– Откуда мне знать? – делано удивился он. – Я там больше пятнадцати лет не был. Вон, у Нельсона спроси.

В переходе пронзительно зазвенел колокольчик. Через несколько секунд звук раздавался уже по всему переходу: такая тут была система оповещения.

– Караван! Караван с «Кукол» пришел! – радостно прокричал кто-то.

Мужчина открыл глаза.

Это был именно мужчина, рубеж в тридцать восемь лет был перейден несколько месяцев назад. Пожалуй, в новом мире это был солидный возраст.

Пора на покой, папаша? Нет, не пора. Еще рановато думать об этом.

– Караван! Караван с «Кукол»! – кто-то продолжал вопить.

– Знал бы ты, каких сил мне стоило заснуть, ты бы сейчас так не орал… – проворчал мужчина, пытаясь прийти в себя после короткого сна.

Получалось не очень. Он потер мозолистой ладонью трехдневную щетину, почесал давно не мытую голову и перевернулся на спину. Посмотрел на флакон с болеутоляющими таблетками. Инструкция утверждала, что налегать на них не стоит. Но долбаная мигрень, последний год мучавшая все чаще и сильнее, раз за разом убеждала в обратном.

А неожиданное ночное пробуждение было достаточной причиной, чтобы боль в очередной раз вцепилась когтями в виски и затылок Нельсона.

Ну, в принципе, понятно, почему караваны приходят ночью. Днем на поверхность соваться глупо по одной причине – сожрут практически наверняка. А вот фон там и по ночам высокий, хотя, казалось бы, почему? Сбросили на сам город ровно одну бомбу, и ту на завод. Вот там действительно огромная воронка, море бетонной крошки и обугленные металлические конструкции, торчащие местами. Нельсон видел: при желании и через хороший бинокль все можно рассмотреть.

Ну и еще можно считать ту, что ухнула в Каму, близ Нижнекамской ГЭС. Этого Нель, разумеется, видеть не мог.

Об этом рассказывали жители одного из немногих жилых мест на ГЭС – перехода на «ДК Энергетик». Черт знает, как они сами об этом узнали.

Но говорят, что плотины ГЭС больше нет. Смыло. Как, скорее всего, и Елабугу и, возможно, Нижнекамск. Набережные Челны фронт прошедшей волны не задел, а вот то, что после взрыва там столб воды и грунта сделал, это вопрос другой… Правда, после двадцати лет упадка тех разрушений и не заметно сейчас, наверное, все слилось в общую разруху.

В любом случае, связи с теми городами нет. А даже если и есть, кто о ней расскажет? Хранить будут, как самые главные тайны хранят.

Все сами за себя. Города-государства площадью в сто-двести квадратных метров и населением от семи до двадцати десятков человек. Как селедки в бочке, на самом деле.

И, несмотря на это, грызутся, плетут интриги. Даже империи сформировать успели: Конфедерация, Халифат, Коммунрай, бандиты еще. Поделились по принципу «кто сумел отобрать власть у военных», у которых хоть и было оружие, но не было приказов. А кто такой военный без приказа? Такой же гражданский.

Конфедерация – это там, где военные удержали власть. Ну, или, по крайней мере, не потеряли ее полностью. Держали они под собой пять переходов: «Домостроителей», «Театр кукол», «Молодежную», «Райисполком» и «Тридцатый».

Халифат и Коммунрай – другие «сверхдержавы». Халифат подмял три перехода на Московском проспекте. Коммунрай – два на Мира. Правда, внешняя политика у этих двух государств значительно отличалась: если Коммунрай сохранял строгий нейтралитет со всеми другими переходами, то Халифат наоборот – умудрялся воевать со всеми, но при этом расти и процветать.

Короче, все как в довоенные времена. Но масштаб поменялся капитально, это да. Интересно было бы подсчитать, во сколько раз…

Хотя черт с ним.

Нельсон широко и протяжно зевнул. Появился соблазн повернуться на другой бок и попытаться все-таки уснуть. Он закрыл глаза, и как обычно перед моментом перехода яви в сон появилось ощущение, будто схватил его и ожесточенно трясет.

