Минута замешательства затягивалась. Надо было что-то говорить.

- Сколько вам нужно будет времени? - спросил он, стараясь произносить слова как можно мягче. - Здесь пятьдесят два листа.

- Если не отвлекаться на другое, я думаю, - дня два, - немного подумав, тихим голосом отвечала Аня. - Но с учетом текучки - дня три...или четыре. Вы ведь знаете, я курсов машинисток не кончала.

- Да, я понимаю, - стараясь говорить как модно мягче, произнес Виктор. - Но потерпите немножко. Будет у нас и машбюро с профессиональными машинистками, будет и ксерокс, и хорошая оргтехника. Все будет. Вы пишите список, что вам нужно для работы. Будем заказывать... Один экземпляр потом дадите мне, два других вручите Солотову и Трофимову. Они - в курсе.

- Хорошо, - сказала Аня.

Она произнесла это сдавленным голосом, почти шепотом, потом повернулась и быстрыми шагами, наклонив голову, пошла к двери.

- Спасибо, - вдогонку ей бросил Виктор.

"Да, дела... - подумал он, когда дверь за Аней закрылась. - Только этого мне не хватало. Наверное, я сделал где-то что-то не так. Надо следить за собой".

...Он всегда считал, что чувство, даже если оно необоюдное, не возникает просто так. И если оно необоюдное, то таким оно становится потом, а сначала бывает обоюдным, пусть недолго, пусть одно мгновение, но бывает. И в это мгновение незамеченной проскакивает та магическая искра, которая оставляет неизгладимый след в подсознании. И дальше человек идет, уже ведомый своим подсознательным чувством, сознание теперь только фиксирует его действия, но в выработке решений участия уже не принимает.

Он стал перебирать в памяти события последних дней, пытался вспомнить, где он мог сделать какой-то неосторожный шаг: сказать Ане что-то, что могло быть неадекватно истолковано, посмотреть на нее не просто так, а как-то по-особенному, что могло дать импульс этой искре. Не найдя ничего такого, он стал убеждать себя, что у него не было даже в мыслях ничего, что могло бы спровоцировать его на какое-нибудь неосторожное движение. Но тогда получается, было что-то потаенное, что существовало против его сознания, против его воли. И сидело оно в нем глубоко, настолько глубоко, что было уже не подконтрольно ему. Конечно... Одинокий здоровый мужик, долгое время без женской ласки... Может быть, когда-то и проскочила эта искра, предательски высветив потаенное. А дальше... Ведь сказано же: "Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением!.." Но если так, тогда во всем случившемся он должен винить только себя. Надо держать себя в ежовых рукавицах. Он любил Нину и не представлял рядом с собой никакой другой женщины. И пусть в их отношениях остается много вопросов, но он надеялся, что не сможет она вытравить из сердца все хорошее, что связывало их, не сможет просто так отмахнуться от его любви. Скоро она приезжает. Надо постараться сделать так, чтобы она не увидела этих глаз. А то они могут ей такого наговорить!

Он вернулся мыслями к Положению о выборах.

...Работалось ему над ним легко, написал он его, что называется, на одном дыхании. Да и как же иначе? Ведь столько на эту тему им думано-передумано, и для себя он уже давно сформулировал основные принципы избирательной системы: она должна быть предельно честной, понятной, должна соответствовать демократическим принципам. И ему казалось, он сделал все, чтобы документ был выдержан в этом духе, а еще - чтобы был логичным, последовательным, убедительным. Теперь, когда он был готов, можно немного успокоиться и расслабиться.

Только успокоенности не было. Не было потому, что красной нитью через весь документ у него проходила альтернативность выборов. И именно здесь был у него источник серьезных опасений за судьбу документа. Но по-другому он не представлял себе избирательную систему края.

