Далеко внизу клубилась Пустыня, наверняка в её жёлто-красной массе можно рассмотреть белые отблески ядовитого озера или синюю ленту великой реки. Серое небо медленно светлело, холодный воздух поздней весны чувствовался в горле, под ладонью была трава, покрытая росой.
Рашад улыбнулся таким простым и надёжным плотским чувствам и сделал глоток горького кофе.
Через четверть часа деревня за спиной окончательно проснулась и зашумела. Александер занёс кружку в дом, взял трость и вторую порцию кофе, прошёл к соседнему маленькому домику. Подошёл к Ханнаму, ткнул его тростью несколько раз, добиваясь осмысленного взгляда:
-- Вставай, я сделал тебе отвратительный холодный кофе. Давай обсудим планы на день, пока я не превратился в старого брюзгу, которого интересует только генетическая программа. И, обожаемый брат мой, -- Алекс очень хотел следующую фразу злобно прошипеть, -- не занимайся сексом рядом с рашадами.
Ханнам под раздражённый стук трости быстро оделся и вышел на улицу. Александер ещё успел составить ему компанию с утренним кофе, довольно жмурясь на поднимающееся солнце, а потом прекрасный день закончился.
Если измерять адекватность восприятия мира по шкале от, допустим, нормы до рашада, то Алекс плавно пересекал Австралию и приближался к южному полюсу. Он подозревал, что такое полюс и не знал ничего о материках, больше похожих на большой остров, но это не мешало осознавать, что замечательный, лично для него созданный и отменно работающий препарат вот-вот закончит действовать. Рука потянулась к коробочке с таблетками без участия разума. Александер предусмотрительно оставил таблетки в кармане жилета, в человеческой одежде, а сейчас на нем балахон джеллабы, но всё равно нервно отдернул руку.
"Нет, -- шептал он, -- да сойдут к нам мои боги".
Свод небес дробился осколками витража и становился ярче, мутировал в яркий циан и электрик. Алексу казалось, что небо оседает на коже тонкой сапфировой пленкой, ложится на траву рядом, окрашивая её в фиолетовый. Один неосторожный вдох открытым ртом - и синяя плёнка проникла в горло.
Александер закашлялся, выхватил у Ханнама кружку, сделал пару глотков, выплюнул их, упал на землю, уткнулся лицом в бурнус, уложив все действия в одну минуту. Ханнам с заметным злорадством провел рукой над плечом своего ведущего специалиста, но не касаясь его, и направился устраивать этот иблисов рабочий день.
Нестабильное поведение
День прошел примерно так, как рашад и мечтал: отвратительно. Пять с четвертью часов светового дня - долина была закрыта склоном горы на северо-западе - ссыпались сквозь пальцы и оставили пальцы дрожать. Мерещились боги и песок, болела голова за глазами, привычно дергала нога, отек на левом глазу расплылся к щеке.
Он и его корпус инвалидов - пять рашадов четвертого и пятого поколения - дошли в резко опустившейся темноте к окраине деревни. Если не врать себе, то это скорее ребята его довели и помогли сесть рядом с домиком, расстелили бурнусы, кто-то принес кувшин ледяной воды. Ханнам встал над ним, резко очерченный холодным светом фонаря, протянул дневную дозу таблеток и полотенце.
Александер достаточно долго соображал, что надо сделать, но потом наконец съел лекарство и приложил мокрую ткань к глазу. Головная боль медленно уходила, реальность потихоньку расставалась с ультрамариновой пленкой. На зубах исчезал привкус раскрошенного камня.
-- Ты похож на Безымянного Бога, мой дорогой брат. На этого безумного учёного, наблюдателя в лохмотьях, который умилённо смотрит на шалости своих товарищей. Сколько раз ты прошёл бурю, Ханнам? Сколько раз защитил караван за собой и раскрошил стеклянную бусину в пальцах? Сколько ещё раз нашему поколению суждено выйти за пределы человеческих возможностей? Сколько, ответь старику, нам ещё расплачиваться с генетической программой?
Последнюю фразу Алекс запил холодной водой, хотел заткнуть сам себя, но слова всё равно прорывались наружу. Рашады вокруг - самый старший на дюжину лет младше него - приводили себя в порядок и уходили спать. Александер никак не мог набраться сил, и просто лежал и смотрел на звёзды.
Должно быть, он задремал. Он очнулся от боли, прострелившей колено, заметался в судороге, опять приложился скулой о твёрдую землю.
Организм болью сигнализировал, что он жив. Если по интенсивности боли измерять степень живости, то Алекс в лидерах. Слава прогрессу и Бесплодной, которая к нему ведёт, болело только тело. Конечно, почти везде, а через четверть часа на холодной земле к списку больных частей добавится что-нибудь ещё, но никаких - никаких, и какое это блаженство - сверхчувственных ощущений.
От глубокого вздоха заболели ещё и ребра.
Алекс засмеялся, ребра заныли сильнее.
Александер прекратил беззвучно хохотать, только когда ему на плечо легла холодная ладонь. Звёзды заслонил силуэт, похоже, женский. Мужчина прищурился, движение отдалось болью под глазом, он опять сдавленно, истерически засмеялся.
Женщина, определённо это была женщина, заставила его подняться и пройти в дом. Алекс не помнил, как упал в кровать и оказался укрыт. Ночью ему снилась эта женщина, и он злился, потому что предпочёл бы не видеть снов.
***
Алекс проснулся перед рассветом от того, что просто невозможно было дальше спать. Выпил залпом всю оставленную чистую воду, почесал трёхдневную щетину, ободрал отслоившуюся кожу с запястья.
Кофе пришлось варить у Ханнама.
-- Здравствуй, брат мой. Просыпайся, я сделал тебе кофе, -- Алекс неопределённо ткнул тростью в сторону спальни, -- и прошу ещё раз, пустынных богов ради, не занимайся сексом так близко к рашадам в целом и ко мне лично.
Посол Пустыни и его рашад сидели на траве с горячим кофе в руках и смотрели на рассвет.
Алекс чуял, как таймер в крови отсчитывает секунды, минуты, может быть, полчаса, до того момента, когда на него упадёт небо.
-- Ханнам, мой дорогой брат, мы вчера нашли дюжину кандидатов среди тех мальчиков, куда вы пустили нас резвиться. А дальше, пожалуй, будет сложнее, -- Алекс вздохнул и почесал ногтем синяк у носа, -- теперь с каждым надо внимательно поработать.
Замолчали. Александер ждал, пока брат его яссир сообразит, о чём он умалчивает. Ханнам наслаждался холодным воздухом без ядовитых испарений.
За две минуты до того, как психосоматика обрушила свинцовые облака на сознание, Алекс успел выпить остатки кофе в два глотка и, тяжело вдавливая трость во влажную землю, направиться к своим подопечным.
Ханнам остался: надо было развернуть шатёр и всё-таки купить эту дюжину мальчиков, чтобы рашады могли делать с ними всё что угодно.
***
