- А всё немецкая мораль военного времени: общий котёл для всех солдат и никаких исключений!
Как-то раз кто-то из тёткиных постояльцев принёс ведро свежей крови. У матери имелась гречневая мука, и она тут же напекла что-то вроде оладий. Кулинарная фантазия матушки на тему оладьев из гречневой муки и скотской крови была самой вкусной в жизни! Прошло столько лет, сожраны тонны различных продуктов, но вкусовая память об оладьях из гречневой крупы на коровьей крови осталась и до сего дня. Потребляли советские граждане кровяную колбасу во времена "расцвета социализма", было с ними такое, едали, но те гречанки на крови остались в памяти: первыми они были.
На сегодня часовню, где враги когда-то били скот, восстановили. Красива часовенка ныне, но не так, как та, первая, древняя.
И не бес, а собственная память шепчет:
- Здравствуй, часовня! Тебя ли вижу? Ту, древнюю, истинную, или ты - копия? Чиста и прекрасна ныне, но не прежняя. Не та, кою когда-то построили, освятили, и к тебе приходили верующие очищать души от тревог земных. Память, проклятая память, не позволяет душе полностью уйти в молитвенный экстаз и подсовывает мысли, не отвечающие "святости момента": "да, да, "христолюбивый" народ русский когда-то тут склад устроил, а другие, не менее "богалюбивые" - скот били... Какой ещё этап пройти осталось"?
Ныне в часовне обращаюсь к небу с просьбой о помощи, и просьба идёт первой. Главной. Просьб о прощении за прошлое надругательства над тобой небу не адресую...
И та часовня, в северо-восточном углу, которая когда-то торговала пивом - ныне отремонтирована и приведена в порядок. И никто из молодых не знает, что пол века назад сие культовое сооружение с большой выгодой для "советского" государства торговала пивом "распивочно и на вынос".
- Насколько святы нынешние мысли о главном храме отечества? И разве у святости есть сорт? Не думаешь: "красив ты ныне, но и твоё тело когда-то рвали на куски, не прежний ты, другой. Копия, не святость, всего лишь напоминание о "богоизбранности" вашей!
Вывод: "учение, поддающееся искажениям - направлено против естества человеческого потому и ложно". Что говорит основная заповедь христианского учения?
- "Любите друг друга..."
- Верно. А вы что делаете?
- Главное - первым заявить о "христолюбии", всё остальное - излишки, кои можно хранить на складе-часовне. Ответь, "вражина": а бог знал, что "христалюбивый русский народ" через тысячу лет неустанных вознесений "горячих" молитв забудет о "христолюбии" и отречётся от него? Знал, что со временем одумается и вернётся "в лоно православной церкви"? И как такие "отпады" и "возвраты" понимать?
- Не иначе, как с большого "перебора" приключилось! - дипломату дано уходить от прямых ответов, обучекны дипломаты "искусству" уходить от нежелательных ответов. Но есть и "самородки", кои и без обучения обойдут любого дипломата - врагу не пожела такого жильца!
Глава 96.
Расстрел.
В нашей местности бывают редкие летние дни, когда небо закрывается тонким и ровным слоем из облаков высокого стояния. В такие дни нет теней и окружающий мир, оставшись без солнца - становится матовым. Никто в такой день не взялся бы определить, в какой части небосвода находится Светило. Воздух в такой день абсолютно неподвижен и от этого ещё больше теряется "ход времени". В такие дни тянуло медитировать, и любимое занятие по перестановки востока и запада местами протекало весьма успешно.
Медитациями занимался у завалинки восточной стены кельи, и что такие мои упражнения назывались "медитацией" - об этом я и не догадывался. Что-то большое и непонятное кроется в таком нашем незнании, но что именно - это установит кто-то другой.
Сидел удобно: спиной упирался в кирпичи завалинки, а мой тощий зад в коротких штанишках из военного брезента одной из воюющих сторон, покоился на прогретой земле.
Рай и тишина! Если бы в этом раю ещё не хотелось есть! Тогда счастье было бы полным!
- Давай остановимся на чём-то одном: или воспевание твоего прошлого аппетита, или "посвятим наши помыслы высоким материям"!?
- Одно другому - не помеха, Пища и Аппетит - опора тела.
- Ага, особенно когда эта парочка неуёмная, и ничего, кроме сынка Жирок не рождающая.
Сидел, прислонившись к кирипичам заваленки, медитировал на свой манер и удивлялся тому, как исследованная вдоль и поперёк монастырская улочка превращалась в неузнаваемое место. Вроде бы она, родная улица - и как бы не совсем она!
Любимая восточная стена кельи была поворотом на другую улочку и смотрела на дорогу. Просто: нужно представить улицу, поворачивающую на девяносто градусов, и в месте поворота поставить монашескую келью, у которой одна стена с окном "смотрит" на уходящую дорогу. Пересечений дорог и дорожек в монастыре не было по причине: на "росстанях", как известно, наиболее сильно проявляется "нечисть", а прежний монастырь в нечестии не нуждался...
И увидел картину: два немецких солдата вели человека в интересной чёрной одежде. Они появились около кельи как-то неожиданно, я почему-то прозевал их на "дальних подступах".
Привожу подробности: впереди процессии и чуть сбоку - шёл офицер, сзади - странно одетый человек без головного убора. Чуть сзади, и по сторонам - двое солдат с винтовками. Орудия убийства солдаты держали так, что с них можно было выстрелить по конвоируемому в любую секунду. Что конвоиры держали винтовки в положении готовом для стрельбы за время в секунду - понял спустя годы и вдоволь насмотревшись различных фильмов "про войну".
У нормальных людей вначале идёт "теоретический курс", а затем - "практика", но для меня война эти "два кита" всякого обучения меняла местами: вначале видел - осмысливал потом... или вообще никогда. Так было с конвоирами и с оружием в их руках.
Четвёрка поравнялась со мной, офицер стеком показал человеку в чёрной одежде, куда надлежит двигаться и конвоируемый механически выполнил команду. Если бы сегодня видел лицо конвоируемого - сказал бы так: "лицо человека ничего не выражало, безраличным было..."
Руки конвоируемый человек в чёрной одежде держал сзади, но были они связаны - не разглядел. Не обратил внимание. Да и кто бы мог сказать, на что нужно обращать внимание в семь лет, а что пропускать мимо?
