Эксперимент.
В побочных эффектах значились расстройство цветового зрения, потеря веса, отсутствие аппетита и проблемы с эмоциональным спектром. А во всём остальном - слава современной фармацевтике, да будут вечными под звёздами её создатели - всё было замечательно равнодушно.
Даже тот факт, что в генетической памяти действительно имелись материалы по тактике и стратегии военных операций, и Мессия действительно не записал их, никак не повлиял на работоспособность.
Разумеется, кризис случился после отмены препаратов.
* * *
-- Здравствуй, Мессия. Вынужден признать: ты был человеком, а не функцией. Хочу также отметить, уважаемый предок, что выполнение функций из-за твоих убеждений пострадало. Впрочем, эта ситуация подстегнула фармакологию и добавила пару столетий жизни репродуктивным расчетам. Спасибо за предоставления смысла моим четырем неполным рашадовским дюжинам.
Александер отсалютовал статуе флягой и сделал большой глоток. Капля воды вытекла из уголка рта, упала ему на шею.
Мужчина пристроил емкость в укромном месте на постаменте: что бы он не говорил детям, Алексу нравилась традиция яссиров оставлять воду путникам. Еще ему нравилась традиция яссиров встречать Безымянного Бога. Наконец, ему нравилась социально обоснованная привычка многих поколений легких соколов уходить в Пустыню перед смертью.
Он бы признал ее хорошей, если бы она не шла вразрез с настоятельной потребностью рашада служить генетической программе до конца.
А впрочем.
-- Никто из нас не рашад, никто из нас не яссир. Спасибо тебе, Мессия, хотя бы за это.
Свой вклад и в генетическую программу, и в благополучие Пустыни Александер уже внес. Можно отступить от традиций и добиться встречи с Безымянным Богом.
* * *
Внутренние часы не подвели Алекса: он проснулся перед рассветом, за четверть часа до того момента, когда в мутной линии горизонта будет рождено солнце.
Мужчина протер лицо влажной тканью, состриг отросшие больше чем на ладонь волосы и побрился. Он оделся с некоторой манерностью, не забыл ни одного элемента из тех новых традиционных вещей, целью которых было отделить новое поколение от прошлого, мифологического.
Рубашка, жилет, платок. Белье и брюки. Плотный удлиненный пиджак, к нему - шляпа с полями. Всё достаточно светлое, в гамме между коричневым и желтым: цвет обусловлен условиями производства.
Наконец, взяв флягу с водой и бумагу для записей, Александер вышел из дома. Мысль о том, что некорректно называть домом место, где он только спит, была изгнана до того, как успела сформироваться. Рашад направился к стене. Он опирался на трость через два шага на третий, и этот ритм оставался постоянным на протяжении пути.
Небо было - глубокая синева за серой песчаной вуалью. Солнце было - Бесплодная Госпожа в одеждах цвета драгоценного металла; расплавленного стекла, вылитого в тигель. Облака тонкими красными нитями - капиллярными узорами, артериальными потоками - вились вокруг сложенных рук и расплывались красной лужей на животе.
Но рассвет вступил в свои права, небо вышло на маршрут от иссиня-черной дыры к белой бесконечности полдня, солнце оказалось звездой, не удостоенной даже мифа.
Алекс попытался устроиться удобнее на неровном верхнем крае стены, но бросил бессмысленное занятие. Мужчина лёг на спину, сунул шляпу под голову и закрыл глаза. Александер облизал губы: этот незнакомый жест запомнился из видений.
Он ждал последнего из своих богов, воплощение смерти. По прогнозу милой Дарии эта встреча случится к закату. Что же, да будет милостива Тёмная Госпожа, да придёт Господин Пустыни.
Дюны шумели, меняя расположение. Песчаное море стремилось захлестнуть ощерившийся силовыми полями Город. Пустыня льнула к своим богам словно пёс, словно ящерица, греющаяся на солнце.
* * *
Один выживший, один возрождённый, шесть в развалинах, погребённые под песком - Города великой Пустыни.
Боги Пустыни - конcтанта. Не сила тяжести, скорее, скорость света: неизменная величина в этой реальности.
