Драка подошла к концу. Виктор подошел к светловолосой девочке и обнял сзади за плечи, потеревшись щекой о волосы. Та прогнула спинку, а вокруг них образовалось почтительное пустое пространство. Они были давними любовниками, что не было секретом ни для кого.
А. перехватил только один тяжелый взгляд: смуглого парня в желтой клетчатой рубашке и темно-синем «лонсдейле». «Семен злится», — отметил про себя А. Семен входил в тот самый основной и легендарный состав бригады — сын русского и чеченки, с детства он вырос ненавидимый и русскими, и кавказцами. Чтобы не быть похожим на врага, он всегда брился строго под ноль, а стиль одежды предпочитал околофутбольный. Злобой и жестокостью он выбил себе место в основе, и был одним из тех, на кого А. надеялся как на себя. Слабым местом Семена были только девушки: от южных народов он унаследовал любвеобильность в сочетании с ревнивостью. Сильной же чертой была фанатичная вера в лидера и преданность тому, что для себя он считал своим. Тем, чем для чеченцев являлись единоверцы и соплеменники, для Семена стала бригада.
* * *
Читатель наверное ждет по законам жанра завершения этой главы в традиционнопоучительном духе: как все описанные выше персонажи спились, погибли или хотя бы оказались за решеткой.
Из основного состава бригады серьезно не спалился вообще никто. В разные годы двое получили судимости за мелкие преступления, причем условные — а серьезно А. и его люди в принципе не попали под пресс правоохранительных структур. Окружение и молодежка успели обновиться несколько раз, в 2005 году посадки носили вообще массовый характер, а вокруг А. и его людей словно был очерчен заговоренный круг.
Я не раз задумывался на тему того, как так вышло.
Во-первых, они полностью отошли от субкультурного формата акций, когда насилие носило спонтанный и случайный характер наспех собранным составом. Все их действия были продуманы заранее, и ходили они на акции как на работу — строго отделяя их от пьянок и прочего непотребства. Акционировали хаотично, по разным районам города. Очень часто акции сопровождались глубокой разведкой — жила бригада именно с изъятого у цыган и розничных торговцев. Материальная составляющая еще и прикрывала идеологическую: разбои и грабежи в рамках акций терялись среди массы общеуголовных преступлений.
Во-вторых нечеловеческая интуиция А. в наибольшей степени проявлялась в перфекционизме и внимании к мелочам. Если тот же Виктор порой генерировал полезные идеи и был хорошим тактиком, то А. - прирожденным командиром, который продумывал и видел буквально все. Начиная от внешнего вида бойцов и заканчивая методикой беспа-левного ухода с места со специальным человеком, выносящим с места оружие. Это же внимание к мелочам проявило себя и в кадровом вопросе: из основы так никто никого и не сдал, не проболтался и не спалился в посторонней ситуации. Про них ходили легенды, но. многочисленные осведомители милиции не могли связать их с конкретными преступлениями: среди тех, кто владел конкретикой, информация оставалась строго в узком кругу. Еще нужно сказать о том, насколько технически совершенными были их действия: идеально сработанная группа оставляла жертвам, порой даже вооруженным, минимум шансов. Трезво оценивая например себя — со всем арсеналом и навыками самое лучшее, на что бы мог рассчитывать против таких — хоть кого-то с собой на тот свет прихватить. Отбиться от скоординированных действий группы практически нереально, если нападение уже началось. То, что практически не было осечек, значило, что не было и потери контроля над ситуацией и форс-мажоров. Бригада действовала с четкостью и неотвратимостью хорошей мясорубки: то, что в нее попадало, практически гарантировано превращалось в фарш.
В-третьих, и прекратил их деятельность А. своевременно. Когда кольцо стало сжиматься, они просто пропали — кто в армию, кто просто отошел от дел. При этом связи внутри бригады сохранились по сей день — несмотря на то, что все выросли и давно не совершают преступления, во всех жизненных сложностях по-прежнему работает взаимовыручка.
