И вот однажды ее постигла традиционная для промоутеров участь: ей отказались платить. Сумма была не большая, но и не маленькая, несколько тысяч рублей. Агентство было то самое, где я когда-то пробовал работать супервайзером. Заведовала им отвратительного вида свинообразная девушка лет 25, со страшностью которой могла конкурировать только ее жадность. Сказать по правде мысль идти с ней ругаться мне не нравилась совершенно.

Я как раз грустно обдумывал свои коллекторские действия, когда ко мне во двор зашел П. - что-то обсудить по поводу своей Оли, которая отмечала месяц в женском СИЗО на Елизавете. После того, как П. вышел из тюрьмы, изменился он сильно. Чуть раздался в плечах, покрылся немыслимым количеством наколок на видимых частях тела, причем преобладали свастики и символика СС. Лицо его утратило всяческие намеки на детство, и приобрело устойчивую печать мест не столь отдаленных. Речь, и ранее состоявшая из мата, после полугода с малолетками в камере стала очень яркой и образной, а бугристый лысый череп приобрел несколько заметных шрамов. Одеваться он стал гораздо лучше чем раньше, и теперь камуфлу и нашивкам предпочитал черный бомбер, когда-то голубые джинсы и не первой молодости тяжелые ботинки. С рук не сходили шрамы на костяшках, а движения приобрели характерную резкость. Тюрьма удивительным образом в целом пошла на пользу П., сделав из него именно того, кем он хотел быть — скинхеда-пехотинца.

Обсудив с П. положение дел с Олей, я вдруг понял, для чего мне сегодня пригодится П. И отправились мы с ним в рекламное агентство, выручать Любочкины деньги.

Под дверью в большом офисном здании была длинная очередь из подростков, желавших трудоустроиться. Девочки страшно хотели понравиться, мальчики — казаться старше, чтобы их взяли, а П., угрюмо окинув взглядом сборище, метко плюнул в плакат с рекламой, и неторопливо продолжил рассказываемую им историю: «Ну, и вот, бля. Откинулся я в октябре, и со справкой к директору школы — возьмите в 11 класс, бляди!!! А она мне сучка — иди, типа, откуда пришел. Спалю этот ебаный гадюшник а ей брюхо вспорю, и похуй что сяду — в доме тоже люди живут.». Вокруг нас народу стало сразу гораздо меньше, и как-то так вышло что в очереди мы сразу стали первые.

Когда мы зашли вместе, директор агентства даже не стала на нас смотреть, автоматически приняв нас за очередных соискателей до промоутерства. Но тут я напомнил ей про долг, и как загорелись ее поросячьи глазки! Мгновенно преобразившись из мирной свиньи в дикую, она буквально поперла на меня с многочисленными обоснованиями того, как она не будет платить, когда я сделал ей предложение от которого она не смогла отказаться.

— Или будут деньги, или я уйду, а ОН — останется.

П. в эту секунду понял свою значимость, и так как справедливо считал что он мне обязан, как умел вступил в диалог на моей стороне.

— Значит так, сука бля! Я сначала тебя вскрою, потом говно твое в окно вышвырну (а из угла печально смотрела оргтехника и промоматериал), потом тебя, а потом, сука, за это сяду, и мне похуй, бля, потому что девочка моя на тюрьме надолго еще!!! Вызывай мусоров, сука!!! Вызывай, блядина!!! — Последние слова П. буквально орал, распаляя себя классическим образом, каковой блатные называют «попер буром».

Чуть осадив П., я ласково сказал директорше, ставшей светло-серого цвета и уменьшавшейся в размерах ровно в четыре раза, несколько слов. Женский коллектив рекламного агентства и три с половиной пидороватых юноши и вовсе растеклись по стенам.

— Ну и вот. Денежки, или я отсюда ухожу. — К сожалению, на имиджбордах еще не была сказана фраза «я просто оставлю это здесь», но именно она наилучшим образом характеризовала содеянное.

Деньги нашлись сразу же. Директоршу нисколько не смутило ни то, что у меня другая фамилия, чем у Любочки, ни то, что я нигде за них не расписался — нашла и отдала сию же секунду. Самое интересное, что после этого к Любочке прониклись величайшим почтением, и еще очень долго, даже когда Любочка уже работала в прокуратуре Железнодорожного района, ей звонили из того агентства, и очень, очень ласково просили ее принять участие в очередной акции на самых выгодных условиях.

