— Товарищи! — крикнул второй штурман. — Товарищ Осокина, вы должны лучше знать. Поглядите: это сквозной болт или он приварен?

— Не знаю, — тихо ответила Ольга и прижала руки к ушам, которые от громадного давления воздуха болели все сильнее. — Если болт проходит насквозь, то ручка поставлена не по проекту.

К двери бросился механик и закричал:

— Хлопцы мои! Ищите ключ! Двадцать миллиметров!

И, схватив тут же поданный матросом гаечный ключ, дрожащими от нетерпения руками наложил его на головку болта, тронул ее сильным рывком с места и сделал несколько оборотов.

— Идет! — взволнованно произнесла догадавшаяся уже о его намерении Ольга. — Путь для воздуха!

Механик еще несколько раз, уже без прежней поспешности, повернул ключ, потом снял его с болта и хмуро сказал:

— Не идет и не пойдет! Вертится вместе с гайкой. А гайка — с той стороны.

Все снова приуныли.

— Думаете, не получится? — яростно крикнул механик. — Ключом не взяли, так зубилом возьмем! Хлопцы, зубило и ручник!

Болт был из прочной стали. Зубило высекало из него желтоватые искры. Но вот после ожесточенных ударов головка болта отскочила и сам он мгновенно провалился вниз. Небольшое отверстие в ручке протяжно и однотонно завыло, как пароходная сирена.

— Маловато отверстие, — покачал головой механик. — Так воздух долго будет сочиться.

И он обеими руками с силой потянул ручку вверх.

Отсек сразу наполнился басовым рычанием вырывавшегося наружу воздуха. Минут десять человеческого голоса не было слышно. Видно было только, как шевелятся губы.

Капитан схватил механика за руку и показал на один из приборов. Стрелка медленно ползла к начальным делениям шкалы. Погружение кормы было уже меньше двадцати пяти метров.

Это был тот момент, когда над голубой водной пустыней из глубин поднялась корма танкера.

Смолкло рычание воздуха, и моряки без труда подняли дверь, ставшую как бы палубным люком. Внизу, в глубоком, почти вертикальном колодце коридора, плавно подымалось и опускалось блестящее черное зеркало воды. Оно медленно светлело и, наконец, стало темно-зеленым.

— Вот и солнышко сквозь воду играет! — как-то особенно ласково сказал один из матросов.

— Но что же дальше? — все еще с беспокойством вымолвила Ольга. — Ведь выше мы уже не всплывем, хоть год ожидай!

Все долго сидели в тяжелом молчании, глядя вниз, в изменчивую и призрачную прозелень воды. Вдруг капитан крикнул удивленно и радостно:

— Смотрите на стрелку!

— Семьдесят один! Семьдесят! — громко отсчитывал второй штурман путь стрелки. — Да это чудо какое-то!

Глядя на ряды разноцветных кнопок главного пульта, капитан сказал каким-то новым, словно помолодевшим голосом:

— Ольга Ивановна! Петр Ильич! Проверьте автоматику! Проверьте как можно тщательней, чорт возьми! Вы тут чего-то не учли, а оно действует. Какая-то сила выводит корабль на ровный киль. Следите, как бы там опять что-нибудь не сорвалось. Уже пятьдесят восемь!

Легко и счастливо смеясь, Ольга поправила:

— Пятьдесят семь! А за автоматику не беспокойтесь.

И, словно в подтверждение, снаружи донесся приглушенный пенометаллом крик:

— На танкере! Держитесь, товарищи! Мы вас на ровный киль выводим!

В коридоре, быстро отступая, забурлила и вспенилась белым конусом вода. Это снаружи подвели шланг и пустили в отсек свежий воздух.

В голубеющем круге иллюминатора виден был на небольшой, спокойной зыби великолепный зеленовато-жемчужный корабль! В борту его черным провалом зияла пробоина. От танкера отвалила большая шлюпка. И Норенко, стоявший в санитарной каюте у иллюминатора, с тревогой оглянулся на койку Андрея.

Шлюпка подвалила к эсминцу, а Афанасий Варфоломеевич, находясь в полном смятении, все еще не знал, что предпринять. И только услышав в коридоре быстрые шаги, Норенко бросился к двери. Но было поздно. В каюту вошли Ольга и капитан.

Норенко стал перед ними и умоляюще произнес:

— Ольга, ему же врач запретил волноваться.

Воронов решительно возразил:

— Много твой врач понимает в таких вопросах. Может быть, ты еще запретишь нам помечтать о том, каким будет танкер «ПМ-2»? Только попробуй!