25.06.1944
Вечер. Недавно узнал о двух письмах, полученных в мое отсутствие - от тети Ани и Маи Б. Много оставшихся без ответа имеется у меня и по сей день.
Вчера был вечер и обед у командира дивизии полковника Галая. Ночью кино. Киножурналы и фильм "Освобождение Орла". Картина ужасно потрепана, склеена из кусочков, так что невозможно было ее смотреть без досады. Не досмотрел и пошел спать в Колосово, хотя полковник и отдал нам распоряжение идти ночью на передовую.
Наутро встал и никого из своей группы командиров ***
28.06.1944
Колосово.
Семинар парторгов. Лекцию о Брусиловском прорыве читает полковник Вергаев - замкомполка по строевой.
Слушали лекцию о боевых традициях 5 ударной Армии, в связи с исполняющимся двухлетием боевых действий. Майор Нодченко - о плане партработы.
Только что здесь был полковник Галай и майор Коломиец. Галай говорил о задачах стоящих перед нами, парторгами. Он очень сердечный, хотя и грубоватый мужичище. Мне он нравится своей простотой и непосредственностью. Иной комбат, к примеру Пархоменко, превозносит себя манерой поведения, выставляясь много значительней человеком, нежели комдив Галай и другие, много выше того.
Еще понравилось мне в Галае, что он любит бойцов, разрешает разговаривать с ним о своих нуждах и запросах. Свой вопрос я тоже думаю поведать ему, если у меня ничего не получится в полку.
- Вопросов нет? - закончил полковник свое обращение к нам.
- У меня есть вопрос, - произнес я из другой комнаты.
- Кто ты такой? Иди сюда! - сказал комдив, и я, войдя в другую комнату на середину, стал истолковывать свои мысли.
- Лично я ни в чем не нуждаюсь и ничего не прошу ***
01.07.1944
Опять получил письмо от этой Ани Короткиной из Магнитогорска. По ее письмам я сделал для себя вывод о ее бессодержательности и наивности, а фотокарточка утвердила во мне мнение, что она некрасивая к тому же. Порвать с ней переписку - вот первая мысль моя, но так поступить неудобно и я решил, постепенно снижая тон и сокращая частоту письма, вынудить ее самой отказаться от каких либо претензий на мое расположение. Фотокарточку высылать не стану, под предлогом отсутствия таковой. Не должен же я всякой девушке, навязавшейся мне письмами в жизнь, дарить свой образ.
Она прельщает меня купанием в Днепре, указывает, подчеркивая многозначительно, на свою молодость, пишет, что комсомолка. Добивается признания относительно ее внешности и говорит, что она очень веселая девушка. Это все глупости, а насчет Днепра я ей сегодня ответил, что с меня довольно множества водных преград, в которых я искупался во время преодоления их. Напоминание, что "победа сама не завоевывается", тоже ни к чему. Пускай она себе его возьмет и работает лучше для нашей победы, а мне указывать эту, давно усвоенную истину, да еще и из глубокого тыла - излишне. Письма у нее громоздки, а содержания - на копейку, по ценам военного времени.
От Сани. Он уже пишет как взрослый и предлагает даже делиться с ним в отношении моей любви и т.п. Но много детского замечается и сейчас у него. Тут, правда, ничего нет удивительного - он ведь еще подросток. Отрадно, что он стал отличником в учебе без отрыва от производства. Саня способный парнишка.
От папы. Он все со своей ногой возится. Его болезнь меня сильно беспокоит. Побольше утешения и ласки требуют и его раздраженные нервы. Я делаю все возможное. Бедный папочка!
Из редакции газеты "Советский воин" за подписью зам. ответственного редактора подполковника З. Грек. "Ваши стихотворения потеряли всякую актуальность", - пишет он.
Конечно, если бы они продержали их под сукном еще месяц-другой, то они совсем устарели бы. Я напишу ему об этом, когда создам что-либо новое.
09.07.1944
Наконец-то свершилось долгожданное - ушел из стрелковой роты и, надо думать, никогда в нее не возвращусь.
Отправил письма в горисполком Днепропетровска, Оле и дяде Люсе.