* * *

П. в итоге так ничего хорошего и не добился. Ведя себя подобным образом очень скоро он сел на свои два года, когда вышел активно занялся скиновской деятельностью и сел еще раз. Из-за времени, проведенного за решеткой, он не заметил как мир изменился — за те два года что он сидел УБОП по сути покончил с теми скинхедами, к которым П. себя причислял. Которые собирались открыто, «на прикиде», с нашивками и выбритой головой. То, что стало для бригад новой формации — замаскированных и смертоносных, нормой — неброская одежда, спорт, оружие и способность исчезать и появляться в новом месте, координируясь по Интернету; для П. было признаком слабости, так как они скрывали свои взгляды и не демонстрировали их публично. Так со временем П. стал реликтовым скинхедом, выглядящим как с картинки, известному всему району и всем сотрудникам милиции. Разумеется это исключало любую возможность для осуществления профильной деятельности, а для новой формации П. уже больше был похож на городского сумасшедшего, чем на «основу», к которой татуированный «узник совести» П. любил себя причислять. Для П. скинхеды были больше субкультурой, а для новой формации — формой организованной преступности. Из-за ярко выраженного «палева» многие стали видеть в нем и провокатора, хотя насколько я могу судить скорее всего это не соответствовало действительности. Не сложилось у него и с образованием, и с работой. Так и пропал он куда-то, а последнее что я о нем слышал, были жалобы его отца, который мне периодически звонил по старой памяти и просил «повлиять на сына».

3. Кто они

Так и представляю тебя, читатель, в некотором замешательстве после того, как были прочитаны первые две истории. Действительно, нормальному человеку странно понять то, что было описано: жестокость без конца, начала, всяческой логики и смысла. «Неужели они все. такие? А есть ли что-то другое в этом?».

Я специально начал повествование не с рассуждений и оценок, как бы давая возможность самостоятельно сделать выводы и задать себе некоторые вопросы. Теперь же самое время написать то, что должно было стать вступлением или первым очерком. То есть то, о чем и о ком эта книга. Написанное ниже значительно скучнее веселых историй и баек, но совершенно необходимо для понимания некоторых вещей и закономерностей в нашем повествовании.

* * *

В наших краях все началось примерно в конце 80-х годов в Свердловске, когда первые «красно-коричневые» обозначили свое присутствие в информационном пространстве. «Память» и то, что пришло ей на смену в 90-е годы, примерно на 10 лет определили предпосылки для того, о чем идет речь. Из самых ярких городских легенд, описывавшей мнение обывателей той поры, конечно же заслуживает упоминания легенда о рабочих Уралмаша. Согласно преданию, когда появились первые панки со свастиками\фашисты\РНЕшники, рабочие собрались после смены, и так вломили тем, которые были со свастиками, что они на всю жизнь забыли о том, что это такое и полностью исправились.

Где-то в вариативном пространстве такое и могло произойти. А вот в реальности Уралмаш являлся лучшей кузницей кадров как для одной из крупнейших славянских ОПГ в России — «уралмашевских», ныне ОПС «Уралмаш»; так и для РНЕ первого созыва и примерно в это же время — для зарождающегося уральского околофутбола, название первой «фирмы» которого «Steel Monsters» писалось не через «s», а через «зиг». Фашистами при этом мало кто себя считал, но уралмашевский кодекс представлений о чести и справедливости был абсолютно точно направлен в эту самую сторону. Более того, за фашизм и правда могли побить, да и побили бы — в честь памяти дедов, что не мешало на деле выступать в совершенно здоровом консервативном русле. Типичным представителем этого типа мышления является уроженец этих самых мест Евгений Ройзман, который фашистом по очевидным причинам являться не может никак, но его позиция по поводу цыган, таджиков, иммигрантов и наркотиков делает его весьма уважаемым человеком среди националистов, и не только среди них. Собственно говоря фашистов у нас в городе практически никогда и не было — тому что было в действительности есть гораздо более точные названия.