"Ах, ты, зимушка-зима,
ты холодная была!
Ты холодная была
все дорожки замела!
Все дороги все пути -
ни проехать, ни пройти!"
"Сиротской" называем зиму, когда в январе температура не опускается ниже десяти градусов по Цельсию, но и этих десяти градусов хватит для погибели, если ослаб телом от длительного недоедания. Насколько нужно ослабеть от недоедания, чтобы десять минусов Цельсия остановили ход, не бег, нет, только ход тихим шагом - не знаю, не испытал, за меня испытали родители.
В лютые зимы преимущества малых хижин очевидны: на малый объём и топлива меньше нужно. Сегодня, когда вижу по "ящику" апартаменты богатых людей стольного града, то не зависть поедает старческое, привыкшее к недостаткам сердце, а вот это:
- Сколько кубов газа нужно сжечь, чтобы в таких хоромах держалась температура +20 по Цельсию? В одно время во всех комнатах находиться не можешь, какая нужда в таких хоромах? Чем старее становишься, тем меньше требуется "жизненного" пространства. А потом оно вообще сузится до размеров комнатушки в десять квадратных метров. Это как "карты лягут"... Тупица эдакая, зачем камин с полыхающими дровами? Глядеть на огонь камина и думать: "и я окончусь посудиной с горстью пепла? Кто и как долго будет хранить серую пыль с моим именем? И зачем"?
- Богатые люди болеют клаустрофобией, иначе "боязнь закрытого пространства". Клаустрофобией страдают короли, цари, императоры, а их хоромы - попытка убежать из замкнутого пространтсва. Положи такого в гроб и закрой крышкой - умрёт за десять секунд, сердце остановится. - А тюремная камера?
- Если не повезёт. Как раз-то тюремные камеры исцеляют от клаустрофобии.
Как-то в один из декабрьских вечеров, ближе к времени, когда наступала пора ложиться на покой, послышалась частая стрельба, но не в монастыре, а в городе.
Неожиданная пальба, и понимай что-то в стрельбе - назвал бы её "торопливой", всякая пальба говорит о душевном состоянии палящего. В небо взлетело несколько зелёных, белых и красных ракет. И всё вдруг разом стихло! Странное дело, но стрельба не испугала, как прежде.
Полураздетые обитатели монастыря повыскакивали на мороз, и, не медля, приступили к излюбленному занятию: рождению паники.
- Наши наступают, прятаться надо!
- Куда прятаться? Под печь!? Если наши наступают чего прятаться? Радоваться надо!
Через какое-то время родилось открытие: "красивый шум немцы устроили по случаю прихода Рождества!"
- Какого Рождества!? Рождество седьмого января бывает, до Рождества язык высунешь и ноги протянешь! И что тебе в рождестве?
- Это ты язык высунешь, а немцы Рождество перед Новым годом празднуют! - вот оно, начало падения: какие-то месяцы враги пребывают в городе, а оккпированные уже знают когда и что пришлые празднуют!
Когда пальба и фейерверки утихли - пришёл момент выяснить кто автор паники о серьёзных и обещающих переменах на фронте, но такового не нашли: или плохо искали, или было холодно и хотелось в тепло
Сколько переполошенных граждан монастыря поверило в советское наступление установить не удалось, да и надо ли?
Зима тянулась медленно, и казалось, что не будет конца бедствию. Всяческие ледниковые периоды на Земле голытьюе казались бесконечными и затяжными, а потому и ненавистными...
- ... и при всей ненависти к зиме вы не меняли старушку на чужое, заморское тепло.
- Не сбивай с темпа: "особенно для меня зима была "врагом номер первый": голым был. Не полностью голым и с определением " в чём мать родила", но близко к этому. Что-то из одеяния на мне имелось, но это "что-то" никак не могло защитить от "космического холода", что царил за стенами старой кельи.