Первым приходит Господин Пустыни. Фигура в красном и оранжевом, воплощённая ярость, черные сполохи, ураган - все это заперто в нём, но сегодня он не спустит собак с цепи. Бог стоит на вершине бархана, повесив трость на локоть. Бог ждёт.
Александер кусает высохшие, покрытые коростой губы. Капля крови стекает на подбородок и быстро засыхает в горячем воздухе.
Второй появляется Бесплодная. Её светлые одежды сотканы из горячего воздуха и неба, она - синь и, глубоко-глубоко, кровь; лицо закрыто никабом, фигура - овеществлённое равнодушие. Богиня встает в трех шагах слева и за спиной супруга.
Алекс выгибается в судороге и рассаживает висок. Острая вспышка разбавляет монотонность остальной боли, но это грустное разнообразие.
Тёмная Госпожа приходит неожиданно. Вроде бы нет теней в выжигающем полдне, но она сплетается из пустоты, из дымки между фигурами, из полутонов в отношениях, она, будто дыхание, всегда была. Богиня ломким движением касается плеча матери, после укладывается на песок у ног отца.
Алекс бессловесно мычит. Он мечтает о том, чтобы упасть со стены и побыстрее уже, но нет сил.
Последним, конечно, снисходит Безымянный Бог. Это росчерк, силуэт, неизвестность. Фигура в балахоне с осторожностью приближается к Бесплодной и становится рядом. Две неподвижных геометрических фигуры..
Александер впервые видит своих богов вот так, вчетвером, вместе. Он бы улыбнулся, но силы наконец закончились.
Он встретил Безымянного Бога. Наконец.
Эпилог: Мы убили наших богов
(некоторое время спустя)
В тот день, когда мальчишка с остатками крови рашадов, провалился в пещеру и нашел там компьютерный терминал, Пустыня ликовала.
Мы встретили наших богов: они смотрели на нас со снимков, портретов, расчетов. Они говорили с нами и подстегивали прогресс. Они были старыми, сумасшедшими и слишком живыми на записях.
Через пять лет, экстренно освоив кибернетику, мы их убили, когда перенаправили вычислительные мощности на расчет изменений погоды.
Или мы убили богов раньше: в четвертом, может, пятом поколении. Чистокровных рашадов становилось все меньше, а тем, кто еще мог называться рашадом, перестали помогать наркотики. Все реже Темная Госпожа приходила ночью и ложилась на остывающие камни крыш, все чаще в шуме реки был только рокот, и ни слова от песен Бесплодной. Даже бури, и те отпустили несчастную Пустыню, перестали хлестать гравитационные аномалии, прекратил резко меняться радиационный фон.
А мы радовались, словно дети, разводя реку на тысячу оросительных каналов, сковывая богиню каменными браслетами. Ликовали и рисовали графики бурь, которые наконец позволили не только посадить деревья на поверхности, но и вырастить их. Трепетно возились с беременными женами... Да одно только то, что слово "жены" появилось в языке, говорит о многом.
Мы убили наших богов, и были счастливы.
Только Безымянный Бог, Танатос Пустыни, воплощение смерти, остался прежним: ведь на наших предплечьях красовались браслеты из стекла вперемешку с кожаными шнурами. Но никто больше не крошил бусины в попытке преодолеть бурю и не выходил за пределы того, что называлось человеческими силами.
На самом деле бог забвения умер гораздо раньше остальных: в день, когда возвели статую Мессии.
Мы упали в свободу, не позаботившись взять с собой никого, кроме самих себя.
Мы осушили озеро из прозрачной кислоты и похоронили то, что лежало под ним.
Чашка Петри названа в честь немецкого бактериолога. Но здесь и сейчас слово "петри" из фамилии превратилось просто в определение.
Запасные изделия прилагаемые
Хорошие
Джеллаба - длинный, с остроконечным капюшоном свободный халат с пышными рукавами
Шемах - головной платок
Бурнус - плащ с капюшоном, сделанный из плотной шерстяной материи, обычно белого цвета
