Дария вывела его на поверхность в двух кварталах от тех окраин, где было расположено жилище Алекса, и любезно проводила до дверей.
Они пропустили сумерки и добирались в темноте, разбавленной светом трёх четвертей луны.
-- Представляешь, милая Дара, Луну наши предки сумели не разрушить.
Женщина рассмеялась, зубы сверкнули на смуглом лице, Алекс отчетливо вспомнил: глаза у неё пронзительно-серые, легко-легко уходящие в голубизну.
-- Давай съездим к озеру в полнолуние, Дара?
Женщина иронично подняла бровь - кажется, Алекс выдумал это движение.
-- Да, да, я приглашаю тебя на прогулку в ядовитые пески к озеру из прозрачной кислоты. Не то чтобы это романтичный поступок, но разве не интересно?
Долгое молчание спустя, через несколько нервных и десяток размеренных вдохов, когда Александер успел выдумать в едва видной фигуре напротив и движение плеча, и шелест кожаной подошвы по мостовой в порывe уйти, Дара ответила. Её голос, высокий и сильный, не запутался в тенях, а скользнул вдоль улицы и упёрся в какой-то дальний дом. Кому говорить спасибо за удивительно нелогичную акустику городов Пустыни, если не Бесплодной, по чертежам которой все Города построены?
Александер не разобрал ни слова из сказанного. Он протянул руки вперёд и накинул капюшон бурнуса, лежавшего на плечах Дарии, ей на плечи. Она подняла руки и осторожно коснулась его запястий.
Удивительно, но на Даре были перчатки. Давняя уже, бессмысленная и забытая традиция, да и после омовения в купальнях Бесплодной рашады не так восприимчивы к чужим чувствам, но для чего-то же она их надела?
-- Покажи мне запястья... Покажи, говорю, свои запястья.
Генетическая память иногда подкидывала странное и не вовремя, и эту строчку принесла настолько давно, что Алекс уже и не помнил того времени; а фраза оказалась выцарапана в памяти и всё ждала повода быть произнесённой.
Под бежевым хлопком перчаток её кожа - тёмно-оливковая. Наверняка тёмно-оливковая: ведь в темноте с отблеском голубого не рассмотреть.
Дария медленно забрала свою руку из замерших пальцев рашада, прижала к груди, будто пряча что-то, плотнее запахнула бурнус и ушла.
Александер ввалился в домик, упал на кровать - как есть, не раздевшись, не принеся себе стакан воды, чтобы утро не было таким безнадёжным - и провалился в сон.
* * *
И казалось бы - не приснись ничего, или приснись влюбленная чепуха, но нет. Во сны к Алексу приходит Бесплодная, мать городов Пустыни.
Он опять стоит на оплывших камнях города, и город разрушен. Какой это - Жёлтый, первое приобретение Господина Пустыни, первый его подарок Тёмной Госпоже? Может, Зелёный, умерший от несоблюдения генетической программы, да как они могли не послушаться рашадов?
Ворота распахнуты и засыпаны красно-оранжевым песком. Точно, Зелёный, рядом с ним у песка едва заметный травянистый оттенок. Здесь делали замечательное зелёное стекло, надо же. И добывали сырьё, безусловно, только бесплодные.
Заметив движение, Алекс не успевает осознать, как оказывается в центре города над пещерами с источниками, ещё мгновение спустя он внутри. Здесь всё пронизано белым светом, вода висит над потолком и её огромную массу удерживает голубой свет.
Перед ним стоит Бесплодная, вечная госпожа, в белой абайе и белом никабе, скрывающем лицо, светлое полотно чадры укрывает её голову и спускается до земли.
Невидящий взгляд скользит мимо него, и Александеру кажется, что он подсматривает. Богиня в медленном танце идёт вдоль стен пещеры, вдоль полотна сияющего огня, ловит раскрытыми ладонями капли, падающие с потолка. Покрывало чадры падает, и Алекс видит корону на голове богини.
Венец с восемью камнями, только один из которых наполнен тёмной синевой, а остальные почти чёрные, звёздно-серые. И вправду, это сон, это не прошлое, и сейчас только один город заселён.
Волосы у богини серые. Не того оттенка стали, что глаза, а как небо после бури, как мрачные сумерки. И острыми молниями в волосах - седина.
Сколько же ты слёз пролила за каждого из нас, госпожа?