Перечень моего гардероба "военного времени": штаны из военного брезента до колен и с одной лямкой через плечо. Тонкого брезента защитного цвета. С пуговицей. Какой из воюющих сторон принадлежал брезент на моих тощих ягодицах - "следствием не установлено". Штаны из тонкого, военного брезента были созданы руками записной "мастерицы по нужде": матерью. Всё она и всегда!
Штаны носились на голом теле, и при тонкости военного брезента ухитрялись швами натирать "причинные" места" обладателя.
Принадлежность материала первых штанов к брезентам армейского назначения - отечественная: штаны иготовились до контакта с врагами и называться "вражескими" никак не могли. Первые штаны семь десятков лет не хотят уходить из памяти: карманов, этих закутков мужских брюк - , мать не предусмотрела:
- Обойдёшься без карманов. Чего в них класть? - какая из неприятностей - натирание промежности грубыми швами, или отсутствием карманов преобладала - не могу определить и до сего времени.
- Оба "хороши, негда печать ставить! - неоспоримый вердикт матери в ссорах с сестрой.
Рубашка "свободного покроя", как сказали бы о ней сегодня. С длинным рукавом и без деталей. Чулки на завязках. Резинок не было. Определение будет точным, если сказать так: "резинки, исчерпав возможности резинить, продолжали служить телу верёвочками". Подтяжек, кои в старые времена держали детские чулки на нужном уровне не имел. Не было и зимнего пальто, а то, что было - мать называла приобретённом в детском доме определением "харпаль", и если матушкино "харпаль" разложить на части - вторая половина понятна: "паль", "пальто", но что значило "хар" - осталось загадкой. Выросшие, вроде меня, в тряпочной нищете до конца дней остаются безразличными к одежде:
- Тело закрыто? Закрыто, вот и будь доволен, большие желания "блажью" - зимнего пальто, а равно и осеннего не имелось. Небрежность и нерящливость в одежде матушка определяла детдомовским:
- Отряха!
- "Отряха"!
Когда заключение в стенах кельи переходило в стадию непереносимости - поднимал "русский бунт бессмысленный и жестокий" и с результатом: получал в экслуатацию валенки сестры с дыркой на месте большого пальца в правой обувке. Мои нечастые "восстания на борьбу за свободу" сочувствия и любви к восставшим не выхывали: валенки существовали в единственном экземпляре, и сестра, как всякий собствненик, не понимала страданий заключённого брата и претензии на пользование личным имуществом расценивала как враждебные выпады.
Но всё проходит. Прошла и лютая зима за номером сорок один/дробь два. Наступала своим порядком весна, но и она имела разделы, из которых интересным был такой: когда, не опасаясь простуды - можно будет бегать босиком! Тогдашне время было удивительным: о таком явлении, как простуда, мы ничего не знали. Кого сейчас из детей, возрастом полных восемь лет, выпустят босиком на прогулку в середине апреля? Нет таких сумасшедших! И впредь не ожидается! Как интересно всё происходило: вначале выйдешь из кельи и постоишь на прогретом солнцем и сухом клочке земли... Ноги привыкают быстро и начинают действовать отдельно от головы, самостоятельно. Тянут далее первого места, и не успеешь сообразить, как эти ноги унесли тебя от дома!
Не люблю нашу зиму. Красивая она, стерва, поэтичная, много о ней сказано хорошего. Кем? Думаю, что ни один голодранец не воспел "русскую зиму", её воспевали сытые и одетые люди.
Стал взрослым, начал работать, мог вынуть "главный козырь жизни": "одеться и обуться" и поменять отношение к столь прекрасному дару природы, как зима, полюбить её! Но нет, не приходит любовь к зиме, не рождается любовь! Зима - вот она, а любви - нет! С чего бы так?
- Не ты один зиму не любишь. Ваша зима нелюбима и работниками жилищно-коммунального хозяйства. Родную, русскую зиму они ненавидят за два нехороших свойства: внезапный приход и лютость - поставил бес "точку".