Белов в своем докладе на Политбюро этой темы не касался. Но в аналитической записке Виктор основные черты своей избирательной концепции сформулировал, и Юрий Александрович эту записку читал. Читал, но никаких возражений ни тогда, ни потом с его стороны по этому поводу не было. Значит, с определенной степенью вероятности можно предположить, что он, по крайней мере, не считает ее абсурдной, считает ее достойной обсуждения. А Юрий Александрович - секретарь ЦК, представитель высших эшелонов власти, и его отношение к вопросу можно расценивать, как отношение руководства страны.

Но ведь было же и предостережение Журковского! Он советовал с этим вопросом повременить. А он как-никак тоже крутится в самых верхах, и достаточно хорошо осведомлен о настроениях в правящей элите.

Только что значит - повременить? Отложить на потом, а сейчас проводить выборы по старинке, по сложившейся десятилетиями системе, когда избиратели голосуют за кандидата, которого задолго до выборов им уже назначили в депутаты? Но это значит - с самого начала взять не ту ноту. Такой избирательной системы для края Виктор не хотел. Первые выборы должны стать точкой отсчета, фундаментом нового уклада жизни. С них должна начаться новая эпоха - эпоха демократических перемен. Ему так хотелось верить в это!

...Ладно, посмотрим сначала, как отреагирует Белов, решил Виктор, а уж потом... А потом будем двигаться дальше.

21

Зяблым туманным утром Кораблев вышел на крыльцо, постоял минуту, посмотрел на небо, понюхал воздух и с наслаждением потянулся.

Для человека, не знакомого с особенностями сибирской природы, утро не предвещало хорошего дня. Но за годы работы в экспедициях Виктор научился читать таежную книгу, по мельчайшим подробностям определять погоду. И по его приметам выходило, что через час-другой должно распогодиться. Об этом говорили и россыпи жемчужных росинок на изумрудном мхе, и необычное свечение тумана, и деревья, застывшие в немом оцепенении словно в предвкушении явления.

И действительно, когда через полтора часа он направился к платформе, чтобы сесть на поезд Москва-Новосибирск, солнце уже разгоняло последние хлопья тумана, и все вокруг обещало теплый и ясный день.

В Омске он первым делом позвонил первому секретарю обкома комсомола Бобкову. Тот сообщил, что сегодня до шести часов вечера он должен связаться с Ангелиной Николаевной. Она все знает и скажет, что ему делать дальше. Виктор записал телефон и поблагодарил Бобкова.

...С Бобковым он созвонился еще накануне и попросил выполнить одну его деликатную просьбу: попробовать договориться с омским ЗАГСом об ускоренной процедуре заключения брака. Добавил, что ничего лишнего не нужно, чтобы все было по стандартной схеме, без прибамбасов. И еще попросил устроить ему визит в салон новобрачных.

Бобков пообещал помочь, хотя чувствовал себя несколько неуютно от возложенной на него миссии. Но Кораблев - член ЦК комсомола, кандидат в члены ЦК партии. А еще какие-то слухи гуляют о его повышении по партийной линии. Откажешь - как бы потом жалеть не пришлось.

"Черт их знает этих начальников, - думал он, кладя трубку. - Вечно у них какая-нибудь блажь, не могут без выкрутасов. Вот почему, чтобы расписаться, надо было ехать в такую даль? Что они в Москве не могли это сделать"? Хорошо - он был в приятельских отношениях с заведующей Дворца бракосочетаний, сам недавно проходил через эту процедуру. Ангелина тогда расстаралась: чтобы обряд бракосочетания проходил без обычной для рядовых случаев спешки, распорядилась список брачующихся на тот день сократить, а их поставить в конец списка. А еще пригласила оркестр Омского Музыкального театра и заезжего столичного баритона. Певец исполнил эпиталаму из оперы "Нерон", а оркестр играл свадебный марш Мендельсона и еще какие-то красивые мелодии. Было много адресов, поздравлений, цветов...

В общем, он позвонил Ангелине и попросил все устроить. Та сначала насторожилась, спросила, для кого. Фамилия Кораблева ей ничего не говорила, поэтому, немного поколебавшись, она согласилась, но с условием, что там будет все чисто. Насчет чистоты у Бобкова полной уверенности не было, но он твердым голосом сказал, что она может не беспокоиться.