Он тут же открыл глаза и мотнул головой, сгоняя с себя сон. Не, к черту, незачем лениться на самом деле. Работать надо. Кто работает, тот есть. Кто не работает, тоже ест, только мало и невкусно.

Ну, эта истина действует, по крайней мере, сейчас, в отличие от довоенного времени.

Снова широко зевнув, он все же сел на старый матрас, лежащий прямо на полу. Поправил свитер, вздувшийся на животе пузырем: в переходе сыро, холодно, чтобы не простудиться, приходилось тепло одеваться.

Все равно, болели все. Ладно, хоть не тем, что можно было подхватить наверху. Хотя таким редко болеют. Потому что очень быстро сгорают, как свечки: неделя – и нет человека. Ушел.

Мародер снова готов был окунуться в неприятные воспоминания.

– Нель? – спросил Илья из-за двери, привлекая внимание мужчины. – Ты проснулся?

Ну, естественно, он же сам себе дверей открыть не может.

Нельсон дрожащими руками взял со стола флакон, рванул вверх крышку и отправил две таблетки в рот. Проглотил, вернул упаковку на место, после чего встал с матраса, открыл дверь и тут же отошел.

Его друг-инвалид закатился внутрь и, не утруждая себя приветствиями, произнес:

– В общем, что я хотел сказать. Поучаствуешь в педагогическом процессе?

Лицо Нельсона скривилось в недовольной мине. Не то чтобы он не любил детей… Он вообще предпочитал не общаться с людьми, а разговорчивый инвалид полностью удовлетворял потребность мародера в человеческом обществе.

– И что там нужно? Спектакль поставить? Или сценку? – хриплым со сна голосом спросил он.

– Не. Про поверхность им рассказать. Про то, что жить там невозможно, и про остальное.

– Дети, бомбы – это плохо, если видите где-то большую красную кнопку, то ни за что не нажимайте на нее?

– Приблизительно в том же духе. Расспрашивали меня сегодня про Войну… Слушай, а я вот задумался. На самом деле кто победил-то?

– С детьми много общался и сам в детство впал, Илья. Сам же прекрасно знаешь, что в таких войнах победителей не ищут. Или ты ждешь, что прилетят вертолеты с американцами под звуки их гимна, постреляют всех мутантов и начнут нефть добывать?

– Ну, вот планы на эвакуацию и остальное?

– В том-то и дело, что если бы это было просто ядерное оружие, то страна бы справилась. Не смогло бы оно уничтожить человечество. Пусть разрушены мегаполисы, но деревни приняли бы выживших. – Нельсон вздохнул, он совсем не любил много говорить. – Да, повышение количества раковых больных, мертворожденных детей. Да, ухудшение качества жизни в целом. Можно сказать: откат в семнадцатый век, заводов-то нет больше, воронки вместо них. Но не критично.

А вот то, что использовали в этой Войне, оказалось страшнее. Вирус. Или много вирусов.

Вирус, вообще, это такая штука, которая очень быстро мутирует. Взять тот же грипп: каждая эпидемия вызывалась новым штаммом. За один только двадцатый век было три эпидемии и пять пандемий. И это только грипп типа А.

Помножить скорость мутации на такой мощный мутаген, как радиация, и что мы получаем?

А получаем мы то, что на поверхности теперь находиться нельзя, причем вообще никак. Не только из-за высокого фона.

Вирус встраивается в геном пораженного организма и размножается с репликацией ДНК клетки. То есть они самым прямым способом влияют на геном.

Интересно, а ученые сами-то возможность этого предусматривали? Что в итоге из-за их открытий на поверхности такие зверюги появятся – хоть стой, хоть падай?

Это была всего лишь гипотеза, принадлежавшая мародеру. Однако она ему казалась ничем не хуже теорий о том, что мутанты наверху – это специально выращенные суперсолдаты или животные с другой планеты. А то и вообще «перезапуск» эволюции, начиная с менее продвинутых существ, чем человек. Эдакий «бэк-ап», как сказали бы программисты.

– Человек – это такая зараза… – произнес Илья. – Сам подумай, сколько лет уже тут, а живем.

– Человек – это не зараза. Да и не живем. Вот, сам представь, из всего нашего города выжило тысяч пять, это в лучшем случае. Пропорция понятна?