Сегодня узнал, что Заборцев ранен тремя разрывными пулями в ногу.
Вчера был партактив, на котором выступил капитан Пичугин и критиковал меня за то, что я не имел конспекта. Он не знает, или вернее, не хочет знать, как я провел занятия по политподготовке. Тема: "Успехи наших союзников". Парировать его обвинение мне не дали, под предлогом подведения черты прениям. Я об этом говорил майору Суслину после собрания.
Вечером. Резерв. Здесь хорошо, времени вдосталь, не гоняют, и вообще в тысячу раз лучше, чем я предполагал. Одно только плохо, что из числа нашего назначают оперативным дежурным ежедневно одного человека.
Писем никому не писал, хотя давно пора.
На фронте большие события. Один за другим возвращаются в семью народов СССР все новые и новые земли и города. За границей тоже успехи. А я и стихов не пишу.
"Кировец" опубликовал мое стихотворение "Миномет", но при этом изменил название на "Мой миномет" и допустил, помимо неудачных исправлений в тексте, грубейшую ошибку: вместо "удостоен" написав "удостоин". Я возмущен до предела. Но ответ еще не написал - все нет времени: едва соберусь - что-либо мешает. Сейчас займусь письмом Щетинину непосредственно.
Уважаемый товарищ майор Щетинин!
С удовлетворением констатируя исполнение Вашего обещания опубликовать на страницах "Кировца" мои стихи, я, однако, должен передать Вам, что возмущен допущенной в тексте грамматической и некоторыми ошибками стилистического характера, сделанными правщиком при замене первоначального текста иным, ничего общего не имеющего с моим.
Соглашаясь еще с изменением заглавия, я никак не могу согласиться что слово "удостоен" пишется как "удостоин", а предпоследний стих:
Я миномет до блеска чищу
И он послушен, как живой
Приятно мне как мины свищут
Когда врага в раздумье ищут
Так высоко над головой... - выиграет, если его заменить оригиналом:
Я миномет до блеска чищу
И он послушен, как живой
Приятно мне как мины свищут
Они врага везде отыщут
И на земле и под землей.
Во втором стихе, выпустив выражение "неустрашимые обое", правщики нарушили строение стихотворения - размер, а также ослабили мысль автора о неразрывности дружбы и силы миномета и минометчика. Я, конечно, не сомневаюсь, что Вы учтете мои замечания, особенно в отношении слова "удостоин", и что сотрудники Вашей газеты будут впредь внимательней относиться к подаваемому на страницах "Кировца" материалу. Надеюсь, что Вы не обидитесь на некоторую резкость моего письма и не поймете меня в превратном смысле. Руководствуясь интересами своего стихотворения и нашей общей с Вами дивизионной газеты, я не мог не написать Вам этого письма, которое, на мой взгляд, должно послужить на пользу общему делу. Примите от меня, товарищ майор, в заключение этих строк, заверение в моем уважении к Вам и сотрудникам редакции "Кировца".
С приветом и наилучшими пожеланиями. Жду ответа.
Гвардии лейтенант Владимир Гельфанд.
17.07.1944
Дежурю в оперотделе. Помдеж - капитан Щинов. Но фактически всю работу дежурного я выполняю сам, так как Щинов очень занят штабной работой - он один остался на оперотдел. Телефонистки-девушки есть хорошенькие, поэтому я увлекся работой. Вначале я немного робел от мысли быть дежурным, но потом настолько привык, что свободно говорил с Армией, с представителями опергрупп и др.
Начальник штаба полковник *** часто сюда заходит. Капитан Щинов доверил мне всю работу в отношении запросов, сводок, донесений от полков и передачи их в Армию: мы сейчас подчиняемся непосредственно ей. Передача приказаний лично командирам полков, прием от них сводок и обстановки - все это было мною выполнено, к радости и торжеству моему.
Щинов рассказывает, что его семь раз исключали из школы. Как я теперь жалею, что только раз, да и то на несколько дней меня исключили из школы. Лучше бы я был в детстве и юности босяком и хулиганом, нежели таким нерешительным в любви и жизни человеком, как теперь.