Мне всегда казались забавными рассуждения о выживании во время наступления Большого Пиздеца, но думается мне что шансы выжить в этом раскладе у наших героев в разы больше, чем у любителей заготовки тушенки и макарон.
Что же касается роли этой бригады в генезисе правых банд — они стали первенцами той формации, на которой спустя несколько лет расцветет кровавый цветок «Фольк-сштурма». История этих людей провела жирную черту между молодежной субкультурой и организованной преступностью — именно с них началось то, что со временем получит черты террористических формирований.
По некоторым прикидкам, за несколько лет их деятельности результатом стали несколько десятков убийств, без счета — тяжких телесных, грабежей и разбоев. Большая часть совершенных преступлений осталась латентной, остальное либо стало висяками, либо было вменено в заслуги кому-то из тех, кому не повезло и они прилипли. Сложно сказать, можно ли такой итог назвать хэппи-эндом, но совершенно точно это пример совершенно эталонной безнаказанности.
Как нетрудно догадаться, безнаказанность породила еще больший беспредел. Но об этом обязательно расскажу в другой раз.
8. Предел
Если бы кто-то спросил, с каким местом связан образ Екатеринбурга — многие, не сомневаясь, сказали бы: «Уралмаш». То, к чему мы привыкли и что сделало дух этого города таким какой он есть, это совсем не гламурный центр, похожий на любой другой мегаполис. Пятиэтажные сталинки центральных улиц рабочих окраин, панельная застройка вокруг огромных промзон, дальше — бараки, вот что такое город Свердловск, ставший Екатеринбургом. Уралмаш, Эльмаш, Химмаш. Промышленные районы стали символом города; и футбольная команда навсегда останется ФК «Уралмаш», несмотря на официальное название «Урал», и топовая околофутбольная фирма носит гордое имя ICF — Industrial City Firm. Тут же зародилась в девяностые и одиозная «уралмашевская группировка». Мрачные рабочие окраины воспитали определенную жесткую породу людей, словно сделанных на этих заводах из легированной стали.
М. родился и вырос в сердце Уралмаша в нормальной семье из этих мест: отец из ОПС «Уралмаш», мать служащая, квартира в престижном заводском доме на улице Машиностроителей, когда-то полученная бабушкой и дедушкой на заводе. Рос М. невысоким полным мальчиком, самым обыкновенным для своего района. Драки во дворе, прогулы, приводы в милицию. От сверстников он отличался только большим упорством — так попав в юном возрасте в секцию карате он не бросил единоборства как большинство детей, а так и ходил с семи лет до призыва в армию. В подростковом возрасте М. страшно раздался в ширину, и к шестнадцати годам имел вес порядка девяноста пяти килограммов при росте менее метра семидесяти. Видом он более всего напоминал свинью, вставшую на задние лапки, и в шестнадцать выглядел лет на двадцать пять. Полное отсутствие шеи и глубоко посаженные глаза дополняли портрет парня, к 11 классу ставшему призером России по одному из видов контактных единоборств.
Характеру М. были свойственны две черты: любовь к разгульным пьяным безобразиям в сочетании с изрядным житейским прагматизмом. Первая характеристика постоянно обеспечивала ему культурный досуг в виде бесконечных драк, а вторая уберегала его от посадки и серьезных пиздюлей. Пиздюли несерьезные М. получал регулярно, как правило по пьяни, и относил их к неприятностям типа комариных укусов. Хорошо помню время, как с периодичностью раз в две недели ровно мне звонил тогда еще несовершеннолетний М. и радовал тем, что опять пробил Кировское РУВД — по территориальной принадлежности широко известного в узких кругах праворадикального кабака. В Кировском меня как правило ждала знакомая картина: крохотный кабинет инспекторов ПДН, ровно половину которого занимала похмельная туша. Как правило к этому моменту М. имел довольно приветливый и общительный вид, шутил и общался с инспекторами. Те были чрезвычайно рады расставанию с тяжеловесной деточкой, которая впрочем скоро от культурного досуга в ПДН перешла на новый уровень — к ночным пьянкам с операми Кировского.