Бесплодная останавливается перед Александером и смотрит, по-настоящему смотрит на него. Руки взлетают к вороту платья, легко расстёгивают ряд мелких пуговиц, и вот оно грудой белой ткани оседает у ног.
Александер смотрит на руки в перчатках и не смотрит на белую кожу, бледную не от недостатка загара, а от природы.
Богиня стягивает перчатки.
А руки почему-то оливковые, тёмные, с сухими от меловой пыли пальцами и коротко обрезанными ногтями.
На него смотрит Дария.
Александер просыпается: середина ночи. Во второй раз он умудряется раздеться и принести воды перед тем, как заснуть. Вместо Бесплодной в его сны приходит буря, и выспаться не получается.
#Мифологическая картина мира
-- Кто такая Бесплодная? Вроде бы жена Господина Пустыни, опора его и поддержка, вечно стоящая за левым плечом. Ей он дарит расшитые серебром одежды, золотые ожерелья и венцы. Она не берет в руки стекла, но стекло среди наших богов - вещь исключительно мужская. И на её голове сияет корона с восемью камнями, по одному на каждый город Пустыни.
Говоря про богиню, Александер вспоминал серые глаза в прорезях никаба, окруженные морщинками. На богине чаще всего была накинута ещё и чадра, и взгляд под платком можно было только угадать, но никак не рассмотреть: вообразить, что на тебя смотрят серые глаза, опушенные бледными ресницами, и что рисунок линий на почти алебастровой коже вокруг глаз означает любовь.
-- В мифологической картине мира наши города - дети Господина Пустыни и Тёмной Госпожи. Бесплодная не может принести детей своему супругу, но она всегда с любовью и участием принимает каждого, кого он назовёт своим ребёнком, воспитывает и учит. Именно под руководством Бесплодной мы осваиваем чтение и письмо, какие-то базовые навыки, а потом открываем огромный мир ремёсел и производства. Все ремесленные кварталы по большей части состоят из бесплодных, и, разумеется, строятся под самым чутким покровительством богини.
Алекс умолчал про откровения, вытащенные из генетической памяти в наркотическом дурмане: формулы и чертежи, записанные предками в этот странный информационный пласт, которые позволяли технологиям появиться. Общество пустыни держалось равновесия между генетической программой, бесплодными и женщинами.
Мужчина поднял к глазам собственную трость, сделанную из просоленного дерева и пластиковых накладок.
-- Ремесло в Пустыне никогда не было достоянием рода, только общественным и никак иначе. Разумеется, это связано с методами воспитания потомства. Вы, -- Алекс тростью обвёл аудиторию и повесил палку на сгиб руки. -- Перелом случился на четвёртом поколении, вы уже получаете знания нормальным, -- на этом слове голос лектора дрогнул, -- путём: через чтение, слушание, прочие практики, применяемые в сознании. Раньше дети до двенадцати жили общиной под надзором бесплодных, выполняли несложные поручения и несколько раз в неделю погружались в особое состояние, где Бесплодная объясняла им... внушала то, что входит в понятие "образование".
Студент рядом с ногой Алекса громко спросил:
-- Вы давали наркотики детям?
-- Мы давали наркотики детям. И продолжили бы, если методы не перестали быть эффективными. У нас слишком мало ресурсов, чтобы тратить их на бессмысленные разговоры.
Аудитория не отреагировала на сухой смешок лектора. Алекс продолжил говорить про ту, к которой никто из рашадов не мог приблизиться:
-- Самый простой способ заставить что-либо сделать - связать это с удовольствием. Всего лишь всплеск гормонов как реакция на подходящего партнера, и незначительное влияние рашада. Эта несложная биохимия завёрнута в лёгкие покрывала Тёмной Госпожи и укутана в слои страсти, любви, желания... Традиций, в конце концов, которые велят женщине заплетать косы, закалывать волосы, ждать мужчину, подходить к нему медленно, одевшись только в звон металла в волосах. Традиций, в колее которых мужчина приходит к женщине не в первый, конечно, раз, ведь всегда можно было сбегать в кварталы бесплодных, но всегда - как будто в первый, забыв о прочем, раскрыв глаза, и - на ощупь, по запаху, по наитию - любить и восхищаться ею, матерью своих детей. Это всё - покрывала Тёмной Госпожи, прозрачный и гладкий шёлк, скрывающий головы любовников под пеленой страсти.
